Кремлевское дело, стр. 24
Нет в живых Щёлокова, Гусака. Нет в государственной казне и старинных золотых часов. Растащены антикварные предметы, произведения живописи, иконы и многие другие ценности из нашего национального достояния. Разворованы алмазы и бриллианты, испарился золотой и платиновый запас, прикарманены миллиарды в иностранной валюте.
Личная жизнь Рано Хабибовны
Всего четыре месяца проработала школьной учительницей педагог по специальности Рано Абдуллаева. Её увлекла комсомольская работа. Стала Рано первым секретарём ЦК ЛКСМ Узбекистана, затем – заместителем Председателя Совета Министров республики, потом – секретарём ЦК республиканской компартии. Защитила рано кандидатскую диссертацию на тему: «Деятельность комсомола Узбекистана в годы семилетки 1959-1965 гг.» Тему для докторской выбрала не менее сложную: «Руководство КПСС Советами в условиях развитого социализма». Стала доктором исторических наук. Из-под пера её вышли книги «Эстафета преобразований», «Юность моя – комсомол», «Руководство КПСС Советами в условиях развитого социализма». Член Верховного Совета СССР, Верховного Совета республики, делегат партийных съездов, увешанная правительственными наградами, она в составе комсомольских и партийных делегаций объехала весь мир. Подследственную просто распирало от важности собственной персоны и значимости её заслуг. «Я – единственная женщина – секретарь ЦК по идеологии, – твердила она на допросах, – меня сама Раиса Максимовна знает». Искренне возмущалась тем, что следствие к ней придирается, пытаясь выяснить, почему ремонт её коттеджа обошёлся государству в 36 тысяч рублей, каким образом удавалось её сыну менять, как перчатки, автомашины, как обеспечивались квартирами родственники и друзья. «Все так жили, не я одна»,– слышали в ответ следователи, и не было никакого сомнения в том, что говорится это с истинной партийной убеждённостью.
Из показаний Абдуллаевой 25 ноября 1987 г .:
«…На первоначальном этапе следствия по моему делу я занимала недостаточно искреннюю позицию в части получения от должностных лиц тех или иных материальных ценностей. На это у меня имелись свои причины, причём главная из них заключалась в том, что это затрагивало мою личную жизнь, затрагивало меня как женщину. Дело в том, что с 1967 г. по 1983 г. я находилась в интимных отношениях с первым секретарём ЦК КП Узбекистана Рашидовым, была его любовницей. Я любила его, и мне всегда казалось, что он отвечает мне теми же чувствами. Мы периодически встречались с ним у него дома, в г. Москве в гостинице. Последний раз подобная встреча с ним была у меня в сентябре 1983 г ., незадолго до его смерти. О наших близких с ним отношениях, хотя мы не афишировали по известным причинам свою связь, знали некоторые лица из актива республики, в частности, секретари ЦК, многие первые секретари обкомов партии. Соответственно, это определяло и их отношение ко мне как к близкому к Рашидову человеку, старались получше встретить, льстили, стремились как-то отличиться в моих глазах. Поэтому ряд должностных лиц и вручали мне деньги, ювелирные изделия, и многое из полученного я передавала самому Рашидову. Таким образом, многие противозаконные действия с моей стороны были связаны с Рашидовым, с нашими близкими с ним отношениями. Поэтому я прошу понять меня и как женщину, что мне было трудно перейти черту и рассказать о своих отношениях с Рашидовым и связанными с этими отношениями некоторых преступных фактах.
