Ваниль и шоколад, стр. 40

Она оставила свекровь чуть ли не на смертном одре и теперь поражалась происшедшей с ней перемене.

– Она никогда не избавится от бронхита, если ты будешь все время держать ее в постели, – вступилась София.

Пенелопа досадливо поморщилась. Почему Софии всегда все удается сделать правильно, а ей нет?

– Тебе надо быть поспокойнее, – предупредила подруга, словно угадав ее мысли.

– Я постараюсь, – обещала Пенелопа. – Эта вылазка подняла мой боевой дух.

– И не только его. Ты сделала отличные покупки. Этот цвет тебе очень идет, – поздравила ее София. – О боже, как поздно! – спохватилась она, взглянув на часы. – Мой Сильвио вот-вот вернется домой! Мне надо бежать. Но я скоро еще раз тебя навещу, – защебетала она, пока Пенелопа помогала ей надеть шубку.

Сильвио Варини был мужем Софии. Он был на двадцать лет старше ее и читал в университете курс итальянской литературы. Про себя Пенелопа всегда называла его «подлым типом», но не смела высказать свое мнение вслух, зная, что София страстно влюблена в мужа.

– Спасибо за все, – поблагодарила Пенелопа, обняв ее на прощанье, и осталась на пороге, пока ее подруга спускалась по лестнице. София никогда не пользовалась лифтом. Соболий мех восхитительно переливался и блестел при малейшем движении.

Из квартиры послышался телефонный звонок. Пенелопа закрыла дверь и поторопилась снять трубку. Оказалось, что это ее муж звонит из Сан-Ремо после четырехдневного молчания. Она поговорила с ним рассеянно, односложно отвечая на его вопросы. В ушах у нее все еще звучал голос Мортимера, декламирующий: «Девчонкой я ее считал…»

– Пепе, с тобой все в порядке?

Раздраженный голос Андреа оборвал тонкую нить воспоминаний.

3

В ночной тишине, пока дети спали рядом с ней в широкой постели, Пенелопа прислушивалась к тишине, нарушаемой лишь шелестом дождя за окном. Она чувствовала себя умиротворенной, а мысли об Андреа задвинула в самый дальний угол сознания, предназначенный для неприятных воспоминаний. Его телефонный звонок, его банальный разговор и видимость интереса к ней, к детям, к собственной матери не огорчил и не встревожил ее. И в эту минуту, уютно свернувшись под теплым одеялом, ощущая рядом успокаивающее присутствие детей, она стала с наслаждением вспоминать о мимолетной встрече с Мортимером.

Наконец она закрыла глаза и заснула, убаюканная воспоминанием о чудесном эпизоде, нарушившим однообразный ход ее серых будней.

На следующее утро Пенелопа, как всегда, вышла с собакой. После ночного дождя воздух был чист, а небо казалось особенно ярко-голубым. Она прошла по парку, остановилась у газетного киоска купить газеты и вернулась домой.

У самого лифта консьерж вручил ей изящный пакетик из подарочной бумаги, перевязанный голубой шелковой лентой.

– Это только что передали для вас, синьора.

Увлекаемая собакой, стремившейся побыстрее заскочить в лифт, Пенелопа не успела даже спросить, кто передал этот пакет. Войдя в квартиру, она освободила Пирипиккьо от поводка и только после этого прочла надпись на пакете: «Для синьоры Пепе Пеннизи».

Она развязала шелковый бантик и ощутила тонкий цветочный запах. Под бумагой обнаружилась овальная низкая фарфоровая вазочка, заполненная незабудками, и ее черные лайковые перчатки. В белом конвертике было послание на обороте визитной карточки: «Милая Пепе, вот перчатки, которые ты забыла в такси. Желаю удачи. Мортимер». На лицевой стороне курсивом было выведено имя: Раймондо Мария Теодоли ди Сан-Витале.

Накануне Пенелопа даже не заметила потери перчаток. Она взяла в руки вазочку и поднесла к лицу букетик мелких голубых цветочков, а потом обратила внимание на саму вазочку. Это был старинный фарфор, украшенный тонкими гирляндами цветов и расписанный нежными пастельными красками. На обратной стороне была оттиснута марка севрской фабрики фарфора и дата: 1775. Взволнованная и счастливая, как девчонка, пришедшая на первое свидание, Пенелопа опустилась на диванчик в прихожей.

Где же поставить драгоценный подарок? Через секунду она вскочила и направилась в спальню. Жалюзи были опущены. Дети еще спали. Когда ее глаза привыкли к полутьме, Пенелопа подошла к своему письменному столу и поставила на него вазочку. Может, взять один цветочек и приколоть к платью? Нет, это было бы слишком по-детски. У нее вдруг возникло желание позвонить мужу. Ей надо было услышать голос Андреа, чтобы вновь обрести связь с реальностью повседневной жизни. Она на цыпочках вышла из комнаты и направилась в гостиную.

