Егорка, стр. 12

Маршал крепко пожал руку Наливайко…

Вот в какие золотые руки попал медвежонок!

Наверно, он это понимал, потому что, съев один бачок компота, потребовал ещё второй и глазами, и носом, и хвостом.

Только было Наливайко хотел выполнить просьбу нежданного гостя, как вдруг ударила боевая тревога: командующий приказал миноносцам атаковать вражескую эскадру.

— Ну, будь жив, сынок, — сказал кок. — Я тебя тут замкну… А ну стой, погоди! Мы сейчас стрелять начнём, и у тебя с непривычки в ушах может лопнуть…

Кок быстро заткнул медвежонку уши ватой, схватил противогаз и выбежал из камбуза.

В ночном мраке невидимыми стремительными тенями мчались миноносцы на врага.

Всё замерло на кораблях, лишь глухо дышали мощные вентиляторы да у кока в камбузе что-то попискивало в духовом шкафу плиты.

Наверно, это упревала рисовая каша.

Корабль взлетал то вверх, то вниз, как будто катался на салазках в оврагах.

В животе у медвежонка было полно, все страхи остались позади. Делать было нечего. Надо было спать. И медвежонок принялся сладко посапывать.

Снились ему родной лес, тёмная и тёплая берлога. Хорошо в ней рядом с мамкой-медведицей! И старший брат здесь тоже.

А в лесу-то ветер! Гнутся и трещат деревья, сечёт их дождь. Гроза хозяйничает в лесу!

Вот уж и у берлоги шумит вода, вот ворвалась, затопляет берлогу…

Медвежонок взвизгнул и проснулся. Он был по брюхо в воде и спросонок никак не мог понять, что происходит вокруг.

Скупо горела синяя лампочка. В камбузе плескалась вода. А по воде, как живые, плавали разные камбузные вещи. Они подлетали к медвежонку, стукали его по носу и отлетали обратно.

Вот подплыла какая-то миска и наметилась в лоб. Медвежонок утопил её. Но на смену миске плыли ведро и веник. А потом бросились в атаку медная кастрюля и доска, на которой режут мясо.

Медвежонок отбивался налево и направо, но врагов всё прибывало. Бился он с посудой не на жизнь, а на смерть — грыз, мял, царапал, шлёпал лапами по воде.

А чтоб веселей было воевать, ревел медвежонок во всё горло, но его совсем не было слышно, потому что шторм ревел ещё громче.

«Гневный» на полном ходу валился с борта на борт. Волны, свободно разгуливая по палубе, забирались и на камбуз…

Тут командиры миноносцев передали по радио во все помещения кораблей и на верхнюю палубу:

— Идём в атаку! Усилить бдительность!

Один за другим неслись миноносцы вперёд…

Вот на секунду, чтоб прицелиться, зажгли миноносцы прожекторы и, как солнцем, осветили чужие корабли.

На всех миноносцах взвыли сирены. Теперь сирены будут выть до тех пор, пока не кончится атака.

Корабли неприятеля опоясались огнём ответных выстрелов. Не замолкая, стреляли и миноносцы.

При первых же залпах «Гневного» медвежонок перестал сражаться с посудой. Хоть и заткнул ему кок уши ватой, всё же громовые залпы встряхивали медвежонка, как мешок с орехами. От воя пронзительных сирен миноносцев медвежонку стало совсем страшно.

Вот миноносцы развернулись для залпа. Послышалось резкое шипение. Десятки громадных торпед вырвались из аппаратов и, ввинчиваясь в чёрную воду, пошли на противника.

«Гневный» ближе всех подобрался к флагманскому кораблю врага и почти в упор выпустил в него все свои торпеды.

Сделав своё дело, «Гневный» повернул и полным ходом стал уходить под огнём противника.

Вдруг что-то тяжёлое сильно ударило медвежонка по голове. Ему показалось, что на нос упало полено. Что-то липкое поползло по его морде, залепляя глаза. Потом ударило ещё раз, и белый дым окутал весь камбуз.

Егорка

До рассвета не отпускал Большой флот остатки неприятельской эскадры. Чуть забрезжило утро — сначала гидросамолёты, второй раз бросившиеся на противника, а потом подводные лодки Большого флота добили противника, ещё защищавшегося из уцелевших орудий.

