Великолепие чести, стр. 20

Теперь, когда Эдмонд подошел к брату поближе, девушка увидела, что ростом он ниже Дункана, но больше, чем Джилард, похож на старшего брата. У них были одинаковые черты лица; они даже хмурились одинаково. Но волосы Эдмонда были не такими темными. По цвету они напоминали свежевспаханную землю и были очень густыми. А когда он повернулся к Мадлен, она увидела мелькнувшую на его лице улыбку, которая, впрочем, тут же сменилась прежним холодным выражением.

— Если ты начнешь кричать на меня, Эдмонд, то лучше не трать зря времени, я все равно не стану слушать, — заявила Мадлен, — просто заткну уши.

Эдмонд ничего не ответил. Скрестив руки на груди, он вперил в девушку долгий взгляд и, наверное, еще долго простоял бы так, не предложи ему Дункан осмотреть рану Мадлен.

Когда Эдмонд подошел к кровати, пленницу опять охватил страх.

— Я не хотела бы, чтобы вы дотрагивались до меня, — тихо промолвила она, стараясь сдержать дрожь в голосе.

— Меня не волнует, чего бы ты хотела, — заметил Эдмонд таким же тихим, как и пленница, голосом, и ей пришлось повиноваться.

Выражение лица Эдмонда осталось бесстрастным, когда он приподнял покрывало и обнажил рану.

С другой стороны к кровати подошел Дункан. Он нахмурился, увидев, как гримаса боли исказила лицо девушки при первом же прикосновении Эдмонда.

— Ты бы попридержал свою пленницу; — заметил Эдмонд, увидев рану.

— Нет, нет, Дункан! — громко закричала девушка.

— Пока не нужно, — ответил Дункан брату. — Если это действительно будет необходимо, я помогу тебе.

Девушка откинулась на спину и успокоилась.

Барон был уверен, что ему все же придется держать Мадлен, иначе Эдмонду не удастся промыть и зашить рану. Конечно, ей будет больно, но никуда от этого не деться, к тому же женщине простительно и покричать.

Вынув все необходимое, Эдмонд приготовился к процедуре. Он взглянул на Дункана — тот кивнул. Затем Эдмонд перевел взгляд на Мадлен. Ее спокойствие поразило его. Прекрасные голубые глаза светились доверием, в них не было ни капли страха. Эдмонд вынужден был признать, что она очень красива, Джилард не преувеличивал.

— Можешь начинать, Эдмонд, — прошептала девушка, величественно кивнув ему. Он едва не улыбнулся этому жесту. — Может, проще прижечь рану раскаленным ножом? — предложила Мадлен. — Не обижайся, пожалуйста, я не собираюсь учить тебя, но тебе не кажется варварством употреблять иголку и нитку?

— Варварством? — недоуменно переспросил Векстон.

Девушка вздохнула, решив, что она не в состоянии объяснить брату Дункана, что она имеет в виду.

— Ты можешь начинать, Эдмонд, — повторила Мадлен. — Я готова.

— Могу? — с улыбкой спросил тот, глядя на брата.

Но барон был слишком встревожен, чтобы ответить тем же.

— Давай быстрее, — пробормотал он. — Хуже нет, чем ждать.

Эдмонд кивнул, настроившись не обращать внимания на неизбежные крики и вопли, которые ожидают его, лишь только он примется за дело.

Но Мадлен не издала ни звука. Дункан сел на кровать рядом с ней, и она вцепилась ему в ногу, по-видимому, даже не понимая, что делает.

Девушке казалось, что больше ей не вынести. Она была благодарна Дункану за то, что тот был рядом — иначе она бы потеряла над собой контроль.

Но когда боль стала невыносимой и Мадлен уже готова была закричать, игла вошла в ее кожу, она потеряла сознание и больше ничего не чувствовала.

— Знаешь, я предпочел бы, чтобы она кричала, — признался Эдмонд, сшивая края раны.

Когда Мадлен впала в забытье, Дункан, повернув к себе ее голову, отер слезы с бледного лица и пробормотал, обращаясь к брату:

— Но для тебя же лучше, что она молчала и не мешала работе.

Эдмонд покончил со швами и стал перевязывать девушке ногу. Векстон поднялся…

— Черт, Дункан, признаюсь тебе, что надежды мало. Скорее всего у нее начнется лихорадка и она умрет.

— Нет! — в ярости вскричал барон. — Нет! Этого не будет! Я не допущу!

Брат был поражен его поведением.

