Ваниль и шоколад, стр. 57

Пенелопа ощутила угрызения совести. Слишком часто она бросала детей одних, оставляя их тут и там, словно почтовые бандероли, под выдуманными предлогами. По возвращении домой она уложила их спать, осыпая ласками и поцелуями, а сама думала: «Я плохая мать. Бабушка Диомира сказала бы, что я веду двойную жизнь. В ее устах не было худшего осуждения для женщины».

Быстро прибравшись в доме, Пенелопа приготовила для мужа салат «Ницца» и накрыла на стол: Андреа должен был вот-вот вернуться. Потом она ушла в свою комнату переодеться, так как все еще ощущала пропитавший ее тело запах туалетной воды Мортимера.

Их роман дошел до критической точки, и теперь ей надо принять решение. Из двух мужчин, вошедших в ее жизнь, один – лишний. Только вот беда: ей были нужны они оба.

Зазвонил домофон. Пенелопа накинула халат и поспешила ответить. Это был Андреа.

– Прости, я забыл ключи на работе. Надеюсь, дети не проснулись?

Пенелопа нажала кнопку, открывающую двери парадного, а сама открыла входную дверь квартиры, потом пошла на кухню, вынула из холодильника банку пива и поставила ее на стол.

– Я не хотел тебя будить, – сказал муж, входя.

– Я еще не ложилась, – ответила Пенелопа, делая вид, что занята наведением порядка в кухонном шкафу.

– Почему бы тебе не поужинать со мной? – предложил Андреа.

Пенелопа вымыла несколько ягод клубники, положила их на блюдце и присела напротив мужа.

– В них мало сахара, от них не толстеют, – пояснила Пенелопа, словно себе в оправдание.

– Мне кажется, в последнее время ты очень похудела, – заметил Андреа.

– Я сбросила пять кило. За год это совсем немного, – ответила она.

– Ты нездорова? – спросил он с тревогой. Ему необходимо было поговорить с женой, а она на этот раз, похоже, не спешила уходить.

– Никогда в жизни не чувствовала себя лучше. Физически, я хочу сказать. А что касается остального… – Она не закончила фразы.

– Да, вот именно, что скажешь обо всем остальном? Пенелопа замерла, у нее перехватило дух. Неужели до Андреа дошли какие-то слухи о ее романе с Мортимером?

– Начинай первый, – предложила она.

– Мы целый год вели холодную войну. Я думаю, настала пора заключить перемирие. Допускаю, что я в чем-то виноват перед тобой, но уж больно долго ты заставляешь меня расплачиваться. Вечно тебя нет дома, а когда приходишь, ты со мной даже не разговариваешь. Вот мы сидим за одним столом, а я чувствую, что тебя здесь нет. Я не хочу тебя потерять, но и жить дальше со сфинксом я больше не могу, – Андреа говорил ровно, не повышая голоса.

– И что ты предлагаешь? – спросила Пенелопа как можно спокойнее.

Слава богу, Андреа ничего не знает о ее измене. Пожалуй, действительно наступил момент поговорить начистоту.

– Есть два варианта. Первый: ты становишься прежней Пепе. Я женился на живой, веселой, ласковой женщине, не дававшей мне покоя. Пепе, которую я знаю, готовит обед с таким видом, будто собирается накормить все человечество. Она закатывает мне оплеуху, а сама кричит, что это я ее побил. За мои ошибки она пилит меня до бесконечности, вздохнуть не дает, поднимает такой шум, что я минуты покоя не знаю с утра до вечера. Одним словом, женщина, на которой я женился, умеет влезть в печенки. – Андреа говорил, все больше воодушевляясь. Потом его тон смягчился, и он добавил: – Но моя Пепе умеет быть и сладкой, как мед, ее смех наполняет мое сердце, она способна на удивительную нежность, она пишет песенки, берущие за душу, и не хвастается своими успехами. Моя Пепе умеет любить. Вот такую женщину я хотел бы себе вернуть.

Стискивая сложенные на коленях руки, Пенелопа еле сдержала рыдание. Андреа ее любит. Она нужна ему. Она и дети – единственный островок безопасности, опора в его жизни, источник тепла, из которого он черпает силы, чтобы жить дальше. Если она его оставит и заберет детей, что с ним будет? Сердце Пенелопы разрывалось при одной только мысли о том, как будет несчастлив Андреа, если она оставит его.

