Начало, стр. 31
Мария Журавлёва, мать двоих детей
20 марта, вторник, утро
Маша Журавлёва была матерью двоих детей, восьмилетнего Саши и четырёхлетней Лики, рыжей, восхитительно хорошенькой женщиной тридцати лет, с ни капли не испорченной родами фигурой, с красиво удлинёнными к вискам зелёными глазами и очень белой кожей. Она собирала детей, собираясь вести Лику в детский сад, а Сашу в школу. Потом она поедет на работу в банк «МосФинанс», где с прошлого года возглавляет отдел, чем была без меры счастлива.
После случайной и трагической гибели мужа почти три года назад растить детей одной было тяжело. Ещё не оправилась от родов, и тут на неё сваливается такое горе. Повезло хоть в том, что при жизни Павел, её муж, неплохо зарабатывал и успел купить трёхкомнатную квартиру в новом каркасном доме возле метро «Проспект Вернадского» и оставил машину, совсем новую «Рено Меган».
Не имея возможности догулять «декрет», Маша досрочно вышла на работу в тот самый банк, в котором работала до гибели Павла. Работа помогла ей отвлечься от своего горя, да и дети скучать не давали. Вся её совсем не высокая зарплата уходила на еду, детскую одежду и оплату няни — самой ей почти ничего не оставалось. В течение года она даже журналы не покупала, настолько экономно жила. К счастью, управляющий филиалом, пожилой дядёк маленького роста, но с большим сердцем, Борис Львович Герцман, порекомендовал её повысить до начальника отдела, искренне пытаясь помочь молодой одинокой матери. И помог. На нынешней должности ей платили чуть не в три раза больше, не считая всевозможных бонусов, и жить стало не в пример легче. Но и работать приходилось много, так что спуску детям она с утра не давала, и все они всегда были одеты для выхода абсолютно своевременно.
Они спустились на лифте, вышли в огороженный двор, где был припаркован их небольшой и симпатичный автомобиль. По крайней мере, он всем им нравился. Машина мигнула фарами, открывая двери по сигналу с брелка, дети полезли на заднее сиденье, а мама села за руль. Мотор тихо заурчал, как просыпающийся кот, и машина выехала на улицу. До детского сада было всего пять минут езды, а оттуда до школы — ещё десять. На работу Маша обычно приезжала за четверть часа до начала рабочего дня. Ежедневные поездки были похожи друг на друга как две капли воды, и время она могла прогнозировать с точностью до минуты. Однако сегодня что-то пошло не так. И машин было меньше на улице, и людей, и вообще — словно в воздухе что-то носилось нехорошее. Уже на подъезде к детскому саду она увидела две милицейские машины. Ближе её не пропустили, подъездная дорожка была ими перекрыта.
Приказав детям сидеть в машине, Маша подошла к одному из милиционеров, немолодому, с погонами капитана, и спросила, что случилось. Тот обернулся с явно заметным выражением лица в стиле: «Проходите, не толпитесь», но, увидев красивую женщину, смягчился и сказал:
— Какие-то психи забрались ночью в детский сад, напали на одну из воспитательниц. Можете ехать домой, сегодня они работать уже не будут. И если по-хорошему, то езжайте вообще домой, не выходите на улицу. Все как с ума сошли, всю ночь вызовы. Пятна на солнце, что ли? У всех психов обострение.
Маша поблагодарила и вернулась к своей машине, чувствуя себя совершенно озадаченной. Можно сейчас отвезти Сашу в школу, но Лику девать некуда, нужно договариваться с няней, вовремя на работу она всё равно не успевает. Надо звонить Борису Львовичу. Она извлекла из сумочки мобильный телефон и набрала своего начальника. Герцман наверняка был уже на работе, он приходил невероятно рано, часа за два до открытия. Немолодой убеждённый холостяк, он всё своё время проводил в обществе финансовых отчётов и лишь наедине с ними чувствовал себя по-настоящему счастливым. Ответил он сразу:
— Герцман.
