Дальние пески, стр. 21

Когда около часа я добрался до отеля, Кэрол нигде не было. Я спросил швейцара, не видел ли он, когда она уходила, он ответил, что было это примерно в одиннадцать. Он решил, что она пошла прогуляться, но в каком направлении она удалилась, не заметил. Я окинул взглядом дамбу, но она было пуста вплоть до самых дюн. Была вероятность, что она вернулась в дом, но и там я ее не обнаружил. Я вошел в деревню и оглядел в обоих направлениях дорогу — никого. Меня вдруг охватило беспокойство. В ситуации было что-то пугающе знакомое. Исчез Артур, исчезла Фэй, а теперь — Кэрол? Я не верил всерьез, что здесь может быть какая-то связь, но уж очень много непонятного произошло в последнее время. Лучшее, что можно сделать, сказал я себе, это отправиться в бар и дожидаться ее там. Но вместо этого я отправился на пристань, чтобы посмотреть, не взяла ли она ялик. Оказалось — нет. Я удрученно побрел обратно вдоль залива. И в этот момент в пятидесяти ярдах от меня остановился рейсовый автобус из Фэйрхавена, и из него выпорхнула Кэрол. Она увидела меня, махнула рукой и направилась ко мне какой-то необычно поспешной походкой. Я испытал облегчение, но в то же время злился на нее.

— Что, черт возьми, это значит? Куда ты пропала? Ты же говорила, что будешь отдыхать… — набросился я на нее.

Не отвечая на мои упреки, она сказала:

— Прошу тебя, пойдем к нам в комнату. Там удобнее разговаривать.

Лицо у нее пылало от возбуждения, и я понял, что она опять что-то придумала. Она повернулась и быстро зашагала к гостинице. Я проследовал за ней в номер и прикрыл за собой дверь.

— Ну, — сказал я, — выкладывай, что там еще у тебя.

— Мне кажется, я поняла, в каком случае шантажист может пойти на убийство своей жертвы.

Стало быть, она все еще цеплялась за версию о шантаже.

— Неужели? — спросил я без энтузиазма. Я ожидал от нее большего.

— Да, — продолжала она. — Смотри, Джеймс. Предположим, мы были правы, что для Артура это был всего лишь голос по телефону и он не знал личности шантажиста. Он давал инструкции по телефону, куда положить деньги, и забирал их, только когда был уверен, что Артур ушел. Делал он это так, чтобы не обнаружить себя. По-моему, вариант для него был совершенно безопасный, как ты считаешь?

— Да, вполне, — согласился я.

— Вот видишь! Он был уверен, что, если даже его жертва обратится в полицию, ей все равно нужно будет сначала узнать, кто же его шантажирует. Как? Сидеть в засаде у тайника с деньгами день и ночь, поджидая, когда за ними придут? На этой равнине засаду устроить невозможно, так что дело было беспроигрышное…

— Ну и?..

— А теперь допустим, что по какой-то случайности жертве стало известно, кто шантажист. Ситуация совершенно меняется в таком случае, ведь верно? Если полиция знает его личность, за ним можно установить негласное наблюдение, прослушать его разговоры по телефону, собрать другие улики, а потом — хлоп, арест и суд, так?

— Положим…

— А какой приговор ждет за шантаж?

— До семи лет.

— Ага, чувствуешь?! Если шантажист — существо абсолютно безжалостное и он узнает, что его имя жертве стало известно, он вполне может решиться на убийство, чтобы не дать сообщить в полицию и не загреметь в тюрьму.

Хм… Признаюсь, она меня озадачила, хотя ее аргументы не казались мне особенно убедительными.

— Решиться на такое? — сказал я. — Думаю, что боязни разоблачения в данном случае было бы недостаточно, чтобы толкнуть на убийство… Я согласен, что засаду здесь устроить сложно, но полицейские — неглупые парни, и шантажист должен был понимать, что, если им стало бы известно о его существовании, они рано или поздно добрались бы до него, зная его личность или нет. Единственная гарантия для шантажиста — это нежелание его жертвы обращаться в полицию вообще, в принципе, понимаешь? Так что, с моей точки зрения, утро ты потратила впустую. Твои фантазии опять завели тебя в тупик.

