Дальние пески, стр. 19

В течение последующих нескольких дней мы методично листали страницы жизни Артура Рэмсдена, стараясь выяснить, кто и по какой причине мог решиться убить его. Поначалу дело шло туго, так мало было нам о нем известно, но факты, почерпнутые из газетных столбцов, помогли немного продвинуться вперед. Свой довольно-таки шаткий теперь дипломатический статус я беззастенчиво использовал, чтобы получить доступ к тем людям, которые были нам нужны. Мы побеседовали с его бывшим куратором и преподавателями в Кембридже, с чиновниками, которые знали когда-то Артура по министерству сельского хозяйства, а также с великим множеством работников компании „Грантли". Через Джона Хэмилтона нам удалось установить адрес фермы, которой Артур владел в свое время в Девоншире. Мы съездили туда и расспросили нескольких его бывших соседей. На обратном пути мы заехали в Бриджпорт, разыскали усадьбу Олд-Стоунз и поговорили с матерью Вероники Пэшли, теперь уже вдовой. Это было трудное расследование, в котором нередко возникали щекотливые ситуации, а иногда и совсем уж не приятные эпизоды, поскольку почти все знали о трагедии в Норфолке и рекомендоваться сестрой Фэй — значило рисковать, нарваться на откровенное недоброжелательство. Порой, чтобы получить на свой вопрос хоть какой-то ответ, нам приходилось делать прозрачные намеки, что в этом деле, мол, не все тан просто, что иногда вызывало интерес, но чаще — издевательский скептицизм. Бывало, правда, что трагедия сестры Кэрол пробуждала сочувствие к ней, и тогда люди были к нам добры. Когда прошла неделя непрерывных расспросов, мне стало казаться, что я теперь досконально знаю все о жизни Артура Рэмсдена и что больше узнать просто невозможно. И, как я и думал, ничего существенного нам раскопать не удалось.

Картина сложилась такая. В Кембридже Артур был прилежным студентом и, в пределах определенного круга, даже популярной личностью. Он изучал сельскохозяйственные науки и смежные с ними дисциплины и закончил университет с отличием. Несколько месяцев он проработал в отцовской компании, а затем перешел в министерство сельского хозяйства, где зарекомендовал себя исполнительным и перспективным молодым администратором. Помнили его там как приятного и общительного парня. Потом он опять ненадолго вернулся в „Грантли". В 1960 году он женился на Веронике Пэшли, которая, по всем отзывам, была очаровательной молодой особой. Затем был медовый месяц с его трагической развязкой. После этого здоровье его несколько пошатнулось, и отец, который в нем души не чаял, отправил сына в кру госветный круиз в надежде, что смена обстановки поможет ему немного развеять печаль. Когда он вернулся окрепшим, — отец купил ему ферму в окрестностях Дартмура. Хозяйство было сильно запущено, но старик выбрал именно такое не без умысла. Артур с головой ушел в работу, вкладывая в нее всю свою энергию, и за семь лет ферма его трудами бук вально расцвела. Поселившись в деревне, он крайне редко оттуда выезжал. Его регулярно навещал отец до самой своей смерти в 1962 году, а в остальном Артур вел очень замкнутую жизнь, у него почти не было друзей, он порой неделями лица человеческого не видел. Так продолжалось до 1968 года, когда у него нашли диабет. Он продал ферму и перебрался в Норфолк.

Хотя некоторые периоды его жизни, как, например, кругосветное плавание, остались вне сферы нашего расследования, в целом мы проделали очень скрупулезную работу. На каждой ее стадии мы старались уловить хоть малейший намек на какую-либо серьезную проблему, но не обнаружили абсолютно ничего. Да, у Артура почти не было друзей, но и врагов он себе не нажил. Никто не отзывался о нем с искренней теплотой, что, впрочем, объяснялось некоторой от чужденностью, которая появилась у него после гибели первой жены. Но в то же время никто не мог сказать о нем ничего дурного. Его трудолюбие и изобретательность повсеместно вызывали уважение. Кроме Вероники Пэшли и Фэй женщин в его жизни не встречалось. Он был законопослушным, умеренным во всем гражданином, и нам не удалось напасть на след хотя бы мелкого скандала, связанного с ним. Если у кого-то и была причина убить его, то обнаружить ее нам не удалось. Даже Кэрол, при ее живом воображении, не смогла найти никакой почвы для построения новой теории. В тот вечер, когда мы вернулись наконец домой, она была более тиха, чем обычно, но, к моему удивлению, отчаянию не поддалась. Я же чувствовал усталость и опустошенность после этих бесплодных поисков.