Сейчас я приняла твёрдое решение чистосердечно рассказать обо всём, ничего не скрывая, о чём и написала сегодня в явке с повинной, которую передала администрации следственного изолятора для следствия. Отныне я намерена последовательно и твёрдо вскрывать все негативные факты, которые происходили в моей жизни и в жизни республики, потому что мне небезразлично всё там происходящее. Своим правдивым рассказом я желаю внести свой вклад в дело борьбы с негативными явлениями, не скрывая и своих конкретных действий…»
Из показаний Абдуллаевой 27 ноября 1987 г .:
«…Айтмуратова Ережепа я знаю с того времени, когда в 1971 г. стала заместителем Председателя Совета Министров УзССР по культуре, а Айтмуратов в это время являлся Председателем Совета Министров Каракалпакской АССР. Между нами были ровные, деловые, хорошие отношения… В 1980 г. после одного из заседаний Совмина Айтмуратов зашёл ко мне в кабинет. В это время тяжело болел секретарь ЦК КП Узбекистана по сельскому хозяйству Ю. Курбанов, и многим было понятно, что он уже не поднимется. С Айтмуратовым мы говорили по служебным делам, потом онперевёлразговор на болезнь Курбанова, что хотел бы уехать из Каракалпакии. Хотя он прямо не сказал о своём желании занять место секретаря ЦК вместо Курбанова, но это было очевидно из существа разговора. Кроме того, я поняла, что это прелюдия и что за разговором последует дача взятки… Я ему прямо сказала, что поняла его и поговорю об этом с Рашидовым. Айтмуратов обрадовался, стал благодарить меня, после чего вынул из портфеля бумажный свёрток и вручил его мне… В свёртке был конверт с деньгами в сумме 5 000 руб. После пересчёта денег я всё вновь также завернула и решила отнести это Рашидову. Я была уверена, что Айтмуратов знал о моих интимных отношениях с Рашидовым, поэтому и обратился ко мне за содействием как к любовнице Рашидова…
В этот день я не успела связаться с Рашидовым, а на другой день позвонила ему и он сказал зайти вечером. Вечером я пришла в кабинет Рашидова, подробно рассказала ему о состоявшемся разговоре с Айтмуратовым и вручила ему от Айтмуратова свёрток с 5 000 руб. Рашидов взял деньги и положил их или в стол, или на полочку под телефонами. Рашидов в принципе не возражал против кандидатуры Айтмуратова, но дал понять, что решение этого вопроса является преждевременным, поскольку Курбанова не следует хоронить раньше времени.
Примерно через 6-7 месяцев после этого Курбанов скончался. Я вновь заходила к Рашидову и напомнила о кандидатуре Айтмуратова. Он улыбнулся и сказал: «Ну и настырная ты, разве я могу тебе отказать», т.е. дал понять, что вопрос с Айтмуратовым будет решён положительно. Так и произошло, Айтмуратов стал секретарём ЦК КП Узбекистана по сельскому хозяйству…»
По-разному вели себя партийные функционеры в период расследования дела. Командир дивизиона ГАИ Иззатов, к примеру, выйдя от следователя после очередного допроса, умудрился вновь получить взятку. Председатель Каганского райпо Шарипов жестоко отдубасил своего племянника, изобличившего его на допросе, поместил в больницу и попытался свалить избиение на следователей. Председатель Совета Министров Худайбердиев спрятался в дурдом и, обложившись учебниками по психиатрии, изучал симптомы шизофрении и других освобождавших от уголовной ответственности заболеваний. Второй секретарь ЦК КП Узбекистана Осетров, убедившись после 30 очных ставок, что окончательно заврался, отказался давать какие-либо показания и встречал изобличающих его лиц исключительно матерной бранью. Чего только не предпринимают подследственные, чтобы выпутаться из уголовного дела. Их можно понять, да и следователи привыкли уже ничему не удивляться. Но Абдуллаева поначалу просто ошарашила следствие.
В первые недели после ареста она, вопреки фактам, начисто отрицала всё. Тогда провели ряд очных ставок, на которых сослуживцы изобличали её в коррупции, после чего от Абдуллаевой поступает явка с повинной, где излагается такая версия: дескать, «иногда я получала в небольших размерах взятки, но лишь часть средств оставляла себе, остальное передавала Рашидову, который был моим любовником».
Вот те на! Уж кто-кто, а Рашидов был предметом нашего очень пристального внимания: не давали покоя его огромные капиталы, которые по самым минимальным подсчётам составляли более 100 миллионов рублей. Но никаких сведений о любовных похождениях престарелого республиканского вождя у нас не было. Кроме того, надо было просто знать главную хранительницу домашнего очага Рашидова и его миллионов Хурсанд Гафуровну, женщину такого крутого нрава, что узнай она про любовные шашни Шарафа Рашидовича, от Рано Хабибовны мокрое место только бы и осталось. Но эмоции эмоциями, а следствие обязано проверить все, даже бредовые версии. Были допрошены лица из ближайшего окружения Рашидова, и они начисто опровергали возможность любовной связи его с Абдуллаевой. Почти месяц, образно говоря, мы вытаскивали Рано Хабибовну из постели «видного деятеля коммунистической партии и советского государства», как именовался Рашидов во всех отрывных календарях. Причём делали это вовсе не ради спасения чести выдающегося казнокрада эпохи застоя, а исключительно в интересах установления истины. Но секретарь по идеологии упрямо стояла на своём: любила Рашидова, и всё тут, а он не разрешал брать много, да и почти всё, что получала, отбирал.