— Борис Львович, это Мария Журавлёва, — затараторила Маша. — У меня возникли некоторые затруднения, и я могу опоздать. Дело в том, что неожиданно закрыли детский сад, причём закрыла милиция, и я не могу…
— Машенька, подождите, — перебил её начальник. — Что там происходит в городе, скажите мне? Уже половина сотрудников позвонила, и все рассказывают какие-то странные вещи. Лена Вартанян из операционного зала даже сказала, что у неё в подъезде стреляли, и там полно милиции, и кто-то погиб. И милиция их не выпускает из квартир, пока кого-то не поймает.
— Борис Львович, мне милиционер сказал, что какое-то массовое помешательство у всех психов сегодня началось. Он ещё сказал, что… — Закончить фразу она не успела, потому что в том месте, где стояли два милицейских «форда», вдруг громко и часто захлопало, раздались отчаянные крики, как будто кто-то от кого-то требовал, чтобы тот ложился.
— Ой! — крикнула Маша прямо в трубку и заскочила в машину, поближе к детям. — Борис Львович, они стреляют в кого-то! Милиция стреляет! У меня же дети в машине, как они могут!
— Машенька, берите детей и немедленно езжайте домой, — закричал в трубку Герцман. — Всё, к чёрту, я не открою сегодня филиал. Закрыто по техническим причинам, руководству скажу, что сбой системы. Будем сидеть здесь с охраной. Что же случилось в этом городе?
Маша плюхнулась за руль, включила заднюю передачу и быстро выехала на дорогу, причём так решительно, что какая-то «девятка» еле увернулась от неё и разразилась отчаянным бибиканьем. Стрельба было смолкла, но вдруг разразилась с новой силой. Маша решила не дожидаться развязки и рванула домой. По пути она догадалась включить радио, городскую новостную станцию. В эфире шёл разговор в прямом эфире, ведущий говорил с кем-то позвонившим по телефону, обладателем старческого голоса:
— …И вы это сами видели?
— Я вижу это прямо сейчас. Они стреляли в этих людей, те падали, а потом снова вставали. Кто-то был ранен.
— Это была милиция?
— Они похожи на ОМОН, такие же пятнистые костюмы у них. А те, в кого стреляли, одеты по-разному, как все.
— Почему милиция в них стреляла?
— Я не знаю, но они не убегали от милиции, наоборот! Те стреляют, а эти идут прямо на них!
— Сколько их было?
— Несколько милиционеров, пять или шесть, и трое тех, убитых. Один милиционер ранен, кажется. Один из нападавших успел его схватить, но я не видел, как он его ранил…
— Мам, о чём они говорят? — спросил Саша.
— Я, Сашка, пока сама не пойму, — растерянно ответила Маша. — Что-то происходит в городе.
— Это про тех, которые сейчас стреляли, говорили?
— Нет, непохоже…
Маша пультом подняла шлагбаум на въезде во двор, припарковала машину на своё место. Вывела детей, схватила их за руки и быстро повела в дом, в безопасность. Как будто в воздухе уже носилось предчувствие большой беды.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, утро
Проезжая через город, я ещё в двух местах заметил непонятную суету и присутствие милицейских машин. Кое-где видел людей, собравшихся группками, но для начала рабочего дня их было маловато. И машин на дороге. Все же город что-то чувствует, замечает. В воздухе повисло как будто предчувствие грозы. Серое мартовское утро, низкие тяжёлые облака, грязь у тротуаров, оставшаяся после схода снега и ещё не убранная, все это как гнет на душе.
По радио тоже начали говорить о непонятных происшествиях, начавшихся этой ночью и всё больше и больше распространяющихся по городской карте. По слухам, уже первые сообщения о непонятных происшествиях поступили даже из Санкт-Петербурга. Вот что значит всего сорок минут полёта. Инфицированный не успел бы даже почувствовать себя плохо, особенно если это была жертва укуса крысы, или что-то в этом духе, без серьёзных повреждений. И уже в городе на Неве он бы обратился и понёс разносить эпидемию дальше. Или кто-то успел заразиться в Москве, а в Питере попал под машину. Погиб и воскрес. Надо бежать как можно дальше от Москвы. Чем больше людей, тем в страшнейший кошмар превратится это место вскоре.