Ее свекрови там не было, Пенелопа слышала, как она возится в кухне. Мария явно пошла на поправку, и этому нельзя было не порадоваться. Найдя в записной книжке телефон гостиницы в Сан-Ремо, Пенелопа набрала номер и попросила соединить ее с комнатой мужа. Было девять часов утра.

Ей ответил сонный женский голос, произнесший «хэллоу» с явным английским акцентом. Очевидно, оператор ошибся и подключил ее не к тому номеру. Пенелопа извинилась, нажала на рычаг и вновь набрала номер. Послышался тот же голос. Тогда она сказала:

– Я ищу синьора Донелли.

– Кто говорит? – спросила иностранка.

– Это говорят из пресс-центра фестиваля, – солгала Пенелопа.

До нее донесся быстрый и тихий обмен репликами, после чего в трубке раздался голос ее мужа. Тогда Пенелопа повесила трубку. Такого рода сюрпризы были ей не в новинку. Она давно уже знала, что Андреа, уезжая в командировку, проводит ночи с другими женщинами. Поначалу его измены вызывали у нее отчаянный протест, потом над возмущением возобладала глухая досада. На этот раз на губах у нее появилась снисходительная улыбка. До чего же он глуп! Ее муж коллекционировал женщин, как другие собирали марки.

Пенелопа все еще держала в руках визитную карточку Мортимера. Она перечитала записку, любуясь четким, сильным и изящным почерком, спрятала ее в карман и пошла на кухню.

Свекровь приветствовала ее улыбкой. Она уже накрыла на стол к завтраку и покормила пса. Кошка Фризби, сидя на вершине буфета, нервно поводила хвостом из стороны в сторону.

– Кофе выпьешь? – спросила Мария.

Пенелопа кивнула и села к столу, рассеянно оглядывая кухонную мебель и утварь. Она оборудовала эту маленькую кухоньку своими силами, почти без участия Андреа, и обстановка отразила ее собственный образ – образ молодой домохозяйки. Белые льняные занавесочки до подоконника были вышиты ее рукой. На лакированной деревянной подставке размещался целый арсенал начищенной до блеска медной посуды. За стеклами трехъярусного буфета красовался сервиз копенгагенского фарфора. Коллекция французских цветочных эстампов девятнадцатого века обрамляла балконную дверь. Воплощение розовой мечты о супружеской жизни.

Сейчас она оглядывалась вокруг с таким чувством, будто случайно забрела в чужой дом.

– Что-то случилось? – спросила Мария. – Ты какая-то странная, Пепе.

Даже свекровь, к которой она искренне привязалась с самой первой встречи, показалась ей чужой. Им не случалось беседовать по душам, Мария почти никогда не рассказывала о себе, лишь изредка вздыхала о своей прекрасной дочери Джемме, умершей тридцать лет назад, и с горечью сетовала, что ее старший сын Джакомо напоминает о себе лишь два раза в год открытками – на Пасху и на Рождество. «Но он не виноват, – оправдывала она сына, – это все жена его». Иногда Мария рассказывала о своем муже, красавце-великане, обладавшем непомерной физической силой и взрывным характером. Он трагически погиб на работе.

Пес выбежал из кухни, и Фризби одним прыжком очутилась на столе. Пенелопа взяла ее на колени и погладила. Кошка замурлыкала.

– Твой муж изменял тебе? – напрямую спросила она у свекрови.

– Не знаю, – улыбнулась Мария. – Если изменял, я этого никогда не замечала.

Пенелопа молчала. Андреа не любил говорить о своей семье, и она его не расспрашивала, чувствуя, что это больная тема.

Однажды, еще перед свадьбой, они с Андреа съездили в Рим и были приглашены на ужин к его брату Джакомо. Он жил со своей женой Розитой в роскошной квартире на улице Марии-Аделаиды. Розита ей не понравилась. Это была женщина лет тридцати с хищным лицом, выражение которого даже умело наложенный грим не мог смягчить, вся увешанная золотом, как оклад иконы. Пенелопа ничего о ней не знала, но неприязнь ощущала кожей. Андреа сказал тогда, что Джакомо женился на ней по расчету. Она была единственной дочерью торговца компьютерами, имевшего магазины по всей Италии. Приехав в Рим, Джакомо устроился в один из таких магазинов продавцом и сумел подняться на должность коммерческого директора. Вот тогда-то он и познакомился с Розитой. Она влюбилась в него, и они поженились. Теперь она командовала в доме и не позволяла ему шагу ступить свободно. Во время ужина Розита не преминула дать понять Андреа, что не желает поддерживать отношения с родственниками мужа. В какой-то момент обе женщины оказались вдвоем на кухне.