Приговоренные к войне, стр. 73

И те многочисленные враги, с которыми они всё это время сражались, продираясь сквозь жернова Смерти к своей Ойкумене, оказались такими же обманутыми. Их всех неведомая силища забросила дальше, чем Край Земли – через бездну, через мрак и пустоту, – сюда, в несуществующий мир. В душе Павсаний боялся, что они уже давно бродят в Царствии Мёртвых, и что сами они уже давно мертвецы, просто не заметили, в одной из битв, что были убиты…

Хотя, откуда тогда всё та же боль и боевое неистовство?! Значит, всё-таки – живы! И не просто живы, а борются. Все те, кого забросили сюда обманом, вознамерились отомстить, для чего объединились. Разве уместно теперь вспоминать какие-то обиды прошлого, пусть даже незаслуженные?

Именно об этом подумал Павсаний вчера, когда Александр лично пришёл в его палатку и предложил возглавить всадников. Причём не одну из ил,* как прежде, а в ранге гиппиарха принять всю царскую конницу. Конечно же, Павсаний согласился, не раздумывая. Его рукопожатие и объятия были порывистыми и крепкими, как раньше, вот только взгляд с трудом пробивался сквозь взвесь горечи и пепла. Взгляд Александра также был полон сумрака, но зрачки горели с неуёмной бешеной силой, заряжая своей решимостью.

ГОРЕЛИ…

Всё это было, увы, вчера. И с того момента прошла целая Вечность! Из глубины начищенного до блеска металлического зеркальца на Павсания глядел старик. Осунувшееся почерневшее лицо, посеченное мелкими шрамами. Большой ожог на левой щеке. И белые, как снег, волосы.

Таким он стал за один быстротечный бой, в коем ему даже не довелось никого убить своими опытными, натренированными руками. Македонцам даже не позволили приблизиться, расстреливая издалека страшными прирученными молниями. Это оружие богов с первых минут сражения разломило фалангу на множество заживо горящих, неуправляемых кусков. А паника, вызванная страхом, что они наткнулись на злобных иноземных богов – довершила разгром.

Что он помнил из этого огненного кошмара? Смрад горящей плоти. Жуткие вопли заживо сгоравших фалангитов. Нестерпимый жар. И безумный рейд их конницы. Начался он, как всегда, атакой с правого фланга и… закончился, даже не достигнув боевых порядков врага. Первая же атака Павсания в ранге гиппиарха стала последней. Конница практически перестала существовать. Ему просто повезло, что молния – из первых, одиночных – ударила в лошадь! От жуткой боли животное мгновенно рухнуло, придавив наездника, забилось в конвульсиях. Пока Павсаний выбирался из-под неё, конная лава ускакала на сотню шагов. И вот тогда-то…

Грянул столь мощный слаженный залп небесных пехотинцев, что огонь накрыл всю атакующую конницу. Всадники закрутились живыми факелами. Горящие лошади катались по земле, сминая пылающих седоков. Конная лавина превратилась в громадный шевелящийся костёр, от которого во все стороны разлетались «искры» – обезумевшие лошади, скакавшие наобум из последних сил…

Тот огонь, что когда-то полз на фалангу во время боя с конной ордой, забрасывавшей их тысячами стрел, был жалким подобием огненного ужаса, что обрушили на фалангитов светлые!

Что он помнил ещё? Только липкий мрак и нестерпимую боль.

Куда исчез Александр?! Этого не знал никто. Очевидцев его гибели не было. Все, скакавшие рядом с ним, – сгорели заживо. Те, кто, обезумев, рвались прочь из конской лавы – не видели и не помнили ничего, кроме своего горевшего тела. Сгорел ли он вместе со всеми?! Скорее всего – да. Но…

Горят ли любимцы богов? Скорее всего – нет. А может, и вовсе – вся эта бойня случилась только для того, чтобы забрать ЕГО на заждавшееся небо? Вернуть в истинную небесную семью.

– Нет, командир… Глухо. Не пройти. Видать, хорошая бригада этот забор строила.

Виталий Сидоркин покачал головой. Встал и отошёл от лежавшего на топчане тела в светлой «мешковатой» униформе.

Подобный диагноз не радовал! Я внимательно смотрел на Виталия, пока не выдавил из себя банальность.

