Каникулы Уморушки, стр. 9

Глава пятнадцатая,

в которой Гаидзе протягивает нечистой силе руку помощи

«Эх Лопоухин, Лопоухин!.. А еще председатель сельсовета! Нет бы на месте самому во всем разобраться – он в милицию сразу звонить, Гаидзе ему подавай… Видишь ли, ему Кузюкин сказал: „В лесу бесы прячутся!“ Ну, сказал Кузюкин… А ты проверь сходи, удостоверься, раз председатель. Нет, сразу звонить!.. А тут мальчишка посреди степи замерзает, дорогу домой ищет – это как, товарищ Лопоухин? По-людски, а?» – Ираклий Георгиевич скосил глаза и посмотрел на лохматую голову чертенка, торчащую из мотоциклетной люльки. Голова жмурилась и сияла, а уши на ней, трепеща от ветра, издавали звук, похожий на шум вертолетных лопастей.

– Скоро приедем! – сказал Гаидзе пассажиру. – Еще километров десять осталось, и мы на месте!

– Что? – не расслышал бесенок. – Где?

– В Светлогорск, говорю, скоро приедем! – повторил Гаидзе, надвигая мотоциклетный шлем пониже на лоб. – Еще минут десять – и мы в отделении!

На этот раз Брыклин хорошо расслышал слова капитана.

– Я домой хочу! – закричал нарушитель спокойствия. – Меня бабушка ждет!

– Всех дома ждут, всем домой хочется, – спокойно ответил Ираклий Георгиевич. – А протокол составлять кто будет?

– Какой протокол? Не надо протокола! – испугавшись новой беды, свалившейся на его голову, завопил гуляка-чертенок.

Но милиционер был с ним категорически не согласен:

– Телефонограмма была? Была. В Башибузуках тишину нарушали? Нарушали. Автодорожные средства передвижения подвергали опасности? Подвергали. Неужто без протокола тебя отпустить? А газеты, радио, телевидение… Ты о них подумал?

И правда, о телевидении, радио и газетах Петя Брыклин еще не думал. Все мысли его сейчас были заняты одним: скорее домой!.. скорее в ванну!!! скорее смыть, содрать, очистить с себя эту дьявольскую шкуру, оторвать этот проклятый хвост и это свинячье рыльце, прилипшее намертво к родному носу, скорее переодеться, переобуться, сбросить с уставших ног ненавистные копыта, а руки освободить от скрюченных и острых, облипших грязью и выдранной из Петиной головы, шеи и щек серо-буро-малиновой шерстью, когтей.

– Домой хочу… – с бесовским упрямством повторил он своему спасителю. И вдруг тихо добавил, опуская взгляд на дно люльки: – Я больше не буду… никогда-никогда…

Удачливый ловец сбежавших бесенят не расслышал эти слова, но богатый милицейский опыт подсказал ему их смысл.

– Все так говорят: «Не буду!». А потом за старое берутся. Нет уж, составим протокол как полагается, а затем и домой покатим. Сам отвезу, слово мужчины!

Мотоцикл надсадно взревел, глуша клятву Ираклия Георгиевича, и быстро вскарабкался на крутой подъем Бисова Шляха. Там, с другой стороны огромного холма, лежал в долине сияющий электрическими огнями Светлогорск.

– На тебя, поди, розыск уже объявлен, – спросил скорее самого себя, чем Петю, Ираклий Георгиевич. И сам же ответил себе: – А, ладно, семь бед – один ответ!.. Отвезу тебя сразу домой.

– Спасибо… – На глаза Пети Брыклина снова навернулись слезинки. Но это были уже слезы радости. – Я больше никогда-никогда…

– Знаю, слыхали. Все так говорят. А мы без работы не сидим. – Гаидзе въехал в Светлогорск и, резко сбавив скорость, тихо покатил по ночным улочкам. – Завтра в десять ноль-ноль придешь с родителями в отделение. Понял?

– Понял… Только они в отъезде, а я с бабушкой живу. А она ни за что не поверит!

– У нас тоже не поверят. Но… такой порядок, понял? Запишем, что и как – пусть бумага лежит.

Мотоцикл почти неслышно вкатился во двор дома № 12 по улице Гоголя и остановился возле первого подъезда.

– Проводить? – участливо спросил Ираклий Георгиевич.

– Нет! Не надо! Я сам! – и Петя вылез из люльки.

– Спасибо. – Он пошатнулся на разбитых от долгого странствия копытах и стал прощаться: – До свидания, товарищ милиционер… Спасибо вам…

– Не стоит благодарности, всего доброго, путешественник! – Гаидзе протянул правую руку и аккуратно пожал Петину лапку. – До завтра!

