Дети Ананси, стр. 57

Блестящие и черные, как осколки обсидиана, глаза смотрели на него не отрываясь. Они походили на черные дыры, не выдающие ничего, даже тени информации.

– Если ты убьешь меня, – сказал Паук, – я тебя прокляну. То есть на тебя перейдет мое проклятие.

А сам задумался, может, его и в самом деле кто-то проклял? Интересно, передается ли проклятие как зараза? Скорее всего да, а если нет, то, уж конечно, его можно разыграть.

– Я тебя убивать не стану. Нет, я оставлю это другому.

Она подняла руку, и вдруг оказалось, что на месте пальцев у нее когти хищной птицы, и этими когтями она провела ему по лицу, по груди. Разрывая кожу, острия проникли в плоть.

Боли Паук не почувствовал, хотя и знал, что она вскоре придет.

Алые капли выступили у него на груди, закапали со скулы и подбородка. Глаза щипало. Собственная кровь попала ему на губы. Он чувствовал ее вкус, ее металлический запах.

– Теперь, – произнесла она криком далеких птиц, – начнется твоя смерть.

– Мы разумные существа, – возразил Паук. – Позволь предложить тебе более разумный сценарий, от которого мы оба получим немалую выгоду. – Эти слова он произнес с обаятельной улыбкой. Произнес с убеждением.

– Ты слишком много говоришь. – Она покачала головой. – Хватит болтовни.

А потом запустила коготь ему в рот и резким движением вырвала язык.

– Ну вот, – сказала она, а потом как будто сжалилась, потому что коснулась почти нежно лица Паука, и добавила: – Спи.

Он уснул.

Приняв ванну, мама Рози появилась посвежевшая, оживленная и определенно сияющая.

– Перед тем как отвезти вас в Уильямстаун, можно наскоро показать вам дом? – спросил Грэхем Хорикс.

– Нам нужно возвращаться на корабль, но все равно спасибо, – ответила Рози, которая так и не смогла убедить себя, что ей так уж сильно хотелось принять ванну в доме Грэхема Хорикса.

А мама глянула на часы.

– У нас есть ровно полтора часа, – сказала она. – До гавани не больше пятнадцати минут. Будь любезнее с хозяином, Рози. Мы с радостью посмотрим ваш дом, мистер Хорикс.

Поэтому Грэхем Хорикс показал им гостиную, кабинет, библиотеку, комнату с широкоэкранным телевизором, столовую, кухню и бассейн. Затем открыл дверку в кухне, за которой мог бы скрываться чулан, но за которой оказалась лестница вниз, и проводил своих гостий по деревянным ступенькам в выложенный камнем винный погреб. Он показал им стойки с бутылками, большую часть которых приобрел вместе с домом. Он провел их в дальний конец винного погреба, в голую комнатку, где в стародавние времена, когда еще не придумали холодильники, держали мясо. В леднике всегда было прохладно, с потолка свисали тяжелые цепи, а пустые крюки в стенах показывали, где некогда хранились туши. Грэхем Хорикс вежливо придерживал дверь, пока обе женщины не зашли внутрь.

– Ох, – сказал он вдруг, – только сейчас сообразил. Выключатель-то в винном погребе. Минутку.

На этом он захлопнул дверь и заложил засовы. Потом не спеша выбрал со стойки запыленную бутылку «шабли премьер крю» 1995 года.

Бодрым шагом Грэхем Хорикс поднялся наверх и дал знать троим слугам, что отправляет их в недельный отпуск.

Когда он поднимался в свой кабинет, у него возникло странное ощущение, будто что-то беззвучно ступает за ним следом на мягких лапах, но когда он обернулся, то ничего не увидел. Странно, но от этого ощущения ему стало уютнее. Он нашел штопор, открыл бутылку и налил себе бокал бледно-золотистого вина. Отпил глоток и, хотя раньше никогда не любил красные вина, поймал себя на том, что ему хочется чего-нибудь потемнее и побогаче букетом. «Оно должно быть… – подумал Грэхем Хорикс. – Оно должно быть цвета крови».

