Задверье, стр. 62
Маркиз не отводил глаз от Охотника, и арбалет даже не шелохнулся.
– Хотелось бы знать. Но Ислингтон – в конце этой Улицы-Вниз, он же затеял эту грязную игру. А между нами и Ислингтоном – лабиринт и Зверь. Возьми копье, Ричард. – И опять перешел на сардоническое «вы»: – Прошу, Охотник, после вас.
Ричард подобрал копье, а потом неловко оперся на него, как на посох, и кое-как встал на ноги.
– Ты хочешь взять ее с собой? – недоуменно спросил он.
– А ты бы предпочел иметь ее за спиной? – сухо ответил вопросом на вопрос маркиз.
– Ты мог бы ее убить, – сказал Ричард.
– И убью, если другого выбора не будет, – отозвался маркиз, – но я терпеть не могу устранять что-либо до того, как это станет строго необходимо. И вообще смерть – это ведь раз и навсегда, не так ли?
– Разве? – в свою очередь ответил вопросом на вопрос Ричард.
– Как повернется, – пожал плечами маркиз де Карабас. И они пошли вниз.
Глава шестнадцатая
Много часов они шли в полном молчании. Все вниз и вниз по спиралью уходящей в темноту каменной дороге. Ричарда все еще донимала боль. И не только физическая. Хромая, он переживал странное смятение ума и тела: саднило сознание поражения и предательства, того, что он едва не лишился жизни от поцелуя Ламии, а на это накладывались боль от нанесенных мистером Вандермаром увечий и испытание на доске в начале пути – от всего этого он чувствовал себя полной развалиной. А еше – и от этого становилось только хуже – он был уверен, что все испытания предыдущего дня бледнели, превращаясь в нечто малое и незначительное по сравнению с тем, что выпало на долю маркиза. Поэтому он молчал.
Маркиз молчал потому, что от каждого произнесенного слова болело горло. Он был только рад дать ему отдохнуть и зарасти и сосредоточился на Охотнике. Ему ли не знать, что, стоит ему расслабиться хоть на мгновение, она тут же это поймет и тогда или сбежит, или набросится на них. Поэтому он молчал.
Охотник шла чуть впереди. Она тоже молчала.
Некоторое время спустя они достигли дна колодца, конца Улицы-Вниз, которая упиралась в возведенные из гигантских неотесанных камней циклопические ворота.
«Эти ворота построили великаны», – подумал Ричард, в голове у него роились смутно вспоминаемые легенды о давно умерших королях мифического Лондона. Сказания о короле Бране и великанах Гоге и Магоге с руками толщиной в стволы дубов и отрубленными головами размером с холм.
Сам портал давно осыпался, петли проржавели, створки упали. Их обломки еще виднелись в илистой жиже под ногами или бесполезно свисали на ржавых петлях. Петли в длину были выше Ричарда.
Маркиз жестом приказал Охотнику остановиться.
– Ворота обозначают конец Улицы-Вниз, – сказал он, смочив языком пересохшие губы, – и начало лабиринта. За лабиринтом нас ожидает ангел Ислингтон. А в лабиринте – Зверь.
– Я все равно не понимаю… – начал Ричард. – Как это может быть Ислингтон? Я же в самом деле его видел. Он же ангел, в конце-то концов. Я хочу сказать… настоящий ангел.
Маркиз невесело улыбнулся.
– Когда в ангелах появляется гнильца, Ричард, они сгнивают насквозь, во всем, так сказать, идут до конца. Вспомни, ведь и Люцифер был ангелом.
Охотник устремила на Ричарда взгляд ореховых глаз.
– Место, где ты виделся с ангелом, одновременно и цитадель, и тюрьма Ислингтона. – Это были первые слова, которые она произнесла за много часов. – Он не может оттуда уйти.
Маркиз посмотрел на нее внимательно.
– Полагаю, лабиринт и Зверь существуют для того, чтобы отпугивать незваных гостей.
Она наклонила голову.
– Надо думать.
Ричард повернулся к маркизу:
– Почему ты вообще с ней разговариваешь? – Все его гнев, бессилие и разочарование выплеснулись в единый взрыв. – Почему она еще с нами? Она же нас предала! И постаралась заставить нас считать предателем тебя!
– А еще я спасла тебе жизнь, Ричард Мейхью, – негромко сказала Охотник. – Неоднократно. На Черномосту. У Зазора. На доске у лифта.
