Каникулы Уморушки, стр. 26

– Раз такое дело – едем, – согласился Петр Васильевич. – Старость нужно уважать, – и, кивнув на старого лешака, сказал жене строго: – Калина Калиныч постарше нас будет, так что не спорь больше.

– А я и не спорю, это ты шумишь, – сказала бабушка. – А по мне что ж: езжайте… Я ведь за Маришку тоже, ой как волнуюсь. Езжайте, Бог с вами!

Калина Калиныч сердито крякнул, но промолчал.

И дедушки поехали.

Петр Васильевич знал, что Маришка находится на попечении у его друга детства и юности. Поэтому, приехав в Светлогорск, он и Калина Калиныч сразу же отправились на квартиру Гвоздикова.

– Вот придем сейчас на Большую Собачью улицу, – радовался Петр Васильевич, широко шагая по потресковшемуся тротуару, – отыщем одиннадцатый дом, подымемся в двадцать третью квартиру, а там…

– Уморушка! – подхватил Калина Калиныч.

– Маришка! – добавил Петр Васильевич.

– Гвоздиков! – закончил список Калина Калиныч.

– Тут же они, конечно, чай поставят греть, варенье какое-никакое из шкапа вынут… – мечтал Петр Васильевич, перепрыгивая через росточки тополей, пробившихся сквозь асфальт.

– Да и мы не с пустыми руками заявимся, – поддержал его мысль Калина Калиныч. – Видал, сколько гостинцев у нас? Ну-ка, помогай тащить!

И он передал Петру Васильевичу одну из тех двух корзинок, что внезапно оказались в его руках.

Так с мечтами и надеждами пришагали дедушки на Большую Собачью улицу, разыскали одиннадцатый дом, поднялись на нужный этаж и… вскоре убедились, что в двадцать третьей квартире никого нет.

– Может быть, погулять пошли? – высказал предположение Петр Васильевич.

– Может быть, может быть… – рассеянно повторил Калина Калиныч и, напрягая что было силы свой чудодейственный слух, прислушался.

Где-то далеко-далеко он услышал биение трех дорогих ему сердец: Уморушки, Маришки и Ивана Ивановича.

– Живы… – сказал он Петру Васильевичу. – Только уж очень далеко они гулять забрались. Еле услышал бедолаг…

Дедушки вышли на улицу и стали советоваться, как быть дальше.

– Перенести их сюда – дело рискованное: уж очень расстояние большое, да и проводов нынче всяких кругом – уйма. Самим перенестись – тоже не лучшая придумка. В нашем возрасте летать – только людей смешить…

Калина Калиныч присел на лавочку возле подъезда и стал сосредоточенно думать. Чтобы не мешать ему, Петр Васильевич тихо примостился рядом, поставив корзинку с гостинцами себе на колени. Но вскоре их сосредоточенное молчание нарушил неизвестный мальчишка лет десяти-одиннадцати. Влетев сначала в подъезд, он через минуту вылетел обратно на улицу и, увидев двух старичков, греющихся на солнышке, обратился к ним сразу с двумя вопросами:

– Извините, вы тут случайно двух девочек и одного мальчишку не видели? А кота полосатого?

Петр Васильевич развел руками: нет, не видели! А Калина Калиныч вдруг заинтересовался:

– Каких это ты девчонок ищешь, вьюноша? Уж не Маришку ли с Уморушкой?

– Их! – обрадовался Петя Брыклин (Это был, конечно, он.) – А еще Костьку и Иван Иваныча.

– Про Гвоздикова ты не спрашивал, – внес поправку Калина Калиныч. – Ты о коте полосатом интересовался.

– А… Да… – замялся Брыклин и покраснел, как рак.

Почуяв неладное, старый лешак строго спросил:

– А ну-ка, мил-друг, выкладывай, в чем дело? Не стесняйся – тут все свои.

– Я – дедушка Маришки, – представился Петр Васильевич.

– А я – Уморушки, – представился Калина Калиныч. – Говори, не бойся.

– А я и не боюсь, мне уже теперь все равно… – И Петя рассказал дедушкам все, что он знал.

– Я думал, они уже вернулись из Москвы, а их еще нет… – добавил он, окончив свой рассказ.

– И может быть, не будет! – с горечью воскликнул Калина Калиныч и резко поднялся со скамейки. – Едем, Петр Васильевич! Едем в Москву!

И дедушки помчались на вокзал, забыв у подъезда свои корзины с гостинцами.