— Это как старое определение метафизики, — сказал я.

— Какое определение? — спросила Кэрол.

— Когда слепой ищет в темной комнате черную кошку, которой там нет.

— Но она же есть! — воскликнула она. — Непременно должна быть.

Глава 18

На следующее утро она неожиданно заявила, что хочет снова поехать в Норфолк. В жизни Артура был еще один не исследованный нами период — пять лет, проведенные им в Пепельном Береге до женитьбы на Фэй. Поскольку было это не так давно, то не в это ли время могли случиться с Артуром какие-то неизвестные нам вещи? Кэрол сумела узнать имя женщины, которая помогала тогда ему по хозяйству. Миссис Пирс и сейчас живет в Фэйрхавене, и нам хорошо бы было с ней поговорить. А потом обследовать и сам дом.

У меня это предложение никакого энтузиазма не вызвало. Нам уже был известен распорядок жизни Артура в Пепельном Береге, и я сильно сомневался, что мы сможем вы ведать что-нибудь новенькое. Вряд ли он стал бы держать свидетельства каких-то своих прошлых неурядиц в доме, который делил с Фэй. Кроме того, мне не по нраву пришлась идея, чтобы Кэрол так скоро вновь вернулась на место трагедии, что неизбежно должно было всколыхнуть в ней мучительные воспоминания. Беспокойство о ней, конечно, никак не вязалось со всеми моими подозрениями, но я ничего не мог с собой поделать. Кэрол твердо решила ехать, и я не сомневался, что она отправится туда и без меня. Поэтому сразу после завтрака я вывел машину из гаража, и мы вы ехали в Норфолк, взяв с собой запас вещей на случай, если придется заночевать.

Мы без труда разыскали на окраине Фэйрхавена опрятный коттедж миссис Пирс. Это была невысокая, подвижная женщина лет шестидесяти, с манерами резкими и энергичными. Сначала казалось, что визит Кэрол ей не по душе, что отчасти можно было понять, но она быстро оттаяла, и мы обстоятельно с ней побеседовали. Как я и предвидел, ничего нового мы не узнали. В течение тех пяти лет Артур вел размеренное, ничем не омрачаемое существование. Никаких чрезвычайных происшествий в его жизни не случалось. Иногда его одолевало дурное расположение духа, но с кем этого не бывает? По большей же части он был человеком добрым и приветливым. Работать у него было сплошным удовольствием… Ее отзыв был похож на те некрологи, которые друзья покойных помещают в „Таймс". Даже если бы миссис Пирс были известны какие-то неблаговидные факты, я уверен, с нами она ими не поделилась бы. Впрочем, в равной степени я был уверен, что ей и сказать-то было нечего.

Мы пообедали в ресторане под обстрелом любопытных взглядов. Кэрол едва ли замечала их, но я чувствовал себя неуютно. Расплатившись по счету, мы немедленно отправились в Пепельный Берег. Я забрал из магазина ключи от дома, и мы смогли войти внутрь. Здесь все было так же, как и десять дней назад, никто за это время сюда не заглядывал. Для меня это место было полно привидений, но Кэрол и на этот раз оказалась нечувствительной к атмосфере — она настроилась на поиски и сразу же начала перебирать вещи Артура. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к ней.

Вести поиски оказалось несложно. Артур был человеком методичным, и большая часть его личных вещей и бумаг была аккуратно сложена в комнате, которую он использовал как кабинет. Было там несколько папок с корреспонденцией и счетами, мы разделили их между собой и внимательно изучили. Кэрол занималась этим с мрачной сосредоточенностью, я же вскоре обнаружил, что мое внимание рассеивается, по тому что там не было ничего, что могло бы представлять малейший интерес. Я посмотрел паспорт Артура. Он был как новенький, и, судя по визам, его использовали только дважды: три года назад для поездки во Францию и совсем не давно — на Канарские острова, где он провел с Фэй медовый месяц. Никаких финансовых документов или страховых полисов мы не обнаружили. Их он хранил либо в банке, либо у Хэмилтона. Кэрол нашла его свидетельство о рождении, в котором значилось, что он родился в 1934 году в Лютоне, там же хранились два свидетельства о браке. Целый шкаф был забит фотографиями его собственной работы — некоторые в альбомах, некоторые просто так, вразброс. Мы все их просмотрели, но ничего особенного заметить не смогли. Единственной фотографией в рамке был портрет Фэй, стоящий на его письменном столе.