Завещание Шерлока Холмса, стр. 57

Лестрейд растерялся, но быстро взял себя в руки.

– Профессор Хазелвуд и я представляем закон и правосудие. Мы давали присягу. Наши слова не должны подвергаться сомнению. Что до меня, то я никогда не совершал преступления, скорее наоборот.

Я сделал усилие, чтобы не улыбнуться. У меня и в мыслях не было верить в виновность этих двух плутов.

– В таком случае почему вы подвергаете сомнению мои слова? – ответил я как можно спокойнее. – Я сам дважды давал присягу, первый раз как врач, второй раз как военный. Бог – мой единственный судья.

Наступило молчание, у каждого из нас аргументы подошли к концу.

Дворецкий воспользовался паузой и принес нам горячего чая и кофе. На какое-то время мы оставили наши бесполезные рассуждения. Перерыв пришелся как нельзя кстати.

Напитки разогрели наши тела и освежили мысли. Кофе произвел на меня эффект взорвавшейся бомбы. Мое сердцебиение участилось, зрачки расширились, и перед глазами поплыл розовый туман. Мой ревматизм исчез как по мановению волшебной палочки, и я почувствовал себя в такой прекрасной форме, что мог бы переплыть Ламанш!

У Майкрофта Холмса обнаружился нервный тик, о котором я ничего не знал. Лестрейд нервно посмеивался, на этот раз без видимой причины. Мэтр Олборн вернулся за свой стол неровной походкой, как марионетка, едва спущенная с нитки.

Никакого сомнения не было в том, что напитки содержали какие-то химические добавки, изобретенные самим Шерлоком Холмсом.

Пережив этот момент крайнего возбуждения, каждый из нас вытер лоб и попытался вернуть себе былое достоинство.

Мэтр Олборн дышал так глубоко, как будто в груди у него скопился переизбыток жизненных сил.

– Зачем нам обвинять друг друга? Нет никакой объективной причины, почему убийца обязательно должен находиться среди нас.

Он, конечно, был прав.

Он посмотрел на стопку еще не прочитанных бумаг.

– Мы закончили чтение рассказа доктора Ватсона. Но остается приложение, написанное самим Шерлоком Холмсом. Нужно потерпеть еще несколько часов. Если вы, конечно, не желаете перенести чтение на более позднее время.

Нотариус наблюдал за нашей реакцией.

Лестрейд, который не скрывал своего стремления поскорее покинуть это место, воспользовался случаем.

– Это было бы самым разумным решением. Мы слишком устали. Да я и не понимаю, что мог Шерлок Холмс добавить к этим событиям. Все уже сказано. Если вы не против, я предлагаю перенести чтение на неопределенный срок.

– Я протестую! – сказал Майкрофт Холмс. – Это последняя воля моего брата. Мы взяли на себя моральные обязательства и должны уважать ее.

Три вопросительных пары глаз обернулись ко мне. Я чувствовал, что мое мнение окажется решающим.

– У Шерлока Холмса наверняка было что сказать нам. Думаю, это и есть настоящая цель его странного завещания. Нужно дочитать до конца!

Лицо Майкрофта Холмса расслабилось. Он благодарно улыбнулся мне.

Побежденный Лестрейд забился поглубже в кресло.

Мэтр Олборн, присоединившийся к мнению большинства, надел пенсне и сказал:

– Господа, прошу вашего особого внимания. Мы приступаем к чтению рассказа Шерлока Холмса.

Тот, кто однажды прочтет эти строки, пусть простит мне слабое умение вести повествование и недостаточную живость рассказа. Я не обладаю талантом моего биографа, доктора Ватсона. Поэтому во многом я опирался на его рассказ.

Итак, написанное ниже нужно принять как отчет о расследовании и попытаться абстрагироваться от немного сухого стиля. Не каждому дано быть писателем.

Я не счел нужным называть точные даты и продолжительность разных моих исследований. Мои поиски растянулись на несколько лет. Много раз мне приходилось возвращаться туда, откуда я начал, подолгу искать, не добиваясь ни малейшего результата, а затем внезапно обнаруживать важнейшую улику. Затраченное время не имеет значения; важен лишь результат.