– Виталь, а может, стоит ещё разок попробовать? Когда отдохнёшь…

– Не стоит, Дымыч. Это не «зомби». Всё куда совершенней, чем простое кодирование на конечный результат. Здесь, я думаю, никто не вторгался в личность. Даже допускаю, что у них это категорически запрещено. Следовательно, это просто защитная психоконструкция. Своего рода энергетическая броня… против всякого рода взлома психики. А поскольку имеем дело с солдатом, то… Вывод прямо напрашивается. От нас это броня, Дымыч. И таких, как мы.

С недавних пор я верил Виталию. С того дня, когда узнал о той основной функции, которую он, рослый ленинградский парень, выполнял в спецкоманде «Вымпел». Отнюдь не ломовую. Хотя, конечно, ломать ему приходилось очень часто. Но не тела, а разумы… Служил он там своего рода паранормальным оружием. Если бы я был фанатом фантастической литературы жанра фэнтези, ей-богу, отнёс бы его к разряду боевых магов.

Большинство экстрасенсов того мрачного времени состояли на службе у КГБ, в красной империи иначе и быть не могло! Наверняка, из всех состоявших в штате «чудотворцев», этот человек числился в самом начале списка. В тот день я не просто узнал о его возможностях, но и убедился в их существовании лично…

Тем не менее, Виталий возился уже около получаса, а пленный так и не заговорил. Вообще-то он был с самого начала выставлен за пределы сознания, чтобы не мешал самому себе разговаривать. Однако, даже в этих условиях, светлый хранил условное молчание.

– Я его пока приведу в чувство. Может, чего сам брякнет?

– Валяй, – махнул я рукой обречённо, осознав уже, что такая блестящая операция, с привлечением Крома и его перволюдей, завершилась бесславным «ничем».

Пленный открыл глаза и моргал от непривычного света, когда за дверью раздался шум. И почти сразу, без стука, в нашу «комнату для доверительных бесед», чертыхаясь, ввалился Упырь. После того, как он узнал, что «язык» не проронил ни слова и даже диковинные методы взлома психики не дали никакого эффекта, под своды помещения взвились такие многоэтажные фразеологизмы, что мне показалось – стены не выдержат и раздвинутся!

– А чтоб его за хрен в девятнадцати местах с оттяжкой да в рассол! – это была самая безобидная фраза, так сказать «для упырьского дошкольного возраста».

– А хрен вам заместо погоняла! – прилетел достойный ответ.

Мы опешили. Данила Петрович и вовсе… остолбенел с открытым ртом.

Ведь это сказанул… пленный!

Его глаза уже цепко смотрели на нас, и в них не наблюдалось ни капли страха. Руки по-прежнему были связаны за спиной, поэтому предосторожности Виталия, взявшего в руки автомат, оказались излишними.

Немая сцена длилась, пока…

– Так ты что, сука, русский, что ли?! – не выдержал Упырь. – Что-то на манер власовцев, что ли?!

Его глаза начали наливаться тьмой, зримо обозначившей втягивающие внутрь воронки.

– Да, я рус! – и в глазах светлого заплясали искры огня, который я для себя определил не иначе, как… языческий. – Меня зовут Ильм. Я не знаю, о чём вы говорите. Кто такие власовцы? Последователи старца Власия, пытавшегося расколоть праведизм по принципу истинности «славянких истоков» и «пришлых»? Или же…

– Или же! – поспешил вмешаться я. – Или же!

«Во-во! – не удержался, поддакнул Антил. – Ты прав! Жэ! Самая что ни на есть полная ЖЭ!»

Глава четвертая

Поднимите мне веки!

«Если раздуть ещё теплящийся огонёк русского ведизма…» – вспомнилось Святополку.

И сразу же в нём зазвучал голос двухсотлетнего ведуна Белоглаза, разъяснявшего отроку рода Ветричей истоки древнего народа.

Попробовали. Раздули! И всколыхнуло планету – едва не сошла с орбиты. Особенно в тот знаковый момент, когда началась Война Полушарий. Нудные историки именовали её более буднично: Пятая Мировая.

В результате предыдущей тотальной войны, четвёртой, Соединённые Континенты Америки оказались изолированными в пределах Западного полушария. Это надолго затормозило их геополитические притязания. Целых пять столетий СКА приходилось сдерживать свои амбиции, будучи вынужденными развивать свою экономику, исходя из того, что есть. Без колоссальных притоков ресурсов извне, как привыкли неоглобалисты, монстр ворочался в пределах двух материков, болея внутренними болезнями. Сил тянуть свои хищные отросшие щупальца через океаны не хватало. Но всему приходит свой черёд, бесконечно длиться это состояние не могло, легендарный американский менталитет не умер, а лишь задремал на время…