— Ты что же, сам станешь за ней ухаживать? — спросил Эдмонд.

— Стану, — последовал короткий ответ.

Эдмонд с удивлением наблюдал, как его брат мечется по комнате. Потом Дункан выбежал за дверь.

Устало вздохнув, Эдмонд последовал за ним.

Между тем Дункан уже выбежал из замка и спешил к озеру, расположенному за хижиной мясника. Ему было необходимо купание — оно могло освежить тело и помочь привести в порядок мысли. В трудных случаях он прибегал к этому способу и летом, и зимой.

Сбросив с себя одежду, Дункан глубоко нырнул в ледяную воду, надеясь, что хотя бы на время сумеет забыть о Мадлен…

Вскоре барон уже ужинал в компании своих братьев. Это было настоящим событием, потому что обычно Дункан предпочитал есть в одиночестве. Эдмонд и Джилард болтали бог знает о чем, избегая лишь упоминать леди Мадлен. Сам барон, хмурый и молчаливый, не проронил ни слова.

Дункан даже не замечал, что подают на стол и что он ест. После ужина он направился отдохнуть, но перед глазами все время была Мадлен. Прошел час, другой. Векстон вертелся с боку на бок, но заснуть не мог.

К середине ночи Дункан сдался. Проклиная себя и бормоча, что ему необходимо убедиться, жива ли еще его пленница, он направился в башню.

Барон долго стоял у дверей, но, вдруг услышав, как Мадлен кричит во сне, рванул на себя дверь и ворвался в комнату. Векстон подбросил дров в затухающий очаг и подошел к девушке.

Мадлен спала на здоровом боку, платье ее, смявшись, задралось вверх. Дункан попытался привести в порядок одежду девушки, но, когда ему это не удалось, вытащил кинжал и разрезал как платье, так и нижнюю юбку, убеждая себя, что так Мадлен будет удобнее.

Девушка осталась в одной рубашке. В круглом вырезе виднелись нежные округлости ее грудей. Горловину сорочки украшали красные и желтые цветы. Дункан невольно залюбовался вышивкой, представив себе, как усердно Мадлен трудилась над ней.

Мадлен была так же хороша, как вышитые ею цветы. На бледной коже, оживляя ее, играли золотистые отблески огня.

— Черт! — выругался Дункан. В таком виде девушка нравилась ему еще больше.

Вдруг Мадлен задрожала, и барон прилег в постель рядом с ней. Ему тут же стало спокойнее на душе. Да, надо признать, он уже привык ощущать девушку возле себя.

Дункан натянул на них обоих покрывало и уже собрался было обхватить Мадлен за талию и привлечь к себе, но та опередила его, крепко прижавшись к самому его естеству.

Векстон улыбнулся. Несомненно, пленница тоже привыкла быть рядом с ним, правда, не догадываясь об этом. Пока…

Глава 7

Мадлен проспала почти сутки. Когда она наконец открыла глаза, комната была погружена в предвечерний полумрак, лишь в щели ставней пробивались скупые лучи солнца. Все вокруг было незнакомым, и девушка никак не могла припомнить, где находится.

Она попыталась сесть, но боль в бедре не дала ей даже двинуться. Внезапно Мадлен все вспомнила.

Господи, как же плохо она себя чувствовала! У нее ныла каждая косточка, каждая жилка! Казалось, кто-то вонзил в ее спину палку, а по ноге провел раскаленным железом. В животе урчало, но есть не хотелось. Зато ее мучила жажда. К тому же ей было жарко, хотелось сорвать с себя всю одежду и встать у распахнутого окна.

Эта мысль пришлась Мадлен по нраву. Она хотела подняться с кровати и открыть ставни, но была до того слаба, что не смогла стянуть с себя и мехового покрывала. И тут вдруг она заметила, что на ней надеты чужие вещи. Кто-то снял с нее сорочку, но встревожило ее главным образом то, что она решительно ничего об этом не помнила.

Теперь на Мадлен была белая хлопковая рубашка. На ее взгляд, совершенно неприличная, потому что едва прикрывала колени. Рукава же были чересчур длинны. Когда Мадлен попыталась закатать их, она вспомнила, что прежде видела где-то точно такую же. Конечно, это была мужская рубашка и, судя по громадным размерам, принадлежала Дункану. Ну да… Она была надета на бароне, когда они спали вместе прошлой ночью, или… или это было две ночи назад? Мадлен не помнила точно, когда. Она прикрыла глаза — ей казалось, что с закрытыми глазами все скорее вспомнится.