Кладоискатель и доспехи нацистов, стр. 58

Корявая твердь под каблуками известила, что мы выбрались на дорогу. Вокруг было не видно ни зги. Нам оставалось усердно пешедралить, осязая ногами путь, чтобы не сбиться.

На заднице у Димы снова запиликала «Моторола». В прозрачном оконце футляра загорелась надпись «Call».

– Выруби телефон, – бросил на ходу Пухлый. – Сколько раз тебе можно повторять, дурья башка? Кузьмин недоделанный!

Пухлый шел впереди, за ним Боря, далее: Дима, я и Крейзи – замыкающим.

– Понял, не бухти. – Мент дал отбой вызову. Просто нажал кнопку сброса, не обесточивая аппарат, о чем свидетельствовал зеленый огонек индикатора настройки.

Через несколько минут мобила засигналила вновь. Очевидно, кому-то срочно нужно было до мента дозвониться.

– Выключи его совсем, – сказал я.

Дима вздохнул, примирившись с необходимостью остаться без связи, но тут красные буквы «Cal» с треском погасли, и я почувствовал, как что-то обожгло предплечье, а затем пластиковые осколки больно резанули по руке.

Бах! – грянул эсвэдэшный выстрел. Дима упал. Я по инерции наскочил на него, споткнулся и выронил автомат. На своих двоих, впрочем, удержался. Трофейщики дружно ломанулись кто куда. Мимо меня пронесся Крейзи, обдав вонью давно не мытого тела. Закричал раненный в попец Дима. Мощная винтовочная пуля, должно быть, разнесла ему тазовую кость. Теперь он мог только ползти, что сводило шансы выбраться из Синявы к нулю. Однако спасать жертву собственной безалаберности никто не спешил.

Все заботились о своей шкуре, чтобы в ней не наделали дырок диаметром 7,62 миллиметра. Я также не составлял исключения и понесся напрямки. Ветки хлестали по лицу, за пазухой болтался «стечкин». Прикрывая глаза, чтобы не выстегнуло ненароком, я позорно бежал с поля боя. «Стало быть, накрылась наша партизанщина».

Большие трофейщицкие маневры завершились полным разгромом.

Ночь я провел в яме под корнями вывороченной ветром сосны. Вокруг что-то ахало, пукало и стенало. Синявинский пандемониум пополнился свежими неприкаянными душами. Я сидел и трясся, дикие голоса нагоняли атавистическую жуть.

К рассвету вох-денгарах угомонились. Я даже ухитрился вздремнуть. Потом стало всходить солнце, я выбрался из берлоги и принялся определяться на местности.

В поисках ориентиров побрел по дуге и вышел к речке. Выяснилось, что я нахожусь вблизи поляны, где был убит Аким. Драпал я воистину без оглядки. Отсюда до трассы было часа два быстрого хода, место оказалось не самое плохое. Возблагодарив многострадальные ноги, вынесшие меня сюда, я двинулся вдоль реки. Обошел натяжник, приметный из-за осевшей на нем росы. Хотел обогнуть злосчастную поляну, как вдруг разобрало любопытство: в каком виде там пребывает Аким? Интерес был дурной, но я ничего не мог с собой поделать.

Акимов лежал в той же самой позе, в какой мы его с Пухлым оставили. Снайпер-альбинос отсутствовал, вероятно, забрали немцы. Трофейщик же со своим шпалером был никому не нужен.

Я подобрал винтовку. «Стечкин» всю ночь грелся у меня за пазухой, но в условиях пересеченной местности пистолет был малоэффективен. «В лесу тот сильнее, у кого ствол длиннее». Шпалер я намеревался держать наготове – вдруг нарвусь на немцев. Притырить его можно было и у Мурманского шоссе.

Тяжелая скользкая винтовка Маузера с тронутым свежей ржавчиной граненым казенником выглядела совершенно допотопным «ружжом». Я вспомнил изящную СВДУ и пожалел, что бросил ее, убегая с поляны. Даже АКМ был образчиком совершенства по сравнению с древним шпалером.

Я открыл затвор. На траву выскочил превосходной сохранности гансовский патрон. Я подобрал его и вщелкнул обратно в магазин. Дослал вперед и вниз прямой кованый рычаг. Посмотрел на Акима и оторопел.

Сначала мне показалось, что его тело разделилось, подобно бактерии, отпочковавшей дочернюю клетку. Когда первая волна изумления откатилась, я осознал, что нахожусь на поляне не один – у головы трупа сидел гмох. Как падалыцик. Словно что-то стерег или выжидал, маленький мохнатый предвестник несчастья. От него расходилась зловещая тишина. На миг замолчали птицы.

