Завещание Шерлока Холмса, стр. 52
Холмс указал на кресло.
– Что произошло?
Боктон попытался восстановить дыхание. Он протянул конверт Холмсу.
– Читайте!
Мой друг начал читать.
«Моя работа подходит к концу. Завтра, в воскресенье, я нанесу последний удар. Когда я войду в комнату, будет полная луна. У меня будет впереди вся ночь, чтобы исполнить мою прекрасную работу. Луч бледного света осветит ее красивое лицо. Я посмотрю на нее в последний раз, как смотрел на всех остальных. Я снова увижу испуганное лицо маленькой Мэри Кинсли, пятерых сирот, бедной старушки Эммы Варне, дочери леди Барнингтон и прекрасного малыша судьи Ричмонда.
Я медленно введу в ее вену парализующий яд. Укол, возможно, разбудит ее, но она не сможет ни крикнуть, ни позвать на помощь. Будет слишком поздно, яд уже подействует. Она откроет глаза, ошалелым взглядом посмотрит на меня. Она все поймет, но будет нема, будто принимая свою жестокую судьбу.
Она не будет мучиться, по крайней мере, не будет мучиться сильно. В любом случае она не сможет это выразить».
Холмс сглотнул и продолжил бесцветным голосом:
«Затем я положу ребенка ей на живот. Ужас сведет ее лицо. Быть может, это заставит ее в последний раз вздрогнуть. Инстинкт сохранения, а также материнский инстинкт. Что бы там ни было, я сделаю ей следующий укол. Я всегда смогу успокоить ее, если первой дозы окажется недостаточно.
Я подложу много подушек под ее голову, чтобы она смогла наблюдать за медленной агонией ее ребенка, как за спектаклем. Какую прекрасную сцену я предложу ее вниманию! Надеюсь, она будет мне признательна. Мне, которому не суждено было увидеть, как рождается мой собственный ребенок.
Конечно, я не забуду взять немного ее крови и перелить в сосуд, ведь я проделывал это и с другими. Это позволит мне любоваться моим творением до конца моих дней.
Наконец, завершив дело, я выйду сквозь стену в пустоту моего существования.
После моего ухода несчастная всю ночь будет истекать кровью, окруженная тишиной и парализованная страхом, созерцая свой вспоротый живот.
Однако я не монстр. Не думайте, что меня забавляет убивать невинных. Я всего лишь выполняю свое предназначение. Поскольку Бог не услышал мои молитвы, я стал искать справедливости у дьявола. Я сломаю жизнь тем, кто сломал мою. Он убил мою несчастную Эмили, мою нежную, хрупкую возлюбленную, с огненно-рыжими кудряшками и взглядом, полным надежды. Я хочу, чтобы он познал ад. Смерть – слишком мягкое возмездие для подобного убийцы.
Его несчастная жена расплатится за него.
Может быть, она еще будет в сознании, когда он увидит ее ранним утром, с пустыми глазами, будто она подверглась чудовищному ритуалу. Она умрет под беспомощными взглядами ничтожных спасателей. Вы же сами говорили, что бессильны против дьявола, мистер Холмс!»
Миссис Хадсон перекрестилась и торопливо вышла из гостиной, оставив посетителя в грязных ботинках, принесшего весть о смерти.
Последовала непроницаемая тишина. Я попытался собраться с мыслями.
– Какой ужас, Холмс. Он собирается убить беременную женщину.
– Все намного хуже, Ватсон. Если верить ему, несчастная будет наблюдать за смертью собственного ребенка, вынутого из чрева раньше срока.
Самюэль Боктон достал из конверта большой красочный рисунок и дрожащей рукой протянул его Холмсу.
– Это пришло вместе с письмом.
Мой друг некоторое время изучал рисунок при помощи лупы и содрогнулся.
– Бог мой, какая жуткая реалистичность.
Он обреченно опустил лупу.
Я посмотрел на рисунок. На нем была представлена богато обставленная комната, с тяжелой красно-золотой обивкой. На кровати в луже крови лежала женщина, во взгляде ее читался ужас. На руках она держала мраморное тело мертворожденного ребенка. В большом камине горел огонь, над камином висела семейная картина, по бокам от нее – большие серебряные подсвечники. Огромный гобелен, представляющий буколическую сцену, украшал правую часть очага.
