Опасные забавы, стр. 30

– Я несу полную ответственность за случившееся. За эту неприятную сцену, которую мы недавно пережили. Разъяснив своей матери, что я пригласил вас сюда для занятий с Нинианом французским языком, я утаил от нее некоторые подробности вашего прошлого. Я также скрыл правду о вашей профессии.

Чуть улыбнувшись, она сказала:

– Я ведь предупреждала вас, что не подхожу для роли учительницы лорда Свонборо. Неужели герцогиня сказала то же?

– Я не согласен с вами обеими. Вам очень удались занятия с Нинианом, куда больше, чем я предполагал и считал возможным. Он относится к вам и Даффилду лучше, чем к кому-либо в нашей семье. Он не просто восхищается вами и уважает вас. Я думаю, он в вас влюблен. – Немного помолчав, он продолжил: – Мою мать меньше беспокоит ваше влияние на Ниниана, чем опасность, которую вы представляете для меня.

Она в испуге подняла руки к щекам.

– Я не думала об этом.

– Не думали? Как вы могли не думать?

– Но вы – герцог, а я всего-навсего танцовщица.

– Это не помешало нам стать друзьями. – Ее взгляд был спокоен и невозмутим. Она, как ни в чем ни бывало, проговорила:

– Я полагаю, вам хотелось бы не просто дружбы, а чего-то большего.

– Да, – признался он и ощутил облегчение от того, что смог говорить, не таясь и с полной искренностью. – Еще в тот вечер, когда мы впервые встретились, я понял, что вы не только желанны мне, но и добродетельны, Розали. Я вовсе не собирался вас соблазнять, приглашая в Хабердин. До приезда сюда в День подарков, пока я вновь не увидел вас, я просто не сознавал, как вы мне дороги, но поскольку я вас нанял, я не мог ухаживать за вами. А мне этого очень хотелось.

– Но вы попробовали в лесу, – напомнила она.

– Я не жалею, что поцеловал вас, я не настолько щепетилен.

– Вы не должны так говорить, во всяком случае, сегодня вечером.

– Но если не сегодня вечером, то когда?

– Никогда! Потому что я не смогу ответить вам так, как вам хотелось бы. – Она заговорила, превозмогая частое и сбивчивое дыхание. – Я не желаю становиться вашей chere amie. У меня слишком трудная и утомительная профессия. Я каждый день выступаю на сцене и репетирую, а спектакли иной раз кончаются за полночь. Я не смогу устраивать приемы и развлекать ваших друзей. Я не считаю себя остроумной, не люблю подавать себя и рисоваться. И я не знаю, как надо располагать к себе знатных господ.

Она устала от собственных возражений, и он спокойно заметил:

– Я не требую, чтобы вы сделались рабой моих прихотей. Я стараюсь избегать шумных сборищ, так что вам незачем играть роль хозяйки моего салона. У меня всего один верный друг, но он так хорош, что я не на шутку обижусь, если вы его не примете. От любовницы мне нужны лишь верность и постоянство, ни больше ни меньше.

Но грустный взгляд и задумчивое лицо Розали свидетельствовали, что его речь на нее не подействовала.

Джервас склонился и крепко сжал ей руки.

– Розали, я приложу все усилия, чтобы сделать вас счастливой.

– Но вы сами не будете счастливы со мной. Между нами нет ничего общего. Я лишь месяц проучилась в монастырской школе и всю свою жизнь посвятила танцам. Я читала только романы и стихи. А вы образованны, среди ваших предков были короли и генералы. Я веду свой род от английских фермеров и французских судейских чиновников. – Она тяжело вздохнула, всхлипнула и опустила голову. – Есть и другая причина, по которой я должна вам отказать, и я не знаю, как ее объяснить.

– Попытайтесь, – настаивал он, садясь рядом с нею. – Вы можете говорить мне все и обо всем.

– Думаю, что мне следует начать с мамы, – неуверенно произнесла Розали. – Она родилась в семье почтенного поверенного из Руана. Он был человеком состоятельным и смог нанять ей учителей танцев. Она оказалась столь талантлива, что мадам Монтансье, владелица местного театра, решила отвезти ее в Париж. Мама согласилась, но родные от нее отреклись. Она их больше ни разу не видела и не пыталась с ними общаться, хотя они, очевидно, знали о ее успехах. Она выступала в Версале и заслужила похвалу королевы.