– Я с вами! – крикнул им вслед Петя Брыклин. – Я только предупрежу бабушку! Я мигом!

И он побежал говорить бабушке о необходимости отправиться срочно в туристический поход. Потом, примчавшись на вокзал, он отыскал в толпе пассажиров Петра Васильевича и Калину Калиныча, уже успевших купить билеты, и сказал им:

– Спасите Костьку! Это я во всем виноват, мне и страдать! А он… пусть он живет, пожалуйста!

– Потом в этой каше разберемся: кто виноват, а кто нет, – сухо отозвался Калина Калиныч. – А пока веди нас лучше к нашему вагону.

Отправление через час, – сказал Петр Васильевич. – Но давайте все-таки пройдем на платформу.

Петя послушно повел стариков к тому перрону, где обычно останавливались московские поезда.

– Сейчас из Москвы прибудет, а потом на Москву подадут, – объяснил он Калине Калинычу и Петру Васильевичу. – Московские, как часы ходят, без опоздания!

И точно: через десять минут прибыл состав из столицы. Толпы встречающих перемешались с толпой приехавших. Старый леший, его приятель и Петя Брыклин оказались в самом центре людского водоворота.

– Да чтоб я Муромскую Чащу еще когда покинул!.. Да чтоб я в город на жительство перебрался!.. Да разрази меня гром!.. – ругался Калина Калиныч, вертясь, как щепка, в воронке этого водоворота.

И вдруг на сотом витке он увидел Уморушку. А рядом с ней Маришку. А еще темноволосого мальчика в голубой рубашке и большого серого кота, шарахающегося от тележек носильщиков, сотен человеческих ног и десятков увесистых чемоданов.

– Вернулись! Они вернулись! – прокричал громовым голосом Калина Калиныч и, взмыв вверх, единым прыжком оказался рядом с любимой внучкой, которую тут же не замедлил заключить в горячие объятия.

Эпилог

Вот и подошла к концу наша история… Догадливый читатель уже, наверное, понял, что в ней все закончилось хорошо (а как же иначе, если она так похожа на сказку?). Первым делом, конечно же, Калина Калиныч расколдовал старого учителя: для этого он отвел Ивана Ивановича в сторонку – подальше отчужих любопытных глаз – и прошептал: «Анды-шаланды-баланды…»

– Благодарю, – сказал Гвоздиков, принимая прежний вид. – Я никогда не забуду оказанной вами любезности, дорогой Калина Калиныч!

– Охотно верю… – смущаясь, ответил старый лешак.

Потом, вернувшись на прежнее место, они вместе со всеми стали думать: что же теперь делать с Петей Брыклиным и Альтером Эго.

– Соединять их в одного человека – решительно отказываюсь! – заявил Калина Калиныч сразу. – Убивцем не был и не буду. Да и Петюшу никто не неволил – сам от второго «я» отказался.

– А я и не прошу его возвращать, – сказал Брыклин обиженно. – Мне и второго Альтера Эго достаточно. Где Костьке жить теперь – вот вопрос!

– Мы с Уморушкой можем его с собой взять. В Муромской Чаще место ему найдется. – Калина Калиныч помолчал и добавил: – Он ведь тоже, если подумать, вроде нечистой силы.

– Человек я! – не согласился с ним Альтер Эго. – Самый обыкновенный человек! Я полярником стать хочу!

– Придется мне его к себе брать, – вмешался в разговор Иван Иванович. – Годы мои, конечно, не те, но еще одного мальчишку, глядишь, на ноги и поставлю. Пойдешь ко мне во внуки, Константин? – обратился Гвоздиков к Альтеру Эго.

– Пойду, – согласился тот.

Но Брыклин вдруг заупрямился.

– Вот еще! Что мне Костька – чужой? И бабушке моей не чужой – она в нем души не чает!

– Но он же не Костя, – напомнила ему Маришка. – Настоящий Травкин в Костроме живет, и Виолетта Потаповна скоро об этом узнает.

– Пусть узнает, а Костьку не отдам… – хмуро проговорил Брыклин. – Раз отделился – что поделать: пусть отделенным живет, вроде брата.

– Родители твои скоро вернутся? – спросил Петю Иван Иванович. – Без них мы этот вопрос не решим.

– Через две недели, – Брыклин поднял голову и посмотрел на старого учителя. – Вот вы, Иван Иванович… Хотели же его во внуки взять? А моя бабушка, думаете, откажется? Ни за что не откажется!