Скоро над тем местом, где шёл недавно враг, только волны шумели равнодушно да однообразно кричали чайки.

Сдавалось и море. И оно поняло, наверно, что ничем ему не устрашить краснофлотцев, хоть подымай волны с морского дна до самого неба.

Море пошумело ещё для порядка и стало виновато плескаться у серых бортов кораблей.

Тут и взвились на мачте «Маршала» разноцветные сигнальные флаги:

«Отбой боевому учению!»

Все линкоры, в том числе и те, которые недавно тонули в огне и взрывах, вошли в строй кильватера Большого флота, потому что это было не сражение, а боевая учёба.

Вот опять замелькали разноцветные флаги на «Маршале». Командующий благодарил командиров и краснофлотцев «Гневного».

Тесно стало на море, когда весь Большой флот двинулся к родным берегам. Немало тут было линкоров, тяжёлых и лёгких крейсеров, лидеров, миноносцев, подводных лодок, канонерок, торпедных катеров.

С «Гневного» донеслось громкое «ура». Краснофлотцы узнали о благодарности командующего. Вдруг Рыбка крикнул:

— А ну, отгадайте загадку: кто на корабле проспал весь бой и сейчас ещё, наверно, спит?

Тут кок Наливайко хлопнул себя по лбу и побежал на камбуз, бормоча себе под нос:

— Сынок, не волнуйся! Сынок, не волнуйся!

Побежали за коком и краснофлотцы. Подбежали они к камбузу, открыли дверь и попятились. Кто сказал «ах», а кто и «ой-ой».

В камбузе плескалась вода, плавали миски, пустые бутылки и веник.

На табуретке стоял не медвежонок, а какое-то чучело. Оно всё было покрыто маслом, мукой и ревело и чихало без остановки, как испорченный грузовик.

Во время атаки «Гневный» сильно лёг на борт. Тут и упала на медвежонка сначала тяжёлая кофейная мельница, потом из опрокинувшейся бутылки полилось на него масло. После атаки, на развороте, корабль опять лёг на борт, и на зверя посыпалась мука.

В довершение всех бед банка с перцем угодила медвежонку прямо в лапы. Он моментально смял её и нанюхался перцу.

Кок Наливайко чуть в обморок не упал при виде такой печальной картины.

Не теряя времени, бросился он отмывать медвежонка. Рыбка и все остальные кинулись помогать коку.

Рыбка и тут не удержался, чтобы не пошутить:

— Эх, жалко, не знали раньше! Показать бы медвежонка в таком виде противнику, он бы боя не принял, удрал бы со страху во все лопатки!

Егорка - image014.png

Как ни ворчал медвежонок, как ни норовил цапнуть кого попало, потому что не привык он купаться в тёплой мыльной воде, всё же его старательно вымыли и вытерли насухо.

Верёвочку с ремня срезали, но ремень надели опять и пустили медвежонка ознакомиться с кораблём.

Пошёл медвежонок, хмурится, ни на кого не глядит. Зачем-то сунул нос в радиорубку, заглянул в машинный люк, потом взобрался на мостик к сигнальщикам.

Забраться-то было легко: у медведей передние лапы короче задних, потому они так ловко и лазят по деревьям. Зато спуститься с трапа медвежонку не удалось. Хочет сойти с мостика — и не может. Ревёт, стучит по палубе лапами.

Сняли его краснофлотцы, а он и спасибо не сказал.

Смеются моряки, ходят за медвежонком, словно малые ребята, всякому хочется подержать его на руках, погладить.

Но тут вахтенные засвистали в дудки и крикнули:

— Начать приборку!

И все разбежались по своим местам.

Зафыркала вода из шлангов, поливая железную палубу. В руках у краснофлотцев замелькали швабры и резинки. Палубу мыли мылом, тёрли жёсткими щётками, смывали водой, лопатили резинками, до блеска вытирали швабрами. По всему кораблю шла горячая приборка.

Флот — это значит порядок. Флот — это значит чистота.

Медвежонок был в полном порядке и чист, как никогда не бывал. В лесу-то с мылом кто его купал?

Разгуливая по кораблю, перебрался он через высокий порог коридора кают-компании, прошёл по ковру, заковылял по кают-компании и, что-то учуяв, задвигал носом.