Лилипут — сын Великана, стр. 19
— Ну, давай-давай, — торопил Людоед. — Ив другой раз умных советов не давай.
Делать нечего. Пришлось взяться за вторую ручку.
И хотя Людоед шевелил пилой еле-еле, малец, как заводной, бегал взад-вперед, держа рукоять обеими руками.
— Да ты не дёргай, — ворчал Людоед, — не дёргай. Чего у меня вырываешь?
Когда ночь уже подходила к концу и в окно на прощание заглянула круглая от любопытства луна, вся комната была густо усеяна пухом, а посредине пола на клочьях наволочки сиротливо блестела зубастая двуручная пила. Пальчик и Людоед спали «валетом» — без подушек. На кровати за головой гостя торчали огромные ступни хозяина в почти что новых полосатых носках.
Где-то тихо заскреблась мышь… Уши у Людоеда мгновенно вздрогнули и тревожно зашевелились. Он открыл глаза и робко привстал. В зрачках ярко отражалась луна. В одном и в другом по луне. Как у лунатика.
Опять заскреблась мышь. Рраз! — Он поспешно нырнул под одеяло, и его голова появилась рядом с головой мальчишки.
— Ну что там? — сонно пробормотал Пальчик.
— Мышь!!!
Пальчик что-то буркнул и перевернулся на другой бок. Людоед мощно дунул на него.
— Не устраивай сквозняки. У меня насморк…
— Мышь-шь, говорю! Ты б-боишься? Я буду охранять тебя своим телом. Ложись с краю, а я к стене.
Снова зашуршала мышь, и Людоед забрался глубоко под одеяло.
ДОМОВОЙ И СОРОКА
— А? — испуганно открыл глаза Гук. Над ним стоял взъерошенный Леший.
— Пятьдесят капель… — ошалело сообщил Гук.
«Доктор всех химических наук» в ужасе схватился за голову:
— Пропал учёт! Пятьдесят капель… И это за три часа?
— А я только до пятидесяти считать умею, — признался Гук.
— Спать! — рявкнул Леший и выключил рубильник.
…Утреннее солнце бодро поднялось над лесом. Ночь прошла быстро, как всегда бывает, когда крепко спишь. Тогда она спешит, а не тянется долго, как при бессоннице.
По колбам и змеевикам запрыгал, играя, солнечный зайчик… Вот он лёг на переносицу Гука. Тот замотал головой, будто отгоняя муху. И озорник зайчик юркнул ему в нос.
Мальчишка оглушительно чихнул. Солнечный зайчик, испуганно вылетев наружу, ударился о стену и упал на пол. Слегка поворочался, словно проверяя, всё ли на месте, и удрал во двор через открытую форточку. Увы, мы многого не замечаем, когда крепко спим!
Гук проснулся и недоуменно огляделся по сторонам. Лаборатория… Леший…
Он крепко зажмурился. А потом уже осторожно посмотрел краешком глаза. Опять — лаборатория, Леший…
А он-то подумал, что сон!
Тихо отворилась дверь. Сначала из-за неё показалась дымящаяся сигаретка, затем стал выползать мундштук. Неимоверной длины! Казалось, ему нет конца. И когда Гук решил, что ещё секунда, и сигаретка упрётся в стену, — в комнату вошел бородатый низенький толстячок, крепко сжимающий конец мундштука в зубах.
Это был удивительный толстячок. В жёлтой курточке с красными пуговицами, в замшевых чёрных брючках до колен и синих башмаках с загнутыми носами. На голове торчал фиолетовый колпак, на котором были нарисованы метла и ключ. Его длиннющая борода волочилась между ног. За ней поднималось облако пыли.
Сигаретка важно прошла мимо Гука и повесила над ним маленькое дымовое кольцо. Гук машинально дунул — и оно исчезло. Толстячок остановился у окна и выпыхнул сразу несколько дымовых обручей. Не вынимая мундштука изо рта, он принялся жонглировать ими. Колец становилось всё больше и больше…
— Вы кто? — весело спросил Гук.
— Я Домовой. Не видишь, подметаю? Разве от вас дождёшься…
Он пропылил бородой по полу вокруг стола с колбами и змеевиками. Мундштук медленно уплыл за дверь, за ним прошествовал Домовой.
И, если бы в воздухе не осталась туча пыли, Гук мог бы подумать, что всё ему тоже приснилось.
А Леший храпел так, словно от этого зависела его драгоценная для науки жизнь. Гук толкал, щипал его — спит да и только. Тогда он наклонился над его ухом и шепнул:
— Руки вверх!
Леший подскочил и задрал руки. Гук задохнулся от смеха.
