Книга царя Давида, стр. 13

— Хочешь понюхать? — предложил он. — Получено от наилучшего поставщика прямо из Египта, из города бога солнца Ра.

Я капнул из флакона на ладонь. В комнате сразу же повеяло лавандой и розовым маслом. Я вспомнил о десяти казнях, которыми Господь покарал египтян, и пожелал моему гостю хотя бы парочку из них. Он лее беззаботно продолжал болтовню, толкуя теперь, причем весьма занимательно, об искусстве приготовления соусов к салатам, о лодочных гонках по Нилу, о девяноста девяти способах соития и о том, кто древнее — Яхве или бог солнца Ра.

Неожиданно, как-то уж совсем по особенному заломив руки, Аменхотеп спросил:

— Почему это, Ефан, принцесса Мелхола вновь желает видеть тебя?

— О! А она и впрямь желает?

— Я пришел, чтобы позвать тебя.

— Остается только гадать, — сказал я, размышляя, на кого еще, кроме царя Соломона, работает главный евнух. — Впрочем, я историк. Мне гадать не пристало, мое дело — факты.

— Ты пробеседовал с принцессой почти целую ночь, Ефан. Значит, располагаешь не только догадками.

— То была сказочная ночь, мой господин. Раз в году бывает у нас в Израиле такая ночь, когда сам воздух пьянит, как вино. Скажем так: принцесса грезила, а мне выпала честь услышать эти грезы.

Аменхотеп отвернулся, теперь я видел профиль египтянина: косой лоб, острый нос.

— Мы, Ефан, оба чужаки в этом городе. Стало быть, мы уязвимы и оба нуждаемся в дружеской поддержке. Но ты способен любить и быть любимым, поэтому ты уязвимее меня.

Вот она, угроза, — Лилит.

— Хочу пояснить мою мысль, Ефан. Говорят, будто твой Бог создал человека по Своему образу и подобию. Однако из предусмотрительной осторожности Он не сделал человека вполне равным Себе. Люди смертны. Но человек хочет стать богоравным, стремится к вечной жизни, поэтому египетские фараоны повелевали бальзамировать себя после смерти и замуровывать в пирамидах вместе со слугами и всем необходимым для жизни. Ты же, Ефан, и другие представители твоего ремесла, вы своим словом даруете человеку бессмертие, даже через тысячелетия народы будут знать имена тех, о ком вы написали. В этом ваше могущество. Поэтому люди открывают вам свои сердца. Бот и эта старая женщина хочет напичкать тебя своими небылицами. Я же…

До конца Аменхотеп не договорил. Он поднялся и встал передо мной, стройный, изящный, утонченный — от макушки до подошв своих сандалий.

— С тех пор как мне раздавили мошонку, я не верю ни в какого бога, ни в Яхве, ни в Ра.

Сказав это, он ушел.

Царский гарем охватывал кольцами круглый зал, в центре которого тихонько журчал фонтан. Видимо, предусматривалось возможное расширение; по мере того как увеличивалось количество жен и наложниц Соломона, росли одно за другим и кольца пристроек. Со временем здесь просто не хватит воздуха, уже сейчас кисловатая смесь запаха пота и различных благовоний теснила грудь.

Аменхотеп ушел доложить принцессе Мелхоле о моем приходе и, судя по всему, не спешил назад. У меня возникло такое чувство, будто десятки испытующих взглядов следят за мною сквозь резные стены. Я принялся разглядывать цветную мозаику. В основном это были стилизованные изображения цветов, особой чувственности не возбуждавшие. Вдруг послышались легкие шаги, шелест тканей, и предо мною возникла дева с грудью такой же высокой, как у Лилит, и ягодицами тугими, словно дыни из долины Изреельской. Кончиком восхитительного язычка она облизнула алые губы, а большие глаза ее говорили красноречивее любого платного крючкотвора, который выступает пред царем Соломоном в Судный день; она поманила меня своим розовым пальчиком. Я шепнул:

— Не навлекай на себя беду, красавица. К тому же я отец семейства, да еще книжник.

Как раз в эту минуту возвратился Аменхотеп.

— Прочь отсюда! — рявкнул он. Девица задрожала от испуга и исчезла так же внезапно, как появилась.

— Что она говорила? — быстро спросил Аменхотеп.

— Ничего, — ответил я, — только поманила своим розовым пальчиком.

