Пуля-Квант, стр. 46

— Что это?! — прошептал я.

Навернулись слезы. Я положил ладони на лицо, мед­ленно провел по паутине мелких порезов. Вот почему они так на меня смотрели! Вот почему никого не удивил мой рассказ о монолитовцах-синхронах. Я стал похож на Вивисектора — теперь не только внутренне, но и внешне! Ведь есть морфология, а есть внутренняя фи­зиология, и одно связано с другим…

— Да что же это такое?! — Вместе с испугом во мне пробудилась злость, я помимо воли оскалился.

Лесник приподнял голову, мутным взглядом посмо­трел на меня и упал лицом на еловые лапы. Никита все пытался прицелиться, но Химик держался за ствол. Я отступил на шаг.

— Стой, — сказал Пригоршня. — Не шуми. Давай поговорим.

Я отошел еще немного.

— Стой!.. — Химик поднял руку. — Я могу тебе объяснить.

Нет. Не нужны мне ваши объяснения. И сочувствие с жалостью мне не нужно. Вы все здесь мерзавцы. По­жалели лаборанта, не стали пугать, что я в тварь пре­вращаюсь… А на самом деле как новый артефакт к Ян­тарю потащили — сам в лагерь приду, решили за ме­ня. А вот хрен вам! Пошли вы все! Я вам не отмычка, чтоб мимо аномалий проводить! Курортник — сволочь, и Химик — не меньшая! Никита — на его простодуш­ном лице было замешательство, — о тебе-то я иначе думал… А Лабус? Он тоже отводил взгляд, отмалчи­вался…

Я продолжал пятиться. Химик отпустил ствол авто­мата, Пригоршня медленно повернулся, наводя на меня оружие.

Лесник, вновь оторвав голову от лапника, прохрипел:

— Не дури, пацан…

Никита упер приклад в плечо. Я вскинул руки, рас­топырив пальцы, потянулся к алой напряженной ауре. Пальцы сжались, будто схватили невидимые вожжи, — пси-нити свернулись восьмеркой, сталкер поперхнулся, колени у него подкосились, ствол автомата прыгнул вверх. Я потянул вожжи на себя и резко разжал паль­цы… Пригоршня вскрикнул и упал на колени, наклонил­ся вперед, упершись стволом в землю, чтоб не упасть.

У меня горело лицо, кожа бугрилась, я чувствовал вздувшиеся на животе шрамы — будто змея ползала под курткой.

Все они предатели, все пятеро. Использовали меня…

— Я ухожу.

Химик оставался в прежней позе, только руку поло­жил на крышку контейнера с артефактами.

— Не нужно, Химик, — сказал я. — Не успеешь.

Сталкер медленно убрал руку.

Я набросил на голову капюшон. Все, вы мне больше не нужны. Дойду до Янтаря один, а вы доберетесь туда сами и Лесника дотащите.

Никита с усилием выпрямился. Я повернулся к ним спиной и нырнул под ветку ели. Сзади донеслось:

— Пригоршня, стой! Пусть идет…

Обогнув куст орешника, я перепрыгнул яму с талой водой, перешагнул через вылезший из земли корень и поспешил в сторону Янтаря.

Глава 18

ЯНТАРЬ

Злоба и ненависть душили меня. Янтарь… А почему туда? Зачем? Вспомнить что-то очень важное. Но с чего я взял, что там вспомню?

Ремень ружья зацепился за ветку, приклад бухнул о дерево, и я остановился. Впереди поросль, усыпанная ржавыми волосами… подойдет. Я снял ружье, взявшись за стволы, размахнулся и швырнул в аномалию. Ору­жие утонуло в бурой массе, всколыхнув бледно-голубую волну, будто подожгли тополиный пух. Тогда я стянул рюкзак и, держа его за лямку, шагнул вперед. Но в по­следний момент передумал бросать в аномалию — со­рвал узел, перевернул и вытряхнул содержимое на зем­лю. Раскидав барахло ногой, отыскал пластиковый ци­линдр, полный желеобразной светящейся массы. Поднял. Вот она, «пуля-квант». В голове светящимися линиями вспыхнула схема зарядника, электрические це­пи устройства смыкались в массивном коробе. Нужно набрать простой код на панели, сдвинуть фиксатор крышки в виде флажка, бокс раскроется, обнажив два отделения…