— А это не одни только фантазии…

Я бросил на нее недоумевающий взгляд.

— Я много успела, пока тебя не было, Джеймс… Эта идея пришла ко мне не сразу… Начинала я с другой мысли — она тебе и вовсе не понравилась бы. Я подумала: а что, если все, что сказала Фэй, следует понимать буквально, включая и то, что у нее действительно было серьезное дело в Фэйрхавене в то утро.

— Но никакого важного дела у нее не было, ты же знаешь!

— А я предположила, что оно — все-таки могло быть, и стала размышлять, какое именно… Понятно, что ветчина и чай — это не то, она могла купить продукты прямо здесь. Значит, остается одно — фотографии.

— Я их просматривал, — сказал я. — В них нет ничего такого, что…

— А я решила тем не менее взглянуть на них еще раз. Я вспомнила, что они мне попались в доме — полиция, видимо, вернула их. Я взяла ключ и принесла их… — Она открыла сумку, достала из нее желтый пакет и разложила на кровати снимки вместе с негативами.

Я снова просмотрел их. Конечно, я мог упустить что-то в негативах и скова сравнил их с фотографиями — они им полностью соответствовали. И вообще только два снимка казались мне хоть чем-то примечательными. На них можно было увидеть одну из спален дома, но больше — ничего. Может быть, для Артура они что-то значили чисто технически, но мне они ничего не говорили.

— Нет, — сказал я, — я решительно не вижу здесь ничего интересного.

— Вот в том-то и дело! — воскликнула Кэрол.

— Что ты имеешь в виду?

— Скажи мне, Джеймс, сколько кадров обычно бывает на таких вот широких пленках?

Я снова посмотрел на» фотографии.

— Бывает — восемь, — ответил я, — но в данном случае их было, вероятно, двенадцать…

— А негативов здесь только одиннадцать!

Глава 20

На мгновение мне показалось, что эта эффектная концовка получилась у нее чересчур театральной.

— Запросто может быть, что один из кадров просто не получился, вот и все, — нашел я возражение, показавшееся мне убедительным.

Кэрол покачала головой.

— Мне это тоже приходило в голову… Вообще-то так не должно было случиться. В ателье обычно возвращают клиенту все негативы, даже если какие-то из них совсем плохие, но я все-таки решила убедиться. Поэтому я и ездила в Фэйрхавен сегодня. Приемщик помнит, как приходила Фэй и, что взял он с нее за двенадцать фотографий. Так что один снимок и один негатив определенно куда-то делись.

— Поразительно! А он не помнит случайно, что на этом снимке было?

— Нет. Я его спросила, разумеется, но он представления не имеет. Он позвал молодого человека, который проявляет пленки и печатает снимки, но и он не смог ничем помочь. Через его руки проходит столько фотографий…

— Ну, так что же мы имеем?

— Думаю, что имеем мы теперь немало. Ясно, что недостающая фотография была для Фэй важна. Дело было настолько важное — и к тому же секретное, — что она специально ездила в Фэйрхавен, никому ничего не сказав. Я уверена, что это была фотография, которую сделала она сама. И кого-то еще этот снимок интересовал настолько, что он его похитил, а Фэй убил.

— То есть ты считаешь, что она сумела сфотографировать твоего мифического шантажиста?

— Мне это кажется вполне вероятным. Она могла сделать снимок в ту последнюю ночь, когда они с Артуром выходили из дома оба, — за два дня до убийства.

— Это в темноте-то?

— Она могла воспользоваться вспышкой.

— Неужели ты думаешь, — пытался иронизировать я, — что она шаталась ночью по округе, обвешанная фотоаппаратурой?

— Нет, но она могла воспользоваться яликом.

— Яликом?!

— Конечно. Помнишь использованный элемент от вспышки, что в нем нашли? А я что-то не слышала, чтобы Артур когда-нибудь снимал со вспышкой с ялика. Ни одна из фотографий, которые он нам показывал, не была так сделана.

— Все равно держу пари, что лампа осталась от Артура, — заметил я. — Зачем Фэй ее выбросила? Она сделала снимок, к чему же было менять перегоревший элемент?

— Очевидно, она надеялась сделать еще один кадр.