Директор «Фантастики» выпрямился, как дикий зверь, готовый к прыжку.
– Надо действовать.
Холмс соединил кончики пальцев.
– Я не вижу как. Разве только предупредить всех беременных женщин Англии, что этой ночью их могут убить.
– Можно попытаться попросить все газеты и журналы опубликовать этот текст и рисунок, – предложил я.
– Нет, Ватсон; у нас нет времени, чтобы обратиться в газеты и журналы даже одного Лондона, их несколько тысяч. Более того, если верить автору письма, драма разыграется ближайшей ночью. А наш текст в лучшем случае опубликуют лишь завтра утром.
Самюэль Боктон ходил взад и вперед по комнате, прижав руку ко лбу. Внезапно он остановился.
– По крайней мере, нужно предупредить полицию. Они могут зайти в каждый дом и до рассвета успеть распространить информацию.
– В Лондоне более четырехсот тысяч домов, не говоря о меблированных комнатах. Потребуются недели, чтобы зайти в каждый дом. Более того, в письме даже не говорится, что драма произойдет в Лондоне.
Снова наступила тишина.
Волк внезапно сощурил глаза. Его взгляд стал беспокойным.
– Как вы думаете, что может означать эта фраза: «Вы же сами говорили, что бессильны против дьявола, мистер Холмс!»?
– У меня нет ни малейшего представления.
– Будто убийца бросает вам личный вызов.
– Что заставляет вас так думать?
– Вас ведь зовут Холмс, насколько мне известно.
– Так же, как и Майкрофта.
Ночь казалась бесконечной. Я долго оставался у камина, смотрел, как в нем танцует огонь, я не мог ни заснуть, ни сосредоточиться на чем бы то ни было. Холмс сжимал зубами трубку, хотя она давно погасла. Его лицо выдавало внутреннее напряжение.
Мои мысли стали путаться. Но я боролся, оттягивая момент неизбежного сна. Нелепый вопрос возник у меня в голове:
– Холмс?
– М-м-м…
– Какая невероятная интуиция подсказала вам, что к нам идет не Лестрейд, а Боктон?
– Перестаньте наделять меня сверхъестественными способностями, Ватсон. Я не колдун и не пророк. Я видел нашего посетителя из окна, вот и все.
Мне стало стыдно, что я оказался неспособным проявить такую элементарную наблюдательность.
Другая мысль возникла у меня. А что, если убийца совсем рядом с нами? Что, если его присутствие настолько очевидно, что мы не замечаем его? Что, если нам не хватает элементарной наблюдательности, чтобы вычислить и поймать его?
46
День едва начал заниматься. Погода обещала быть скверной. Густой желтоватый туман душил столицу. Мрачное бездушное солнце пыталось заявить о своем присутствии, пробиваясь сквозь вихри и водовороты тумана. Первые магазины открывали свои двери, бросая лучи бледного света во влажную атмосферу улицы. Лондон был похож на мимолетный призрак, на плод больного воображения какого-нибудь декадентского художника. Внезапно разразилась буря. Через несколько секунд дождь с невероятной силой забарабанил в наши окна.
Мы сидели за столом, Холмс и я, без всякого аппетита поглощая завтрак. Наши головы раскалывались от бессонницы. Внезапно раздавшийся шум заставил нас подскочить. Послышался пронзительный крик миссис Хадсон и грохот на лестнице. Промокший и запыхавшийся силуэт, что-то между утомленным сыщиком и вымокшей тряпкой, возник перед нами.
– Холмс. Леди Сен-Джеймс…
Мой друг устало посмотрел на меня.
– Одевайтесь, Ватсон. Приготовимся столкнуться с ужасом в его самом крайнем проявлении.
В экипаже Лестрейд не произнес ни слова. Его лицо было искажено. Я никогда не видел его таким. Он много раз вытирал глаза и шмыгал носом во влажный рукав. Были ли это капли дождя или слезы?
Мы не осмеливались нарушить эту болезненную тишину. Я еще попытался убедить себя в том, что рассказ, опубликованный в «Фантастике», – всего лишь грубая шутка. Мои надежды рухнули, когда мы все увидели. Комната до малейших деталей походила на рисунок, который принес Боктон. Все было на месте, вплоть до цвета занавесок и большой буколической фрески справа от камина. Картина над камином и два подсвечника. Не приходилось сомневаться в том, что убийца хорошо знал это место.