Дым и зеркала, стр. 10

Троллев мост

Этот рассказ номинировался на Всемирную Премию Фэнтези 1994 года, хотя ее не получил. Он был написан для составленного Элен Дэтлоу и Терри Уиндлингом сборника «Белый как снег, красный как кровь», антологии вариаций детской сказки «Три грубых козла Билли» для взрослых. Если бы много лет спустя один из моих любимых писателей Джин

Вулф (мне только что пришло в голову, и он тоже спрятал рассказ в предисловии) не использовал название, я назвал бы его «Ловушка».

Большую часть железнодорожных путей разобрали в начале шестидесятых, когда мне было три или четыре года. Железную дорогу обкорнали. Это означало, что, кроме Лондона, уже больше никуда не поедешь, и городок, в котором я жил, превратился в последний на ветке.

Мое первое достоверное воспоминание: мне полтора года, мама в больнице рожает сестру, бабушка отводит меня на мост и поднимает повыше, чтобы я посмотрел на поезд внизу, который пыхтит и дымит, точно черный железный дракон.

Еще через несколько лет загнали на запасный путь последний паровоз, а с паровозами исчезла и сеть рельсов, соединявших поселок с поселком, городок с городком. Я не знал, что поезда скоро канут в Лету. К тому времени, когда мне исполнилось семь, они уже отошли в прошлое.

Мы жили в старом доме на окраине городка. Раскинувшиеся за ним поля стояли пустые под паром. Я обычно перелезал через забор и читал, лежа в тени чахлого куста, или, если меня тянуло к приключениям, исследовал местность вокруг пустой усадьбы по соседству. Там был зацветший и затянутый ряской декоративный пруд, а над ним — низкий деревянный мостик. В своих вылазках по садам и лесу я ни разу не встречал садовников или сторожей и в дом войти тоже не пытался. Это означало бы напрашиваться на неприятности, а кроме того, я свято верил, что во всех пустых старых домах водятся привидения.

Не в том дело, что я был доверчивым, просто верил во все темное и опасное. Частью моего мальчишеского кредо было, что ночь принадлежит призракам и ведьмам — голодным, взмахивающим широкими рукавами и одетым во все черное.

Обратное тоже было верным, утешительно верным: днем безопасно.

Ритуал: в последний день занятий я по дороге домой снимал ботинки и носки и, неся их в руках, шел, ступая по твердой каменистой тропинке розовыми и нежными пятками. Обувь во время летних каникул я надевал только по принуждению. Я упивался моей свободой, пока осенью снова не начиналась учеба.

Когда мне было семь, я обнаружил тропку в лесу. Стоял жаркий летний день, и я забрел далеко от дома.

Я обследовал окрестности. Шел мимо помещичьего дома с его слепыми, забранными ставнями окнами, через усадьбу, а потом через незнакомый лес. Сползя с крутого откоса, я оказался на неизвестной мне тенистой тропке, к которой вплотную подступили деревья. Немногие лучи, пробивавшиеся сквозь их кроны, окрасились зеленью и золотом, и я стал думать, что попал в сказочную страну.

Вдоль тропинки журчал ручеек, кишевший крохотными прозрачными козявками. Выловив несколько, я смотрел, как они дергаются и извиваются у меня в пальцах. Потом положил их назад в воду.

Я неспешно пошел по тропинке. Она была совершенно прямой и заросла невысокой травой. Время от времени я находил просто потрясающие камешки: пузырчатые, расплавленные кругляши, коричневые, пурпурные и черные. Если подержать такой на свет, увидишь все цвета радуги. Я был убежден, что они необычайно ценные, и набил ими себе карманы.

Так я и шел по тихому золотисто-зеленому коридору, и никто мне не встретился. Ни есть, ни пить мне не хотелось. Мне просто было интересно, куда ведет тропка. Она же шла точно по прямой и была совершенно ровной. Тропка ничуть не менялась, чего не скажешь про окружающее. Сначала я шел по дну оврага, и по обе стороны от меня почти отвесно поднимались травянистые откосы. Позже тропинка побежала по гребню, и, шагая по ней, я видел внизу кроны деревьев и изредка крыши далеких домов. Моя тропка оставалась прямой и ровной, и я шел по ней через холмы и долины, через долы и горы. Пока наконец в одной из долинок не вышел к мосту.