Евнух облегченно вздохнул. Знаю ли я ее? Я не знал, поэтому он объяснил:

— Это, Ефан, самая глупая женщина в Израиле. Ее зовут Ависага. В свое время ее выбрали, чтобы она лежала с царем Давидом и согревала его, потому что он был уже стар и слаб. Не секрет, что от ее пыла ничего царю не передалось, весь ее телесный жар остался при ней и жжет ее чрево. Однако никому не позволено потушить этот огонь, ибо она возлежала с царем Давидом, а значит, вошедший к ней заявит тем самым притязания на царство Давидово и его престол, на котором ныне восседает Соломон. Только Ависага никак не желает понять своего положения и обратила взоры на старшего брата Соломона принца Адонию, у которого без того полно неприятностей. Адония соблазнился ее прелестями и без конца шлет ей записки — то через обувщика, то через пирожника, то через прачку, то через золотаря, то через цирюльника, ей все равно через кого, мне же приходится перехватывать ее послания, и она знает, что я их перехватываю и что все это плохо кончится, однако продолжает свое дело, ну, не глупо ли?

Никому не дано постичь женское сердце, сказал я; Аменхотеп мрачно согласился и проводил меня в скромные покои с низенькими столиками, мягкими коврами и подушками, после чего вновь ушел.

ВТОРАЯ БЕСЕДА С ПРИНЦЕССОЙ МЕЛХОЛОЙ, СОСТОЯВШАЯСЯ В ПОКОЯХ ЦАРСКОГО ГАРЕМА И ЗАПИСАННАЯ ЕФАНОМ, СЫНОМ ГОШАЙИ

Вопрос: …Это вы придумали положить в постель деревянную статую вместо вашего мужа?

О т в е т: Да, Давид не ожидал, что мой отец, царь Саул, решится действовать. Давид уповал на Господа, который всегда покровительствовал ему, но Ионафан известил его о намерении Авенира…

Вопрос: И что тогда?

Ответ: …И тут воин, сразивший в уплату за меня сотни филистимлян, совершенно растерялся. Я обняла его, словно малого ребенка, принялась уговаривать: «Тебе надо бежать, муж мой, возлюбленный мой, ибо если не спасешь ты души твоей в эту ночь, то завтра будешь убит».

Вопрос: Неужели сам он не сделал заранее никаких приготовлений к бегству? О т в е т: Его мул стоял на царской конюшне, меч остался у оружейника, дома не нашлось в дорогу даже хлеба. Царские сыщики охраняли вход, поэтому я выпустила его через окно, а на кровать положила деревянную статую и укрыла ее. В о п р о с: А вы не боялись, что вместо Давида убьют вас?

Ответ: Утром, когда ищейки Авенира притащили меня к отцу, царю Саулу, я подумала, что так оно и будет. Ионафан стоял рядом с отцом, а тот кричал: «Зачем ты известил Давида, зачем предупредил его?» Ионафан ответил: «За что умерщвлять его? Что он сделал?» Тогда Саул разгневался еще больше и сказал Ионафану: «Ты сын негодный и непокорный! Разве я не знаю, что ты любишься с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей?» Тут мой отец бросил свое копье, но промахнулся, и Ионафан в великом гневе ушел от него. Тогда отец обратился ко мне и спросил: «Для чего ты обманула меня и отпустила врага моего, чтобы он убежал?» Я ответила, что Давид грозил убить меня, если я ему не помогу. Отец вскричал: «Вот позор царю! Все вы сговорились против меня, и никто не открыл ушам моим, что мой сын связался с изменником, и нет среди вас ни одного, кого я пожалею». Горечь была в словах отца и мука в его глазах. Он раскачивал головой, будто медведь, раненный стрелою в шею; его взгляд упал на пажа, который испуганно жался к двери; отец поманил его и спросил: «Ты чей?» Тот ответил: «Я — Фалтий, сын Лаиша из Таллина, и раб ваш». Фалтий косил одним глазом, зубы у него были кривые, и сам он весь как-то кособочился. Тут мой отец сказал: «Отдаю эту женщину Мелхолу, мою дочь, тебе в жены, чтобы она служила тебе». И Фалтий пал предо мною на колени и целовал мои ноги. До сих пор помню прикосновение его губ, горячих и дрожащих.

Здесь следует упомянуть некоторые не вполне ясные сведения о пророке Самуиле, собранные мной.

Во всяком случае, известно, — и принцесса Мелхола подтвердила это, — что Давид, спасаясь бегством от Саула, останавливался у Самуила в Раме. Однако никто не знает, что же именно произошло там и правда ли, будто парь Саул тоже побывал в этом храме, где на него якобы сошел Дух Божий, отчего «Саул снял одежды свои и пророчествовал перед Самуилом, и весь день тот и всю ту ночь лежал на земле неодетый».