Я подбросил контейнер, поймал за сплюснутый ко­нец — легкий. Прикинул размер первого отделения… Да, никаких сомнений, контейнер войдет в нишу прием­ника на коробе. Второе отделение задраено свинцовым стеклом. И зачем оно надо… Будто при пуске ГСК кто-то будет наблюдать за процессом, стоя перед установ­кой. Даже помешанный на успехе предприятия Григоро­вич не стал бы этого делать. Вполне возможно, спектр излучения желеобразной массы как-то влияет на про­цессы в ГСК. Направляет скрученную в пучок энергию в тело установки. Да, точно! Не зря руководитель сек­тора обозвал ГСК зарядником. Сплюснутый кончик — я пригляделся — имеет слабый выступ, зацеп, по схе­ме его захватит пластина, которая при включении уста­новки раскалится до нескольких тысяч градусов. Под действием температуры узкая полоска пластика раста­ет, содержимое контейнера перетечет во вторую каме­ру и… А дальше я не знаю. А может, не помню?

Я сунул «пулю-квант» во внутренний, из огнеупор­ной ткани карман куртки и окинул взглядом лес.

Скоро все выяснится. Курортник говорил, что оста­лось спуститься в ложбину, где сохранились хилые по­стройки молочной фермы, а там до лагеря рукой подать. Я видел ферму раньше, с холма — Григорович отрядил меня туда в сопровождении патруля военсталов в пер­вый же день после моего прибытия. На возвышенности было зарыто какое-то оборудование, людей не хватало, эвакуация шла полным ходом, вот меня и отправили. Ферма — одно название. Каркасы двух коровников с прогнившими стенами и провалившейся крышей да ме­таллическая конструкция с остатками какого-то агрега­та и бункером наверху. Может, силос там мешали или еще что, не знаю. От коровников к подножию холма бе­жала бетонка. Ветер и солнце выбелили плиты дорож­ного полотна, стыков не видно. Издалека кажется, что дорога белой лентой стелется под холмом и убегает в лес. Почему сорняки не смогли взломать бетон, про­биться на поверхность за такое длительное время?.. Ес­ли подняться на холм, то с вершины откроется пологая равнина, окаймленная хвойным лесом. В низине озеро, вокруг которого лагерь ученых.

Я пошел по опушке, оставив ферму слева. Спустил­ся в ложбину, откуда предстояло взобраться по круто­му склону. До подножия метров триста открытого про­странства; я остановился, рассматривая коровники и бетонку. И понял, что дорога покрыта слоем жгучего пуха, вот почему не видно растений на стыках. От по­строек тянуло озоном, все вокруг пропиталось ано­мальной энергией. Я припомнил разговоры про иони­зированные облака, аномальные области, где детектор бессилен, где могут разрядиться вмиг и отключиться любые источники питания. Или, наоборот, взорваться и сгореть от резкого скачка напряжения. Может быть, оборудование на вершине холма как раз и предназна­чалось для мониторинга аномального излучения в ни­зине.

«Пуля» в кармане заметно нагрелась, сквозь под­кладку просачивалось тепло, будто грелку к груди прило­жили. Нужно скорее добраться до склона. Присутствия мутантов и людей я не ощущал, а может, в ионизиро­ванном облаке мои способности не работали. Я, присев поддеревом, выждал минуту, выдохнул и побежал к под­ножию, поросшему кустарником. Дальше, на склоне, деревья. Какие? Я никак не мог понять. Наверное, ано­мальная область изменила их облик. Стволы прямые, как у сибирской лиственницы, толстые, на растопырен­ных ветках ни хвои, ни листочков. Растут плотно, пере­межаясь с кустарником в человеческий рост.

Из коровников донесся вой, низкий звук перерос в пронзительный визг, я чуть не упал, взмахнув руками, пытаясь зажать уши. Визг резко оборвался, до меня до­летел слабый хохот. Полтергейст. Я побежал дальше. Запах озона улетучился, я выскочил из аномального об­лака, выставив перед собой локти, с треском вломился в кусты. Тонкие прутики хлестнули по костюму, сорва­ли с головы капюшон, царапнули уши. Я выскочил на пятачок перед деревьями и повалился на спину. В гру­ди пекло. Рванув клапан кармана, выудил горячий ци­линдр — желе внутри будто затвердело, сменило цвет на темно-синий. Пальцы свело судорогой. Пластик на­грелся до такой температуры, что на коже появились волдыри. «Пуля» упала на пожухлые стебли травы, за­пахло горелым. Сердце бухало в груди, я никак не мог отдышаться.