– Да, вы мне об этом говорили.

– Она была молода, хороша собой и популярна настоящее украшение Парижа. Мой отец стал одним из ее многочисленных поклонников, но она его просто не замечала. Она без памяти влюбилась в другого человека и была для него тем, чем вы хотите меня сделать. Они жили вместе, и хотя их роман продолжался несколько лет, он плохо с ней обращался и нередко изменял. Она рассчитывала, что станет его женой, и когда он бросил ее, долго не могла прийти в себя от горя.

Джервас внезапно прервал ее:

– Я догадываюсь, что случилось потом. Ваш отец сумел ее утешить.

– C'est vrai. И она была так благодарна ему за его доброту, что когда он сделал ей предложение, согласилась и вышла за него замуж. Все решилось очень быстро, но их брак оказался счастливым. Благодарность моей матери переросла в любовь, столь сильную, что она забыла о том человеке. Знаменитая танцовщица сделалась преданной женой и заботливой матерью, блестящим образцом добродетелей для новой республики. – Розали ненадолго замолчала, и Джервас спросил ее:

– Откуда вы узнали о ее несчастном романе и горьком прошлом? Не могу себе представить, что она сама рассказала вам.

– Это сделал отец, он считал, что я уже взрослая и должна знать. Так он объяснял мне сложности жизни оперной танцовщицы.

Осознав истинный смысл ее рассказа, Джервас проговорил:

– Я понимаю, что вам не хотелось бы жить в том положении, в каком находилась ваша мать до брака. Но будьте уверены, я не бессердечен и не брошу вас.

– Не в этом дело. – Ее зеленые глаза смотрели куда-то вдаль, мимо него. – Я не стану вашей любовницей из-за отца. Когда он умирал, я поклялась ему, что отдамся лишь законному мужу. Таково было мое обещание, Джервас, и я его не нарушу. Даже ради вас.

В ее печальном выводе не было ничего утешительного, но Джервас без труда догадался, что он ей небезразличен. Поглядев на ее пальцы, по-прежнему сплетенные с его, он неожиданно произнес:

– Мне очень жаль, гораздо больше, чем вы можете представить.

– Moi aussi. Вы не сердитесь?

– Я только разочарован. – Высвободив ее руку, он опустил свою в глубокий карман бархатного сюртука и достал оттуда деньги.

– Вы уже дали мне на проезд до Лондона, когда покидали Бибери, – напомнила она ему. – Они у меня, и я знаю, что их более чем достаточно для почтовой кареты.

– Вы должны взять и эти. Считайте, что это ваше жалованье, если вам так угодно.

– Non, их слишком много.

Не обращая внимания на ее возражение, он продолжил:

– Вы можете нанять квартиру в Лондоне и безбедно жить, пока ваше положение не изменится. Если вам что-нибудь потребуется, дайте мне знать. Я так хочу. Договорились?

Он ждал, что она отклонит его предложение, и был рад, когда Розали кивнула головой.

Он вынул руки из карманов, расправил сюртук и крепко прижал к себе девушку. Она не сопротивлялась, ее тело словно обмякло, и он поцеловал ее в губы, почувствовав, что его желание, если не любовь, по-прежнему находит у нее отклик.

– Идите спать, – сказал он наконец и отпустил ее.

Губы Розали стали горячими от его поцелуя, и она прижалась ими к его щеке.

– Adieu, Джервас.

Она взяла свечу и вышла из комнаты, в одно мгновение лишив его и света, и надежды.

10

Розали стояла перед домом на углу Хей-маркет и Палл-Малл, держа в руках балетные туфельки. Арочные перекрытия и фронтоны фасада напомнили ей замок, и она, словно увлекаемая течением русалка, заколебалась перед тем, как войти. Прежде Розали, скромная исполнительница вторых ролей, всегда пользовалась сценической дверью.

– Почему вы остановились? – нетерпеливо осведомился Джеймс д'Эгвилль. – Нам нельзя медлить, нас ждет Росси. А для вас самое худшее стоять на ветру в сырую погоду.