И милиционер Гаидзе уехал. А Петя Брыклин побежал по лестнице на пятый этаж в свою родную квартиру. Он думал, что бабушка уже легла спать, так и не дождавшись его прихода, и очень опасался, как бы она спросонок не испугалась его вида. Если бы у него был ключ!.. Но спасительный ключ остался в гримерной в кармашке летней курточки. Петя робко нажал кнопку звонка и замер в тоскливом ожидании.

Разумеется, он ошибся: Виолетта Потаповна не спала. Обнаружив исчезновение драгоценного внука, она подняла на ноги половину города, а сейчас обзванивала по телефону вторую половину. Услышав переливчатые трели у входных дверей, она бросила телефонную трубку и ринулась в прихожую. По многолетней привычке в последнее мгновение она поглядела в дверной глазок и рука ее, готовая уже щелкнуть замком и распахнуть перед пришедшим дверь, застыла в воздухе. Там, за дверью, вытянув к самому глазку поросячье рыло, стояло одноухое чудовище с проеденной плешинами головой, но с густыми баками на щеках. Чудовище тянуло рыло к глазку и время от времени терло мохнатой лапкой заросшие мхом глазенки. В лапе чудовище держало связку воровских отмычек. [2]

Собрав всю свою волю в кулак, Виолетта Потаповна решительно произнесла:

– Убирайтесь немедленно вон! Или я вызову милицию! Вы слышали? Вон!

Чудовище судорожно всхлипнуло и сделало попытку возразить. Но горловые спазмы не дали незваному гостю вымолвить и слова. Впрочем, в словах уже не было надобности. В нервном всхлипе чудовища Виолетта Потаповна распознала родимые Петичкины нотки.

– Внучек! Внучек вернулся!.. – всхлипнула она ответно и распахнула дверь.

Поцокивая по деревянному паркету копытцами, чудище ринулось в ванную комнату.

– Петечка!.. Где ты был?.. – успела выкрикнуть вслед косматой комете Виолетта Потаповна. Но ответа не дождалась.

Комета, вильнув перед бабушкиным носом ужасным хвостом, скрылась в ванной.

Глава шестнадцатая,

в которой Виолетта Потаповна убеждается в том, что того, что было, не было

Виолетта Потаповна хотела шмыгнуть вслед за внуком в ванную, но не успела: Петя с бесовской ловкостью сумел закрыть дверь перед самым ее носом.

– Петенька… Открой… Расскажи, что случилось…

Но из ванной кроме ворчания водопроводной системы и всхлипываний чертенка ничего не доносилось. И вдруг Виолетта Потаповна услышала в ванной голоса: один – Петечкин, а другой – какой-то незнакомой девочки.

– Ты зачем от нас удрал? – спросила девочка, и в ее голосе явственно прозвучали милицейские нотки. – Не удрал бы, и все тогда кончилось бы хорошо, Сам виноват!

– Че виноват!.. Че виноват!.. – заплакал в ответ Петя. – Я просил вас меня заколдовывать?!

– У ребенка бред!.. – ахнула Виолетта Потаповна. – Он заговаривается! Заговаривается на разные голоса! Его нервная система не выдержала какого-то жуткого стресса!

Она с яростью стала дергать за ручку дверь ванной. Дверь не открылась, но голоса за ней притихли.

И тогда Виолетта Потаповна подумала: «А может быть, это у меня галлюцинации? И этот хвост, и этот голос девочки, и эти ее слова… Необходимо взять себя в руки и все выяснить!»

Она быстро прошла на кухню, налила полный стакан холодной воды и выпила.

– Ну вот… А теперь главное – не нервничать…

Виолетта Потаповна снова подошла к ванной комнате, прислушалась и, не услышав ничего подозрительного, постучала костяшкой согнутого указательного пальца в дверь.

– Ну че? – раздался в ответ недовольный голос внука.

– Петя… Ты должен сказать мне правду… Что у тебя СЗАДИ?

– Ничего.

– Это неправда, Петя! Я видела… Это… хвост?

– Нет у меня ничего! Нет! Нет! И не было!

– Хорошо-хорошо, не волнуйся… Скажи, Петечка, ты один там в ванной? Или еще кто-то есть? – Виолетта Потаповна сделала героическое усилие и попыталась выжать из себя улыбку. Ей удалось это сделать, хотя проще было бы для получения такой улыбки лизнуть лимон. – Ведь я слышала голос!