Настоящая любовь и прочее вранье, стр. 18

Но… и здесь крылось именно то, что так меня волновало: как мог Джек не узнать меня? Мадди наверняка говорила обо мне, своей старой подруге Клер, ведущей колонку путешествий в журнале для пенсионеров. Моя работа достаточно необычна, чтобы при первом же упоминании сразу вспомнить, с кем она связана. И в довершение всего наше с Мадди фото красовалось на дверце холодильника из нержавеющей стали. Оно там единственное, так что если Джек заходил на кухню, просто не мог его не увидеть.

Прошлой ночью, лежа в постели, мы дружно перевернулись на бок, лицом друг к другу, и у меня не хватило храбрости спросить об этом. Ну… честно говоря, это не совсем правда. Джек осторожно исследовал пальцем изгибы моего тела, и хотя движения были медленными и ленивыми, результат оказался поразительным. Нечеловеческим усилием воли мне удавалось сдержаться и не наброситься на него, как нападающий на вратаря (или как там еще в футболе… я ни разу не смотрела эту идиотскую игру). Где уж найти тактичный, хоть и недвусмысленный способ спросить Джека, не солгал ли он, утверждая, будто не знал, что мы с Мадди подруги? У меня не было причин подозревать его во лжи, но все же казалось странным, что он ни разу обо мне не слышал. Я вынудила себя (на минуту) игнорировать прикосновения пальцев, скользивших по холму бедра, впадине талии и… о Господи, – по мягкой груди. Я чувствовала, как самообладание слабеет с каждым мгновением… если не заговорю сейчас, еще через десять секунд будет поздно.

– Мне нужно кое о чем спросить, – начала я чуть резче, чем обычно.

– Готов ответить, – улыбнулся Джек.

Я схватила его руку, уставшую лежать на груди и двинувшуюся в обратный путь.

– Я не могу говорить, когда ты это делаешь!

– Неужели?

Улыбка стала шире. Самодовольнее.

– Перестань! – велела я.

Джек убрал руку, но тут же откинул прядь волос с моего лица:

– Выкладывай.

– Я тут гадала… то есть хотела знать… – пробормотала я и глубоко вздохнула. Как бы задать вопрос, чтобы он не посчитал, будто его обвиняют во лжи?

Джек по-прежнему улыбался и смотрел на меня, словно дождаться не мог моего вопроса.

– Я слушаю, – напомнил он и, порочно блеснув глазами, добавил: – Или вернемся к тому, что делали.

Могу поклясться, я почти превратилась в собаку Павлова. Только вместо звоночка мгновенно реагировала на легчайший намек Джека, и бац – каждый миллиметр моей кожи загорелся в ожидании его прикосновения. Раньше секс особенно не интересовал меня. Да, все это неплохо, но, или уж на то пошло, я с большим удовольствием проводила время в горячей ванне с бокалом красного вина и журналом. Кроме того, мне не слишком нравилось то липкое, потное состояние, когда между ног все натерто и ноет и единственное желание – поскорее смыть с себя воспоминания об акробатических этюдах в постели. Но после двух ночей, проведенных с Джеком, я, кажется, начала понимать, из-за чего столько шума. Плохой секс ужасен, ради обычного секса просто не стоит раздеваться до и принимать душ после, но потрясающий секс, тот, что был у нас с Джеком, – нечто совершенно иное. Я хотела полностью погрузиться в этого мужчину: прикасаться к нему, исследовать, пробовать на вкус и никогда, никогда не выплывать на поверхность. Обнаружить каждое местечко на его теле, которое можно…

«Прекрати. Тебе необходимо сосредоточиться», – строго приказала я себе. И наконец спросила:

– Как получилось, что ты не знаешь, кто я?

Джек озадаченно свел брови: – Ты о чем? Я что-то не понял? Ты настолько знаменита?

– Нет, – засмеялась я, легонько ударив его по руке. – Но неужели Мадди никогда обо мне не упоминала?

– Ну как же! Несколько раз называла твое имя и, наверное, даже сказала, что ты журналистка. Но на свете много журналисток по имени Клер, поэтому мне в голову не приходило, что речь идет о тебе, – спокойно объяснил он.

