Рискованный флирт, стр. 42

– Не собираюсь с тобой драться, – сказал он, – или ссориться. Ты просто уйдешь из моей комнаты. Сейчас же.

Пояс ослаб, и халат сполз до локтей. Она выбралась из него, откинулась на подушки и уставилась в потолок, упрямо сжав губы.

Дейн придвинулся. Матрас прогибался под его весом.

– Джесс, я тебя предупреждаю.

Она не ответит, не повернет головы. Этого и не требовалось. Мрачный голос был совсем не такой угрожающий, как ему хотелось бы. Ей не надо было смотреть на него, чтобы понять, почему наступило молчание.

Джессика знала, что он не хотел на нее смотреть, но не мог отказаться. Он мужчина, и он должен был смотреть, а то, что он видел, не давало ему отвести глаза. Ленточка, поддерживающая лиф неглиже, закинута на плечо, полупрозрачная юбка сбилась.

Она услышала, что он задержал дыхание.

– Черт возьми, Джесс.

В хриплом баритоне слышалась неуверенность. Она ждала, глядя на черно-золотых драконов над головой, предоставив ему сражаться с самим собой.

Целую минуту Дейн не двигался, молчал, только дышал шумно и неровно. Потом матрас заволновался, и она почувствовала возле бедра его колено, услышала сдавленный стон бойца, потерпевшего поражение. Рука проползла по колену вверх, сдвигая шелестящий шелк.

Она лежала тихо, он медленно гладил ее по бедру и животу. Тепло его ласки проникало под кожу и приводило ее в неистовство. На лифе он задержался, погладил вышивку с прорезями, и у нее затвердели соски, уперлись в шелковую ткань, желая большего, как и она.

Дейн сдвинул вниз тонкую материю и большим пальцем погладил ноющий сосок, наклонился, взял его в рот, и ей пришлось сжать руки, чтобы они не удерживали его в таком положении, и стиснуть зубы, чтобы не кричать, как ночью: «Да, прошу тебя, что угодно, только не останавливайся..:»

Ночью он заставил ее умолять, но так и не овладел ею. А сегодня он решил, что может повернуться, и уйти, и делать все, что ему вздумается. Вообразил, что может ее бросить, оставить новобрачной, но не женой.

Дейн не хотел ее хотеть, но хотел! Он хотел, чтобы она просила заняться с ней любовью, чтобы он мог делать вид, что управляет собой.

Но он не управлял. Горячий рот впивался в груди, в плечи, в шею. Рука дрожала, прикосновения становились грубее, потому что его тоже охватывало неистовство.

– О, Джесс! – С мучительным шепотом Дейн упал рядом с ней, подтянул ее к себе, покрыл лицо поцелуями. – Baciami. Целуй меня. Abbraciami. Держи меня, трогай. Пожалуйста. Извини, – говорил настойчивый отчаянный голос, пока он сражался с узлом узкой ленточки.

«Извини»! Он это сказал. Но он не понимает, что говорит, твердила себе Джессика. Его охватил животный голод, как ее прошлой ночью.

Он не извиняется, это просто первобытный мужской зов. Рука торопливо спускала с нее неглиже, гладила спину, талию.

Он схватил ее руку и поцеловал.

– Не сердись, трогай меня. – Дейн сунул ее руку себе под рубашку. – Как вчера.

Он горел в огне. Гладкая жесткая кожа… шелковистые завитки… мускулы сокращаются под ее пальцами… большое тело содрогается от малейшего прикосновения.

Она хотела оставаться злой, но этого хотела больше. С того дня, как его встретила, она хотела его трогать, держать, целовать. Хотела, чтобы он горел и зажигал ее. Он стянул ее неглиже до колен.

Джессика схватила края его рубашки и одним рывком разорвала ее пополам. Она оторвала манжету и прорвала рукав по шву до плеча.

– Я знаю, ты любишь, чтобы тебя раздевали.

– Да – выдохнул он и подвинулся, чтобы дать ей доступ к другой, бессильной руке. С этим рукавом Джессика тоже не стала нежничать.

Он прижал ее к себе, голые груди вдавились в мощную обнаженную грудь. Сердце билось вплотную к ее сердцу, в том же бешеном ритме. Поддерживая затылок, он впился в нее сокрушительным поцелуем, отнимая всю ее злость, гордость и мысли.

