Дальние пески, стр. 28

Несколько секунд она смотрела на меня в упор, а затем сказала:

— Ладно, тогда я все расскажу полиции и заставлю их произвести там обыск. Если им передать все, что нам известно…

— Нам почти ничего не известно, — вставил я.

— Конечно, известно!

— Но если ты пойдешь с этим в полицию, тебя поднимут на смех. Они вряд ли тебя пожалеют. С их точки зрения, вина Фэй доказана. Дело закрыто. Они пропустят твои дикие обвинения мимо ушей и, уж конечно, ничего не предпримут.

— А как же все доказательства?

— У нас нет доказательств, ни единого, — надо смотреть правде в глаза, Кэрол. Все это не больше чем твои фантазии… О, я знаю, что ты скажешь. Действительно, в твоих рассуждениях есть своего рода логика, и тебе действительно удалось обнаружить некоторые странности. Потому-то я шел с тобой до конца, надеясь, что удастся найти что-то более важное. Но этого не произошло!

— А как же пропавшая фотография? Разве это не улика?

— Ты берешься доказать, что она действительно пропала? Если ты явишься в полицию и расскажешь им о своей теории — а она, кстати, явно направлена на оправдание Фэй, — они решат, что фотографию ты сама и взяла.

Она ошеломленно уставилась на меня.

— Но ведь это совершенно невероятно! Ты же знаешь, что я ее не брала… Знаешь, ведь правда?

Я колебался с ответом какое-то, мгновение, но этого оказалось достаточно. «О боже!» — вздохнула она и отвернулась.

— Извини, Кэрол, — попытался оправдаться я, — но было бы неверно притворяться, что такая мысль вообще не приходила мне в голову. Ты так настойчиво пыталась убедить меня…

Наступило минутное молчание. Затем потускневшим голосом она спросила:

— Значит, ты не веришь моей версии и мне тоже не веришь?

— Боюсь, что твоей версии я действительно не верю, Кэрол. Я бы жизнь отдал, только бы ты оказалась права, но я не могу все время заниматься самообманом. Все, что ты предполагаешь, только лишь могло произойти, но не более того. Ты все время играла логикой, учитывала только те фанты, что были тебе выгодны. Ты подгоняла их под свою версию. Ты непременно хотела прийти к нужному тебе выводу. Твоя теория умна, местами очень изобретательна, но за ней ничего нет. Это пустышка, цепь натяжек и допущений. Между тем все реальные улики по-прежнему указывают, что Артура убила Фэй. И мне остается только признать это!

— А еще, — печально сказала Кэрол, — ты думаешь, должно быть, что я такая же, как и она, — жестокая тварь, которая вцепилась в тебя ради твоих денег и своего не упустит!

— Этого, я не говорил…

— Но именно это у тебя на уме, я знаю. У тебя это все время можно было на лице прочитать. Ты считаешь, что моей единственной целью было убедить тебя, не так ли? Ну что ж, по крайней мере теперь мы все выяснили. На твою помощь я больше рассчитывать не смею. — Она резко повернулась и ушла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Я не последовал за нею. Мне нечего было ей сказать.

Около восьми я окликнул ее через дверь и спросил, поедет ли она ужинать. Она ответила, что не голодна. В одиночестве я отправился в маленький ресторан, где часто бывал в холостяцкие дни, и заказал ужин. Ел я медленно, с мрачной сосредоточенностью, обдумывая ситуацию, которая окончательно завела нас с Кэрол в тупик.

Домой я вернулся в половине десятого. На столе в прихожей лежала записка:

«Джеймс, я ухожу от тебя. Уверена, ты согласишься, что это единственный выход. Жить с человеком, который тебе не верит, мучительно. Я люблю тебя и всегда буду любить, но похоже, что будущего у нашей семьи нет. Прощай, по крайней мере на какое-то время».

Глава 27

Стало быть, и Кэрол поняла, что мы зашли в тупик! Я был потрясен и, вопреки всякой логике, удивлен. Впрочем, так уж ли это нелогично? Со времени убийства Артура разрыв казался мне возможным, но я не ожидал, что первый шаг сделает Кэрол.