Он был построен из красного кирпича и высокой аркой залег над моей тропкой. По обе стороны от него в откосах были вырублены каменные ступени, а наверху этих лестниц имелись небольшие деревянные калитки.

Я удивился, увидев хоть какой-то признак людей на своей тропинке, которую уже с уверенностью стал считать естественным геологическим образованием (я недавно услышал про это в классе), как, например, вулкан. И скорее из чистого любопытства, чем по иной причине (ведь я же был уверен, что прошел многие сотни миль и очутиться мог где угодно), поднялся по ступеням и толкнул в калитку. И оказался на ничейной земле.

Верхняя часть моста была из засохшей глины. По обеим сторонам простирались луга. Нет, не совсем так: справа было пшеничное поле, слева просто росла трава. В засохшей глине виднелись отпечатки гусениц гигантского трактора. Чтобы удостовериться, я пересек мост: никаких топ-топ, мои босые ноги ступали беззвучно.

На много миль ничего: только поля, пшеница и деревья.

Подобрав один колосок, я вытряс сладкие зерна и, раздавив между пальцев, стал задумчиво жевать.

Тут я понял, что мне начинает хотеться есть, и спустился по лестнице на заброшенные рельсы. Пора было возвращаться домой. Я не заблудился, мне нужно было только пойти по моей тропинке назад.

Под мостом меня ждал тролль.

— Я тролль, — сказал он. Потом помедлил и добавил, точно ему пришло это в голову с запозданием: — Боль-соль-старый-тролль.

Он был огромным, макушкой доставал до свода арки. Он был почти прозрачным: мне были видны кирпичи и деревья за ним, смутно, но все же видны. Он был воплощением всех моих кошмаров. У него были огромные крепкие зубы и жуткие когти, а еще сильные волосатые руки. Волосы у него были длинные и косматые, как у маленьких пластмассовых кукол-голышей моей сестры, и глаза навыкате. Он был голый, и между ног у него из спутанных волос свисал длинный пенис.

— Я тебя слышал, Джек, — сказал он похожим на ветер голосом. — Я слышал, как ты топ-топал по моему мосту. А теперь я съем твою жизнь.

Мне было всего семь, но ведь стоял белый день, поэтому, насколько мне помнится, я не испугался. Детям легко иметь дело со сказочными существами: они прекрасно снаряжены, чтобы с ними договариваться.

— Не ешь меня, — сказал я троллю.

На мне была коричневая футболка в полоску и коричневые вельветовые штаны. Волосы у меня тоже были почти коричневые, а недавно выпал один зуб. Я учился свистеть в дырку, но еще едва-едва получалось.

— Я съем твою жизнь, Джек, — повторил тролль. Я посмотрел троллю прямо в лицо.

— Скоро по этой тропинке придет моя старшая сестра, — солгал я, — а она гораздо вкуснее меня. Лучше съешь ее.

Тролль потянул носом воздух и улыбнулся.

— Ты здесь совсем один, — сказал он. — На тропинке никого больше нет. Совсем никого. — Тут он наклонился и провел по мне пальцами: точно бабочки запорхали у моего лица, так прикасается слепой. Потом он понюхал пальцы и качнул головой. — У тебя нет старшей сестры. Только младшая, и сегодня она у своей подруги.

— И ты все это узнал по запаху? — изумленно спросил я.

— Тролли чуют запах радуг, тролли чуют запах звезд, — печально прошептало сказочное существо. — Тролли чуют запах твоих снов еще до того, как ты родился. Подойди поближе, и я съем твою жизнь.

— У меня в кармане драгоценные камни, — сказал я троллю. — Возьми их вместо меня. Смотри. — Я показал ему чудесные оплавленные камешки, которые нашел на тропинке.

— Шлак, — сказал он. — Выброшенные отходы паровозов. Для меня ценности не представляют.

Он широко открыл рот. Я увидел острые зубы. Изо рта у него пахло лиственным перегноем и обратной стороной всех на свете вещей.

— Есть. Хочу. Сейчас.

Мне казалось, он становится все плотнее, все реальнее; а мир снаружи тускнеет и блекнет.