Секрет исчезающей картины

– Чтобы сделать копию? – Ну да! Хотя… Черт, что-то тут не стыкуется. И впрямь непонятно… А может, ее взяли на анализ, так сказать? – На какой анализ? – не поняла Степанида. – Ну, Степка, сейчас ведь техника уже на грани фантастики. Допустим, картину взяли, чтобы снять все параметры: сделать спектральный анализ, всякие просвечивания там… – Но для чего? – Чтобы изготовить гениальную подделку и продать как оригинал! Или все-таки впоследствии подменить… Степанида задумалась. – Я, конечно, в таких вещах мало соображаю, – начала она немного погодя, – но эта версия мне больше нравится. Но кто это мог сделать? – Вот умница, смотришь в корень. Это мог сделать только человек, близкий к дому, имеющий доступ, так сказать… У них там замки сложные? – Да! Две двери и куча замков. Но у соседки есть ключи запасные. – А что за соседка? – Я ее знаю, очень хорошая женщина… – Откуда ты ее знаешь? – От Аськи, давно уже… Она мать тети-Татиной подруги, артистки Пивоваровой. Я к ней иногда захожу, она больная… Я за квартиру плачу, в аптеку иногда бегаю… – Понятно. Только это ничего не значит, что она хорошая. А у дочки ее любые дружки могут быть. Интересно, очень интересно… А еще у кого-нибудь есть ключи? – Натка говорит, что нету. – Да, чувствую, придется тут голову поломать… – Валер, погоди ломать голову, может, Натке просто все померещилось. Она знаешь, как расстроилась из-за мамы… – Так-то оно так, но если б ей померещилось что-нибудь другое, а то пустая стенка ей померещилась, да? – А может, ей приснилось, что картину уперли? – И она приняла сон за явь? – Такое бывает, я знаю! С Матильдой было! И со мной тоже… Мне приснилось, что я письмо от папки получила, так ясненько-ясненько я видела, что оно лежит в прихожей на тумбочке, а потом гляжу – нет, я даже у Матильды спросила, а она только глазами хлопает, не было никакого письма. А это мне во сне приснилось! – Вот это больше похоже на правду. Да, точно… скорее всего, именно так и было. Тем более девчонка осталась одна, картина очень ценная, она подсознательно боится, что ее упрут… Да, Степка, боюсь, что все мои теоретические выкладки гроша ломаного не стоят и Натке твоей это просто приснилось. А жаль, дельце могло бы оказаться интересным. Ну что, может, в воскресенье увидимся, а? – Запросто! – Тогда я тебе завтра вечером позвоню. Договорились? – Договорились. Пока! После Валерки позвонила тетя Липа. – Степушка, здравствуй! – Здрасьте, тетя Липа. – Степушка, хочу тебя обрадовать. Мне нынче Пивочка звонила. Они с ее мамой просто в восторге от тебя. Такая, говорят, славная, услужливая, расторопная, умненькая… Степаниде было жутко приятно это слышать. – Они мне тоже понравились, – ответила она. – Спасибо вам, тетя Липочка. – Не за что. Я рада, что все довольны. И им хорошо, и тебе тоже. Ну как ты там одна, не голодаешь? – Да что вы! Мне тут Матильда наготовила… И вообще, я ж не маленькая. – Да большая, большая, от горшка два вершка! – засмеялась тетя Липа. – Все вы нынче невесть какие самостоятельные чуть не с пеленок. Ну, если вдруг возникнут какие-то трудности, звони, не стесняйся. – Спасибо. Обязательно. «Сколько все-таки хороших людей, – подумала Степанида. – Хотя и дряни всякой тоже хватает, куда денешься». Глава V ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ВИЗИТУ Прошло несколько дней. Степанида каждый день бегала к Юлии Арсеньевне, и они подружились. Девочка с нетерпением ждала, когда можно будет пойти туда, и с не меньшим нетерпением ждала ее Юлия Арсеньевна. Натку Истомину Степанида видела только в школе. Она всякий раз спрашивала, как здоровье Наткиной мамы. Та отвечала, что немного лучше. А про картину Сислея они больше не говорили. Да и что говорить, если все в порядке? Но