Допивая второй бокал «шабли», он сообразил, что в своих злоключениях винит не того человека. Теперь он понял: Мэв Ливингстон – всего лишь жертва обмана. Нет, винить – бесспорно и несомненно – следовало Толстого Чарли. Если бы не его любопытство, не его преступное вторжение в компьютерную систему агентства, он, Грэхем Хорикс, сейчас не торчал бы на Сан Андреасе, не мучился бы в изгнании, как Наполеон на восхитительном, солнечном острове Эльба. Он не оказался бы в прискорбно затруднительном положении, когда в леднике для мяса у него заперты две женщины. «Будь здесь Толстый Чарли, – подумал он, – я бы горло ему зубами вырвал». Эта мысль потрясла его, но и возбудила. Да, с Грэхемом Хориксом шутки плохи.

Наступил вечер. Грэхем Хорикс стоял у окна, глядя, как «Приступ Писка» скользит к выходу из гавани, минует его дом на скале и уходит в закат. Интересно, когда на борту заметят, что двух пассажирок не хватает? Он даже помахал вслед лайнеру.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Как и во всяком отеле, в «Дельфине» имелся консьерж. Это был молодой человек в очках, который сейчас читал роман в бумажном перелете с розой и пистолетом на обложке.

– Я ищу одного человека, – обратился к нему Толстый Чарли. – Здесь, на острове.

– Кого?

– Женщину по имени Каллианна Хигглер. Приехала из Флориды. Она давний друг моей семьи.

Молодой человек задумчиво закрыл книгу, потом, прищурившись, посмотрел на Толстого Чарли. Когда такое проделывают в романах, герой неизменно становится опасным и настороженным, но в реальности вид у молодого человека стал такой, словно он борется со сном.

– Это вы мужчина с лимоном? – спросил он

– Что?

– Вы человек с лимоном?

– Да, наверное, я.

– Покажите-ка его, а?

– Мой лимон?

Молодой человек серьезно кивнул.

– Не могу. Он остался в номере.

– Но ведь вы и есть человек с лимоном?

– Вы в состоянии помочь мне найти миссис Хигглер? На острове вообще Хигглеры есть? У вас есть телефонная книга, которую я мог бы посмотреть? Я надеялся найти телефонную книгу в номере.

– Имя довольно распространенное, знаете ли, – сказал молодой человек. – Телефонная книга вам не поможет.

– И насколько же оно распространенное?

– Ну, – протянул молодой человек. – Например, я Бенджамин Хигглер. Вон ту девушку за стойкой портье зовут Эмерила Хигглер.

– А… Да. Уйма Хигглеров на острове. Понимаю.

– Она приехала на Музыкальный фестиваль?

– Что?

– Он уже неделю идет.

Консьерж протянул Толстому Чарли буклет, сообщавший, что на Музыкальном фестивале в Сан Андреасе даст сольный концерт Вилли Нельсон (отменено).

– Почему он отменил концерт?

– По той же причине, что и Гарт Брукс. Никто не поставил их в известность.

– Сомневаюсь, что она приехала на фестиваль. Но мне очень нужно ее разыскать. У нее есть кое-что, что мне жизненно необходимо. Послушайте, что бы вы сделали на моем месте?

Открыв ящик стола, Бенджамин Хигглер достал карту острова.

– Вы вот здесь, чуть к югу от Уильямстауна… – начал он, ткнув шариковой ручкой в карту.

От этой точки он начал рисовать план кампании Толстого Чарли: разделил остров на сегменты, которые под силу объехать за день на велосипеде, и крестиком пометил каждое питейное заведение и кафе. Каждую достопримечательность для туристов он обвел кружком.

Потом выдал Толстому Чарли напрокат велосипед.

И Толстый Чарли покатил на юг.

На острове имелись средства передачи информации, которых не ожидал увидеть Толстый Чарли, почему-то считавший кокосовые пальмы и сотовые телефоны взаимоисключающими. С кем бы он ни разговаривал: со стариками, игравшими в тени в дартс, с женщинами, у которых груди были как дыни, ягодицы как кресла и смех как у пересмешников, с серьезной молодой дамой в туристическом бюро, с бородатым растаманом в вязаной шапочке цветов ямайского флага и некоем предмете одежды, напоминавшем шерстяную мини-юбку, – все одинаково реагировали.

– Это вы человек с лимоном?

– Пожалуй, что так.

– Покажите нам его.

– Он остался в отеле. Послушайте, я пытаюсь найти Каллианну Хигглер. Ей около шестидесяти. Американка. Вечно ходит с большой кружкой кофе.