Мортимер – человек сильный, надежный, уверенный в себе, на него можно положиться. Андреа нуждается в ней так же, как сама она нуждается в Мортимере. Ни от одного из них она не может отказаться.

– Ты сказал, что есть два варианта. И каков же второй? – подавленно спросила Пенелопа.

– Второго нет! – с детской обидой воскликнул Андреа.

– Конечно, есть, – возразила она. – И ты это прекрасно знаешь.

Ей вспомнилось, сколько раз она выходила из машины Мортимера в нескольких метрах от своего парадного. Иногда они проводили вместе два-три дня, но обычно – два-три часа, не больше. Каждый раз расставание с ним превращалось в пытку. Раймондо провожал ее взглядом, когда она торопливым шагом уходила, потом, не выдержав мысли о расставании, догонял ее бегом, обнимал за талию, а она не знала, смеяться ей или плакать.

«В последний раз мы встречаемся тайком, будто я какой-то злоумышленник», – говорил он, не желая с ней расставаться.

«Любовь моя, ради всего святого, не осложняй мне жизнь! Мне и так нелегко», – умоляла она.

Мортимер прижимал ее к себе и страстно целовал. Пенелопа открывала дверь, а он, казалось, готов был последовать за ней наверх.

«Уходи, прошу тебя», – шептала она.

«А вдруг в подъезде тебя ждет грабитель. Или в лифте. Дай мне войти», – настаивал он.

«Забудь об этом».

«Тогда я останусь тут, пока не увижу, что ты вошла в квартиру. Выгляни в окно и помаши мне».

Пенелопа потихоньку открывала дверь квартиры, проскальзывала в гостиную и осторожно поднимала жалюзи. Мортимер, стоя посреди улицы, махал руками и подпрыгивал на месте, словно желая допрыгнуть до ее окна. Она махала ему в ответ, чтобы он уходил, он отвечал смешными гримасами. А Пенелопа уже разрывалась между желанием увидеть и обнять детей, убедиться, что они мирно спят в своих кроватках, и болью от необходимости расстаться с человеком, которого любила.

– Ты говоришь о разводе? – спросил Андреа с отчаянием в голосе.

Именно в эту минуту Пенелопа закричала от пронзившей ее боли. Руки, сложенные на коленях, судорожно сжались на животе, на лбу россыпью выступил пот, она побледнела.

– Пепе, что с тобой? – с испугом воскликнул Андреа, подскочив к ней.

– Живот болит. Прямо на части разрывается, – прошептала она прерывающимся голосом.

– Что? Скажи мне, ради бога, что с тобой?

На ее хлопчатобумажном халатике проступили красные пятна.

– У тебя кровь идет! – с ужасом закричал он.

Боль была так сильна, что Пенелопа едва могла дышать.

– Сию же минуту отвезу тебя в больницу, – решил Андреа, подхватив ее на руки.

17

В половине десятого вечера, расставшись с Пенелопой, Мортимер отправился в госпиталь: в этот вечер он был на дежурстве. Сделав обход и убедившись, что все пациентки спокойно спят, он закрылся в своем кабинете рядом с лекарственным складом, снял халат и растянулся на кушетке за ширмой в надежде поспать пару часов. Если что-то случится, сестры его позовут.

Он закрыл глаза, надеясь уснуть, но все его мысли были о Пенелопе. Он заставлял ее принять решение, которое давным-давно назрело и тем не менее постоянно откладывалось. Зная свою возлюбленную, Раймондо понимал, что причиняет ей душевную боль, но все-таки пошел на это, потому что больше не мог выносить неопределенности в их отношениях. Ему требовалось нечто большее, чем временная связь.

Их встречи были слишком краткими, в то время как Мортимер не хотел расставаться с Пенелопой ни на минуту. Она была той женщиной, которую он всегда искал: живой, непосредственной, противоречивой, но честной и откровенной в главном. Она была страстной любовницей и верной подругой. Импульсивная, мечтательная, она тем не менее умела реально и трезво смотреть на жизнь. Слоном, она ему идеально подходила, и он хотел, чтобы она принадлежала только ему одному. Мортимер уже познакомил ее со своей матерью и с братом, представил немногим давним друзьям. Она всем понравилась. И теперь он хотел жениться на ней. Хотел, чтобы она родила ему детей.