— Хе-хе. Я просто хотел тебя… развлечь, — нашёлся Леший. Гук быстро оделся. А тот всё лежал да лежал, зевал и потягивался.
Наконец, поднялся и он. Оказалось, что спал он, как и был, в брюках и даже в шлёпанцах.
— А почему ты одетым спишь?
— Из оригинальности, — сказал Леший и уточнил: — На всякий пожарный случай. Вдруг — пожар!
Они прошли в гостиную и остолбенели — в воздухе колыхались густые стаи пуха. Очевидно, Домовой и здесь подметал.
— Привет, — крикнул им Пальчик и что есть силы заколотил кулачками по спине спящего Людоеда. — Вставай! Ну, вставай, лежебока.
— Пора! — провозгласили хором Леший и Гук.
— Да я уже два часа как не сплю, — лениво отозвался он. — Разорались тут!
— А что же ты делаешь? — озадачился Пальчик.
— Мечтаю, — молвил Людоед. И зевнул двадцать пять раз подряд. Двадцать пять! — Вот видишь — не выспался, — заявил он и укрылся с головой.
Тук… Тук… Тук… За окном на подоконнике сидела сорока и вертела головой.
— Войдите, — глухо сказал Людоед из-под одеяла. Она толкнула окно крылом. Створка полуоткрылась, и птица протиснулась в комнату. Выдернула газету из своего хвоста, на котором, как всем известно, сороки приносят новости, и бросила на стол.
Лежебока нехотя встал, прошлёпал к буфету и кинул ей кусок сахару.
— Урра! — вскрикнула сорока, поймав сахар, и улетела.
Людоед сбросил пижаму и остался в широких полосатых трусах. Затем почему-то взобрался на стол, держа брюки перед собой.
Гук подставил стул к буфету, влез и протянул руку к вазе с сахаром. Но тут Людоед стремительно прыгнул в брюки. Пол содрогнулся, сластёна покатился вместе со стулом. Ваза накренилась и — а-ах! — разбилась вдребезги!.. Гук, потирая ушибленное плечо, быстро засунул кусочек сахару в рот. К нему стремительно подскочил Людоед. Мальчишка в испуге отшатнулся, но тот тоже схватил сахар с пола.
Потом взял газету:
— Что такое? Сегодня в нашем лесу — Большая охота? Надо бы посмотреть… Перед едой всегда полезно прогуляться, — бубнил он, вкусно хрустя сахаром. — Пошли, малец. А вы, — приказал он Гуку и Лешему, — готовьте завтрак, да повкуснее!
— А ты возьмёшь свои сапоги-скороходы? — спросил Пальчик.
— Скорох… — чуть не подавился Людоед новым куском сахара. — Какие еще скороходы?
— Ну как же! У всех людоедов всегда были замечательные семимильные сапоги. Так уж положено.
— Где они были положены, там их нет, — проворчал тот. — Украли. Мальчик с пальчик украл.
— Это не я!
— Не ты, — ехидно согласился Людоед. — Это было пятьсот лет назад. Знать надо, об этом тоже всем известно.
— Да-да, — поспешно сказал Пальчик. — Я просто подумал о таких сапогах. Удобно: одна нога здесь, другая там!
— Надо жить в ногу с веком. Скороходы… Я кое-что побыстрей имею. Закачаешься!
МОТОЦИКЛ И ВЕДЬМА
Пальчик почтительно притих — что за чудо! Людоед выкатил из сарая новёхонький мощный мотоцикл. Весь обтекаемый, блестящий, двухцветный.
Людоед потрогал шину — слабовато. И стал надувать её губами, как мяч. Она напрягалась всё больше и больше, становилась всё туже и туже…
А потом как грохнет — в клочья!
Пальчик чуть не упал. А в доме мгновенно распахнулось окно, и Леший заорал:
— Караул, стреляют! Наверно, из орудия?
— Кыш! — вскипел Людоед. — И стёкла новые вставь! Леший исчез, с таким треском захлопнув рамы, что окно разлетелось вдребезги.
— А как вы заранее узнали про стёкла? — поразился Пальчик.
— Поживёшь с ним, не то узнаешь.
Людоед бегом притащил из сарая новую шину и насос:
— Так, пожалуй, надёжней.
Гук смотрел на них из разбитого окна и завидовал. Пальчику вечно везёт. Ну не обидно ли? Сиди тут с Лешим и готовь завтрак, а они там готовятся к какому-то явно увлекательному путешествию.
— Извините, ведь вы зарплату не получаете, да?.. На что же вы живёте? — вдруг спросил Пальчик, по-прежнему не сводя глаз с новёхонького мотоцикла.