Встретившись с ней взглядом, Ричард отвел глаза.
Эхо донесло до них по туннелям какой-то звук: рокот, а может быть, рев. Волосы у Ричарда встали дыбом. Звук был далеко, и это было единственное, в чем он мог бы искать утешения. Он знал этот звук. Слышал его во сне. Такой издает не бык и не кабан. Так рычит лев. Так ревет дракон.
– Лабиринт – одно из древнейших мест Под-Лондона, – сказал маркиз. – Лабиринт существовал еще до того, как король Луд основал поселение на темзенской пустоши.
– Но Зверя тогда еще не было? – спросил Ричард.
– Тогда – нет.
Ричард помедлил, Отдаленный рев возобновился.
– Я… Мне кажется, я видел Зверя во сне.
– И что это был за сон? – спросил, подняв бровь, маркиз.
– Кошмарный.
Маркиз задумался, окинул быстрым взглядом ворота и сумрак за ними.
– Послушай, Ричард. Я иду туда и беру с собой Охотника. Но если хочешь подождать здесь… Никто не обвинит тебя в трусости.
Ричард покачал головой. Бывают времена, когда просто ничего не поделаешь.
– Я не отступлю. Только не сейчас. Они забрали д'Верь.
– Что ж, ладно, – сказал маркиз. – Пойдем?
Тонко очерченные карамельные губы Охотника сложились в презрительную ухмылку.
– Пойти туда отважится только безумец. Без талисмана от ангела вам ни за что не найти дорогу. Ни за что не пройти мимо кабана.
Запустив руку под одеяло-пончо, маркиз достал маленькую обсидиановую статуэтку, которую забрал из кабинета лорда Портико.
– Ты хочешь сказать, без вот такого? – спросил он.
И тут маркизу подумалось, что многое из того, что он пережил за последнюю неделю, ему с лихвой возместило выражение, возникшее сейчас на лице Охотника.
Пройдя через ворота, они вступили в лабиринт.
Руки у д'Вери были связаны за спиной, и следом за ней, положив одну огромную лапищу ей на плечо и подталкивая ее вперед, шел мистер Вандермар. Мистер Круп семенил впереди, высоко над головой держа обсидиановый талисман, который у нее отобрал, и нервно поглядывая из стороны в сторону – точь-в-точь напыщенный хорек, отправившийся разорять курятник.
Сам лабиринт являл собой чистейшее безумие. Он был построен из утраченных фрагментов Над-Лондона: закоулков и дорог, коридоров и канализационных каналов, которые за тысячелетия проваливались в щели, попадая в мир затерянных и забытых. Двое мужчин и девушка шли то по брусчатке, то по грязи, то по навозу (лошадиному и прочему), а то по гниющим деревянным настилам. И сам лабиринт как будто изменялся и мутировал: каждая дорожка ветвилась, петляла и вливалась в себя саму.
Мистер Круп чувствовал тягу талисмана и давал ему вести себя, как ему заблагорассудится. Они шли через день и через ночь, по освещенным газовыми рожками улицам, по переулкам со светом фонарей, по залитым светом тростниковых факелов проходам. Они свернули в крошечный проулок, когда-то бывший частью викторианского «наемного дома» (трущобный коктейль, смешанный в равных долях из джина и краж, двухпенсовой нищеты и трехпенсового секса), и тут услышали, как Зверь возится и фыркает где-то поблизости. А потом он взревел – низко и грозно. Мистер Круп немного помешкал, прежде чем поспешить вперед и вверх по небольшой деревянной лесенке, наверху которой он остановился, огляделся, прищурившись, и наконец повел их вниз по лестнице в какой-то каменный туннель, который некогда, во времена тамплиеров, вел под топями вокруг долговой тюрьмы Флит.
– Вам ведь страшно, правда? – спросила д'Верь. Он смерил ее злобным взглядом.
– Попридержите язык.
Она улыбнулась, хотя ей было совсем не весело.
– Вы боитесь, что, как бы ни сулил безопасность ваш талисман, он все равно не даст вам миновать Зверя. И что же вы планируете теперь? Похитить Ислингтона? Продать нас обоих тому, кто предложит большую сумму?
– Тихо, – велел мистер Вандермар.
Но мистер Круп только хмыкнул. И тогда д'Верь поняла, что ангел Ислингтон ей не друг.