– Она не говорила, что я пишу о путешествиях? – удивилась я, когда он покачал головой. Сама я часто рассказывала знакомым о Мадди. Где она живет, чем занимается (никто поверить не мог, будто можно зарабатывать на жизнь отчетами о том, какую обувь носят школьницы). И, естественно, предполагала, что подруга тоже рассказывает знакомым обо мне. – Но ты должен был видеть мое фото. То, что у Мадди на холодильнике. Там мы вдвоем на отдыхе в Канкуне, – возразила я.

Джек снова покачал головой:

– У нее никогда не было никаких снимков на холодильнике. Мало того, я вообще не видел в ее квартире фотографий. Она поклонница этакого холодного стерильного минимализма.

Я уставилась на него. Джек был прав. В квартире Мадди не было ни одной вещи, не соответствующей замыслу декоратора. Она всегда была такой – ненавидела любые безделушки. Единственная девушка в колледже, которая не лепила на стены постеры, десятки фотографий подруг и бойфрендов в дешевых пластиковых рамках. Это одна из причин, почему нам трудно было ужиться в одной комнате: я настоящая сорока, стараюсь превратить свое жизненное пространство в птичье гнездышко, стаскивая туда все яркие и любимые перышки, что доводило Мадди до белого каления. Поэтому я была так тронута, увидев этот снимок на холодильнике: это настолько на нее не похоже… единственная крошечная дань сентиментальности в строгом, подчиненном модному стилю мире, что доказывало, как она меня любит. Выходит, если Джек сказал правду – а с чего бы ему лгать? – о, Мадди прицепила к холодильнику фото, зная, что я скоро приеду. Чтобы меня порадовать. Чего она боялась? Что, если не успокоит меня, как малого ребенка, предложив вещественное доказательство нашей дружбы, – я затопаю ногами и разрыдаюсь? Одна эта мысль нестерпимо раздражала.

– Почему ты хмуришься? – засмеялся Джек, коснувшись моих надутых губ.

– Просто так, – пробормотала я. Пусть я разозлилась на Мадди, не могла же я жаловаться на нее Джеку, верно?

«Хотя, – подумала я, поежившись от укола совести, – не отдает ли это лицемерием? Сплетничать про подругу с ее же экс-бойфрендом, лежа нагишом в постели рядом с ним?» Но тут мы стали целоваться, и я обо всем забыла.

– Кхе, кхе, кхе, – закатывался сосед, возвращая меня к действительности.

Я снова заерзала на сиденье и уставилась в окно на черную пустоту неба Я прилетела в Лондон в надежде развлечься и провести время с лучшей подругой, а вместо этого поставила под удар и работу и дружбу, неразумно и опрометчиво влюбившись.

Это добром не кончится.

По спине пробежал холодный озноб.

ГЛАВА 7

На следующий день предстояло ехать на работу. Сущий кошмар! Начало недели неизменно повергает меня в тоску, но сегодня положение усугубляло то, что придется предстать перед инквизицией неподготовленной, да еще и с незаконченной статьей. Я собиралась дополнить свой отчет выдержками из путеводителя по Лондону (да, это не слишком этично, но все же не плагиат, просто заимствование кое-какой информации).

Однако мои слабые попытки разыскать путеводитель с треском провалились: в книжном киоске в аэропорту Ла Гуардиа таковые не продавались, а к тому времени, как я приехала домой, мой местный магазин «Барнз энд Ноубл» был закрыт. Оставалось молиться, чтобы утром Роберт не стал подробно допрашивать меня по каждому абзацу статьи.

Настроение не поднимало и предвкушение встречи с коллегами. Они в основном были гораздо старше меня – в конце концов, журнал для пенсионеров, – но разница ощущалась не только в годах. Я – представитель другого поколения, известного общей апатией, сарказмом и преданностью поп-культуре восьмидесятых. Стареющие сотрудники в противоположность мне излучали несгибаемый и, по моему мнению, чрезмерный оптимизм, невольно заставляющий гадать, где они провели последние тридцать лет. И это странным образом действовало на нервы. Я никогда не знала, как реагировать, когда они запевали «Счастливый понедельник» всякому, кто рискнет прийти в контактных линзах, или пересказать очередной анекдот из перекидного календаря.

Разумеется, я ни с кем не враждовала. И ни к кому не питала неприязни. Элен, шестидесятидвухлетняя резвушка, временами впадала в истерическое веселье. Она писала статьи о приключениях и обожала заниматься модными видами спорта вроде гребли на каяках, виндсерфинга, дельтапланеризма или посещения лагеря для дедушек и бабушек с внуками в Каскадных горах.