вот однажды вечером дома у Степаниды раздался телефонный звонок. – Степа, послушай! – узнала она Наткин голос. – Я не знаю, как мне быть… – Натка, что стряслось? – Понимаешь, я звоню Алке, а ее нет дома, тогда я решила тебе позвонить, ты говорила, что… Степанида почувствовала, что Натка страшно взволнована. – Степочка, мне сейчас позвонил один папин знакомый и попросил разрешения привести к нам одного иностранца, француза, чтобы показать ему картину! Я не знаю, что мне делать. – А что ты ему сказала? – Пока ничего… То есть я сказала, что должна спросить разрешения у мамы… – А твоя мама этого человека знает? – Знает, конечно. – Но тогда… Может быть, она разрешит. – Она-то, скорее всего, разрешит, но ведь она ничего не знает про тот случай… – Натка, но мы же вроде пришли к выводу, что ничего не было? – Степ, но я же не сумасшедшая. – Значит, все-таки картинка пропадала? – Значит, пропадала… – Тогда сделай так – скажи этому дядьке, что мама тебе не позволила никого приводить в квартиру в ее отсутствие. А кстати, он знает, что твоя мама в больнице? – Знает, да. – А на фиг тому французу вашу картину смотреть? Чего ему так приспичило? – Ну, он, кажется, какой-то специалист по импрессионистам, а тут неизвестная картина Сислея… – А откуда же он про нее узнал? От этого дядьки, который тебе звонил? – Наверное. Откуда же еще? – Что-то мне это не нравится. Знаешь что, Натка, а у тебя из взрослых никого нет, с кем ты могла бы посоветоваться, кроме мамы, чтобы ее не волновать? – Нет, никого… – А вообще-то, Натка, думаю, ничего опасного тут нет! – Почему ты так думаешь? – Но ведь он к тебе открыто обратился с просьбой, и если бы что-то случилось, вы бы все сразу на него подумали… Он тебе не велел держать ваш разговор в тайне, никому про него не говорить? – Нет. – Вот видишь! Смело спроси у мамы разрешения, ничего не говоря про тот случай, и если она разрешит, то… – А если нет? – Знаешь, чтобы не мучиться, просто скажи ему, что мама не разрешила. И все дела. Мол, когда она выйдет из больницы или когда папа твой приедет, пожалуйста, а пока ты одна, она не разрешает. И все дела! – Ты думаешь? – А чего тут думать? Это же проще всего. – А если мама узнает, что я ему наврала? – Думаешь, он побежит к ней в больницу на тебя доносить? С какой стати? И потом, никто же, кроме нас, не знает, что с этой картиной что-то было… Нет, Натка, тут все чисто. И маму не стоит по таким пустякам беспокоить. Да это же только нормально, если мама не хочет, чтобы к ее дочке являлись какие-то неизвестные французы. – Да, кажется, ты права, Степка. Мне такой выход очень нравится. Честно говоря, мне как-то страшновато было бы… – Тем более. Но мне все же интересно, что он тебе на это скажет? – А какое это имеет значение? – Ну, если скажет – очень жаль, но ничего не поделаешь, это одно, а вот если начнет на тебя давить… – Тогда что? – Тогда… Тогда надо будет им поинтересоваться. А вообще-то он кто? Художник? – Ну вроде… Дизайнер. – А как его зовут? – Филипп Аркадьевич. – Он у вас в доме бывал? – Сколько раз! Степка, ты его уже в чем-то подозреваешь? Зря! – Почему? – Потому что, если бы у него были ключи, он мог бы спокойно привести хоть пять французов, когда я в школе или в больнице! – Нат, ну что ты городишь? Я ведь не сказала, что он тогда брал твою картинку! Он, скорее всего, к этому вообще отношения не имеет! Но просто… Осторожность в таком деле не помешает! Поняла? – Поняла. Значит, как я с ним поговорю, так перезвоню тебе, да? – Именно. Ты сама ему звонить будешь? – Да, но только завтра вечером, после больницы. – Отлично. Договорились. А фамилию этого Филиппа Аркадьевича ты знаешь? – Знаю. Пешнев. А тебе зачем? – Просто так, из любопытства. На следующий вечер Наташа позвонила снова.