Первые суткиДжеральд Браун двадцать пять лет колонизировал планеты и до сих пор оставался жив. Если ты четверть века скитаешься по неосвоенным мирам, космос кажется даже опаснее, чем в первый год. Но к опасностям просто привыкаешь. Как привыкаешь к холодной звёздной бесконечности космоса, как привыкаешь к нулевой гравитации, как привыкаешь постоянно чувствовать кожей утеплённую резиновую подкладку скафандра. И сны, в которых тебя пронзает титаническое жало созвездия Скорпиона или испепеляет солнечная радиация, тоже приходят всё реже.
Первые суткиДжеральд Браун двадцать пять лет колонизировал планеты и до сих пор оставался жив. Если ты четверть века скитаешься по неосвоенным мирам, космос кажется даже опаснее, чем в первый год. Но к опасностям просто привыкаешь. Как привыкаешь к холодной звёздной бесконечности космоса, как привыкаешь к нулевой гравитации, как привыкаешь постоянно чувствовать кожей утеплённую резиновую подкладку скафандра. И сны, в которых тебя пронзает титаническое жало созвездия Скорпиона или испепеляет солнечная радиация, тоже приходят всё реже.