Таким образом, это сочинение – итог длительной работы, и существует только одна цель, которая вела меня: поиск убийцы.

Я думал, что это дело никогда не будет раскрыто. Слишком уж много было в нем несоответствий. Мне пришлось начать все с самого начала. И попытаться понять.

Понять, кроме прочего, почему Корнелиус Хазелвуд, Лестрейд и мой собственный брат Майкроф стремились не вмешивать меня в это дело.

Что касается Корнелиуса Хазелвуда, это еще можно объяснить. Профессор опасался всего, что может бросить на него тень, в том числе и меня.

Лестрейд был всего-навсего верным служащим властного и могущественного Хазелвуда. Полицейский лишь исполнял приказы.

Но Майкрофт? Неужели он с самого начала хотел что-то утаить от меня? Или решил, что я просто не способен раскрыть это дело? Честно говоря, мой брат всегда считал, что я сильно уступаю ему во всем.

Каким видели меня все трое?

Мне вспомнилась грустная история.

Когда-то я был знаком со светским алкоголиком, последним отпрыском благороднейшего рода. Ему вздумалось затеять дуэль на шпагах, то ли из-за вопроса чести, то ли из-за сердечных дел, не столь важно. Друзья пытались образумить его, убедить, что он не в состоянии драться. Но он упрямился. Дуэль состоялась. Алкоголь замедлил его реакции и восприятие действительности. И в первой же атаке шпага пронзила ему сердце. Он погиб, так и не осознав, что его битва была заранее обречена.

Было ли то же самое со мной? Неужели я утратил прежнюю ясность ума? Повлияли ли на мои способности наркотики? Ватсон ведь много раз предупреждал меня об этом.

Моя битва была проиграна заранее. Я был ослаблен, но не алкоголем, а наркотиками.

Все видели мою длительную деградацию. Я был как потерпевший кораблекрушение, один на острове, смотрящий на проплывающие вдали судна, но неспособный протянуть руку своим спасителям.

Такова, если поразмыслить, истинная причина того, что меня отстранили от этого дела.

Какой трагический факт!

Я знал, что мне потребуется много времени, чтобы достойно завершить свою миссию. Но это мало беспокоило меня. Чтобы возродиться, я должен исправить свои промахи. Для меня это было не просто расследование, а возможность остаться в живых. Я принял решение новыми глазами посмотреть на каждое дело, с максимумом дистанции и трезвости.

Трезвость. Именно этого мне больше всего не хватало, чтобы удачно вести расследование. Однако, верный своему методу, я опирался только на факты. На факты, ни на что больше! Бесполезно разубеждать меня. Факты никогда не лгут. Это аксиома. Если только…

Если только сами факты не были фальсифицированы. Кто-то мог исказить аксиому, чтобы привести сыщиков к ошибочным заключениям. Эта новая мысль прочно засела в моей голове, пустила корни и со временем стала чем-то очевидным.

Нужно восстановить все факты и проанализировать механизм, который позволил мне тогда сделать заключения. В какой момент меня ввели в заблуждение? Где скрывалась ловушка?

Я взял в руки записи, относящиеся к убийству маленькой Мэри Кинсли. Как я пришел к выводу, что убийцей девочки является ее отец? Я попытался восстановить этапы моего размышления. К счастью, я мог опираться на подробное и точное сочинение доктора Ватсона.

Я начал с газетной вырезки: «Тело девочки по имени Мэри Кинсли, десяти лет, найдено в Темзе в районе набережной Вестинг, 21. У девочки отсутствуют обе руки, отрезанные колесом вагонетки. На лбу у девочки рана. Заключение Скотланд-Ярда: смерть в результате несчастного случая, повлекшего за собой потопление».

Я заметил несоответствие. Необходима помощь по крайней мере двух крепких парней, чтобы сдвинуть с места этот внушительный механизм. Маленькая девочка не смогла бы сделать этого. Из этого логически следовало, что кто-то отрезал ей руки и бросил ее, живую, в Темзу.

На месте происшествия Джек-Попрошайка, бродяга и пьяница, подтвердил мои выводы. В его свидетельстве было логическое и неизбежное заключение: убийцей мог быть только отец бедной малютки. Кроме того, разве он сам не признал себя виновным?