У нее из рук выпали остатки его рубашки. Он стянул и отбросил ее неглиже. Их руки столкнулись, сплелись на застежке брюк. Рванулась ткань, разлетелись пуговицы.

Он коленом раздвинул ей ноги. Джессика чувствовала, как об ногу трется его горячее копье. Он нашел место, где вчера пытал ее, и повторил сладкую пытку, пока она не закричала от желания.

Она вцепилась в него, умоляя:

– Пожалуйста… пожалуйста.

Она слышала его голос, прерывающийся от желания, слов она не понимала, потом всплеск боли, когда он прорвал ее.

Рассудок отступил, все, что она могла думать, это: «Господи, не дай мне потерять сознание!» Она впилась ногтями в его спину.

К щеке прижалась мокрая щека, дыхание обожгло ухо.

– Боже Всемилостивый, я не могу… О, Джесс.

Дейн перекатился на бок, увлекая ее за собой, согнул ее ногу в колене, поднял на свою талию. Жестокое давление ослабло, паника улеглась. Она сдвинулась выше и уткнулась лицом в изгиб его шеи, вдыхая мускусный запах страсти.

Она понимала, что он двигается внутри ее, но необученное тело смирилось, боль осталась далеким воспоминанием. Раньше Дейн уже доставлял ей удовольствие, и теперь она его не ждала, но оно постепенно приходило, пробегало по ней с каждым медленным, властным толчком.

Удовольствие вскипало, она подавалась ему навстречу, в теле разливалась радость, острая и сладкая.

Она приспособилась к его ритму, он входил в нее все быстрее и тверже, и еще быстрее… яростная скорость… молния… и сладостный дождь облегчения.

Глава 14

– Проклятие, – проворчал Дейн, осторожно отодвигаясь от нее. – Теперь не успею в Чадли к обеду.

Он перевернулся на спину и уставился в расшитый драконами верх балдахина, чтобы не вскочить и не подвергнуть жену скрупулезному исследованию. К счастью, после того как он ублажил похоть, к нему вернулся рассудок, и он смог разобраться с простыми фактами.

Он не применял к ней силу, Джессика сама его пригласила.

Он накинулся на нее, как боевой таран, и действовал со сдержанностью тарана, хотя она не кричала и не плакала. Наоборот, она, казалось, правильно воспринимала происходившее.

Он посмотрел на нее. Волосы упали ей на глаза, и он их отодвинул.

– Как я понимаю, ты выжила, – проворчал он. Раздался какой-то звук – не то кашель, не то икота, потом она метнулась к нему.

– О, Дейн! – Следующее, что он понял, она прижалась к его груди и зарыдала.

– Per carita. – Он погладил ее по спине. – Джесс, ради Бога, не плачь… Это так мучительно… – Дейн зарыл лицо и ее волосы. – Или нет, плачь, если так надо.

Она никогда больше не будет плакать, сказал он себе. Слышать ее рыдания, чувствовать слезы, стекающие на грудь, было страшно, но он понимал, что могло быть хуже. По крайней мере, она повернулась к нему, а не от него. К тому же, как ей было не плакать? Последние дни он вел себя безрассудно.

Ну ладно, более того! Он вел себя чудовищно.

Она, новобрачная, оказалась в огромном доме, с целой армией слуг, а он ничем ей не помог. Он не облегчил ей жизнь, как она сказала о его отце.

Он вел себя как его отец. Холодный, враждебный, отвергающий попытки сближения.

А Джессика старалась его умаслить, не так ли? Она ему читала, пыталась разговаривать, думала, что портрет матери будет для него приятным сюрпризом. Она хотела, чтобы он остался дома, хотя любая другая была бы рада от него избавиться. Она предложила ему себя, когда другая на ее месте с облегчением отнеслась бы к его невниманию. И отдалась ему добровольно и страстно.

Это он должен плакать от благодарности. Ливень кончился так же внезапно, как начался. Джессика извернулась, села и вытерла лицо.

– Черт, сколько эмоций, – сказала она дрожащим голосом. – У меня красный нос?

– Да, – ответил он, хотя в темноте еле различал окружающее.

– Пойду умоюсь. – Она слезла с кровати и накинула халат.

– Пользуйся моей ванной, я провожу. – Дейн стал вставать, но она толкнула его обратно.

– Я знаю, где это. Миссис Инглби объяснила расположение комнат. – Она безошибочно прошла по комнате, открыла правильную дверь и выскользнула.