Затем я еще раз перечитал записку. Она была написана решительно, но кончалась-то странно: «Прощай… на какое-то время». Нет, на окончательный разрыв она не настраивалась. Я быстро проверил, что она взяла с софой. Оказалось — только мелочи. Значит, она в любое время может вернуться. Не блеф ли это? Быть может, она только хочет, чтобы я убедился, насколько буду по ней скучать? А что мне будет ее недоставать, я не сомневался… Но если она хотела всего лишь смягчить мое сердце, почему не пустила сначала в ход менее крайние средства: слезы, мольбы, жалобы?

Трудно описать, как мне было тяжело метаться между верой и неверием, между надеждой и отчаянием! Не настал ли момент, думал я, когда мне самому пора на что-то решиться? Быть может, лучше не оставить ей никаких шансов вернуться и возобновить наши бесплодные споры? Можно было признать разрыв свершившимся фактом, отправиться к адвокату и подать на развод. Нельзя быть таким бесхребетным и все время колебаться, убеждал я себя. Нужно подумать о дальнейшей жизни, о своей карьере, наконец. Нужно взять себя в руки. Пора свыкнуться с мыслью, что моему браку пришел конец.

Но в том-то и штука, что свыкнуться с этим я не мог. Остаток вечера я снова провел в раздумьях о случившемся. Обвинение против Фэй казалось обоснованным и убедительным, а версия Кэрол по-прежнему представлялась чистой воды спекуляцией. Если смотреть в корень, в чем она состояла? В том, что некий Эллис находился в нужное время в нужном месте, что он был знаком с местностью, что при желании он мог следить за Рэмсденами, что внешностью и силой он подходил под описание мифического шантажиста, которое составили мы с Кэрол. И все! Глупо рассчитывать, что это кого-то сможет убедить.

Я еще раз попытался вообразить себе шантажиста, решившегося пойти на жестокое двойное убийство только для того, чтобы избежать уличения в преступлении, которое не влечет за собой сурового наказания, но, как ни старался, никакого смысла в этом не находил. Да и что ему угрожало, пусть даже его личность стала бы известна жертве шантажа? Так ли велик был риск разоблачения? Я и сейчас готов был повторить то, что говорил Кэрол: власть шантажиста держится на страхе жертвы перед ним. Разве редки были случаи, когда жертвы шантажа с самого начала знали, кто вымогает с них деньги? Разве что-то менялось от этого? Пусть даже Фэй удалось сфотографировать преступника, что с того? С помощью снимка ей, несомненно, удалось бы самой узнать секрет Артура, но в полицию она — преданная супруга — никогда с этим не побежала бы.

Именно в этот момент меня посетила совершенно новая и неожиданная мысль. Что, если у Артура был секрет, который он хранил именно от Фэй? Что, если он, к примеру, еще в молодые годы имел какие-то неприятности с женщинами? Это не обязательно могло быть преступление, но что-то настолько постыдное и унизительное… В таком случае, я уверен, он бы сделал все, чтобы Фэй никогда не узнала об этом. Ее любовь и уважение были настолько важны для него, что он скорее готов был бы отдать любые деньги, чем поставить это под угрозу.

Да, то была бы совершенно иная ситуация. Как только Фэй, пользуясь снимком, вытянула бы из Артура правду, власть шантажиста над ним была бы безвозвратно утеряна. Более того, Артур, когда ему нечего было бы терять, стал бы для шантажиста опасен, как граната с выдернутой чекой. Следовательно, преступнику нужно было во что бы то ни стало избавиться от фотографии, а сделать это он мог, только убив Фэй. Однако и в этом случае Артуру нечего было бы терять — значит, и его приходилось заставить замолчать. Таким образом, двойное убийство оставалось для шантажиста единственным способом остаться на свободе.

Эта идея захватила меня. В ней было существенное дополнение к версии Кэрол, которая, с моей точки зрения, не объясняла убийства Артура. Сходилось и то, что Артур впервые снял со счета крупную сумму денег только после женитьбы на Фэй.

Да, но правда ли это? Неужели я, как и Кэрол, дал увлечь себя игре воображения?

Я еще раз подумал о том, как вела себя в эти дни Кэрол. Насколько непоколебимой была ее вера в невиновность Фэй! Что ж, в одном я почти не сомневался — она действительно подсознательно знала правду о своей сестре. Если бы только мне самому разобраться, какая это правда! Если бы я только мог проверить ее…