Гмох поднял голову и посмотрел на меня. Из густой шерсти торчало свиное рыло. Это был проводник в потусторонний мир Синявы. Там Акима ждали безмолвные гансы в нетленных шинелях.

И тогда я выстрелил в этого гада. Пялиться на него не было мочи. Теперь и я вошел в число тех, кто увидел гмоха. Я судорожно передернул затвор, уперевшись прикладом в живот. А когда снова поднял глаза, то увидел, что гмох исчез.

Была ли это галлюцинация или в лесу действительно обитали инфернальные выродки – осталось неизвестным. Да я и узнавать не хотел. Как в атаку, я сломился в кусты, и проклятое место осталось у меня за спиною.

Часть 4

СЛАВЯНСКАЯ СЕЧА

14

Винтовку я утопил на картах. Кому-нибудь акимовский шпалер послужит хорошим трофеем – я бросил его в торфяник с патроном в стволе, чтобы не разочаровывать коллегу. Под водой «маузер» долго, очень долго будет оставаться пригодным для стрельбы. Туда же я отправил и охотничий тесак в ножнах из бобрового хвоста – в родную, так сказать, среду.

Для меня оружие открытого ношения становилось обузой – скинув изорванный КЗС, я выходил к даче Пухлого.

Только сейчас, при отступлении, у меня созрела мысль, что все не так уж плохо: жить можно и в городе, только не сильно светясь, например, не у мамы, а у Маринкиных родителей. Зря, что ли, налаживал отношения? Разумеется, одалживаться у тещи – вариант, с которым я предпочел бы повременить, но сейчас я был приперт к стенке и выбирать не приходилось.

Вопреки ожиданиям на даче я никого из трофейщиков не обнаружил, включая самого Пухлого. Неужели древолаз засадный перещелкал их всех? Зайдя в дом, я был неприятно поражен обилием незнакомых рюкзаков и баулов. В них лежала еда, одежда и туалетные принадлежности. Складывалось впечатление, будто к Чачелову прибыла лох-группа для экскурсии по местам боев. Теряясь в догадках, я поспешил к тайнику, где лежали Доспехи Чистоты. Тайник-то тайник – закуток за печкой, но, поди ж ты, сумка с латами оказалась в целости и сохранности. Только я извлек их из нычки, как шум снаружи привлек мое внимание.

«Неужели наши? Ну хоть кто-то выбрался!» – Я подскочил к окну и моментально отпрянул. Во двор, устало волоча ноги, входила «лох-группа» в пестром натовском камуфляже.

Все стало ясно. Немцы устроили здесь разгрузочный пункт, воспользовавшись тем, что хозяев нет и не будет. Цинично и практично. Идея вполне в духе Рыжего. Измотанная маневрами группа возвращалась из леса, а отдохнувшая со свежими силами отправилась вылавливать строптивого кладоискателя. А он (о ирония судьбы!) сам пришел к ним, только попал в пересменок, когда никого на базе не было.

Я лихорадочно соображал, что же предпринять. Мозгами шевелить требовалось очень быстро, так как времени на все про все оставалось секунд двадцать, – а потом немцы появятся в доме.

Но я знал, что делать. Следовало бежать: садами, огородами, как угодно, лишь бы прорваться сквозь заслон «светлых братьев». Уносить Доспехи в руке при этом неудобно, и я вывернул на пол сумку. Под тяжеленной аммуницией со скрипом прогнулись доски. Я выдернул из внутреннего кармана «стечкин», положил рядом и буквально занырнул в латы, нацепив их прямо поверх куртки. На все ушло секунд десять, немцы едва успели дойти до середины двора. Доспехи болтались на мне, и я наспех зафиксировал их нижними ремешками. Подобрал АПС и встал на ноги. По ступеням крыльца затопали арийские башмаки. Я выключил предохранитель и вдруг понял, что рад встрече со «светлыми братьями».

Дверь в жилую половину открывалась наружу. Едва ее потянули на себя, как я с разбегу врезал по ней ногой. Доспехи увеличили мой вес килограммов на двадцать, и удар получился приличным. В тамбуре заорали. Я дал короткую очередь в дверь и ломанулся к окну, выходящему на заднюю сторону двора. Распахнув рамы, я перелез через подоконник и спрыгнул на землю. Проверять, холостыми ли патронами заряжены автоматы «светлых братьев», отчаянно не хотелось, и я пустился наутек.