Письма. Часть 2, стр. 1
ПИСЬМА М. И. ЦВЕТАЕВОЙ
Часть 2
ОБОЛЕНСКОМУ А. В
Тшебово, 8-го сентября 1923 г.
Дорогой Андрей Владимирович,
Все еще вижу Ваше милое лицо на вокзале. [1]
Как мне грустно, что нам в этой сутолоке даже как следует не удалось проститься! Это я виновата, с тростью.
Здесь хорошо, но столько чужого (чуждого) — хотя бы совместное жительство пятисот душ (именно душ! Говорю о лагере! [2]), что я лишний раз чувствую ужас перед жизнью, ужас перед собой и желание поскорее этот неравный брак (души и жизни!) разорвать.
— Невеселые вещи для открытки?! — Но, увы: «Tout ce qui n’est pas bкte est triste — et tout ce qui n'est pas triste est bкte!» [3] Шлю Вам привет и благодарность.
МЦ.
Моравская Тшебова, 2-го января 1924 г. [4]
С Новым годом, дорогой Андреюшка,
Нашли ли портфель? Какой подарок мне надумали? Желаю Вам в 1924 г. научиться говорить: со мной одной. (С остальными не нужно!) Ходите ли на мою горку? Это моя горка! Пишу про нее стихи. [5]
Только что видалась с Вашим братом, [6] разглядев его близко убедилась, что он похож на Б. Пастернака (моего любимого поэта!). Рассказывал мне о Праге. Напишите мне два слова, вернусь около 10-го. Мой адр<ес>: Moravska Třebova, Rusky Tabor, гимназия, В. А. Богенгардту, для меня.
МЦ.
Вшеноры, 5-го января 1925 г.
Дорогой Андрей Владимирович, Сообщите, пожалуйста, Кате [7]
Paris, 19-е arr
8, Rue Rouvet
Он у нее был, и она его, с записной книжкой, потеряла. Не могу представить себе, чтобы Катя к Вам в Париже не зашла, — думаю, что она даже остановится у Вас. [8]
Ольга Елисеевна [9] писала мне о вашей необыкновенной встрече, — как по-писаному! как в романе! Князь-маляр и жена бывшего министра.
Слышала о Вашей сравнительной удаче, из других ремесл это пожалуй не худшее, — вспомните Тома Сойера и его стену (если когда-нибудь читали). [10]
________
Много пишу. В январском № «Воли России» будет мой стих — длинный [11] — возьмите у О<льги> Е<лисеевны> и прочтите. У нее же можете достать мою прозу «Вольный проезд» («Совр<еменные> Зап<иски>» кн<ига> 21) и «Чердачное» в рождеств<енском> № «Дней». [12] В рождеств<енском> № чешского «Спроводая» появился мой портрет [13] — между Кондаковым и Струве. [14] На их фоне я решительно выигрываю. Чехи написали, что никто меня из России не высылал, но что я не смогла вынести всех большевицких безобразий и сама уехала. — Забавно. —
Елки у нас еще не было, — справляем, по-старому. И Нового Года еще не встречали.
Изнемогаю от печек, углей, грязи, посуды, всей этой пятилетней невылазной чернейшей работы. Но все-таки служить бы не пошла. Это единственное утешение. Всё в моей жизни: «Tu l’as voulu, Georges Dandin!» [15]
________
У нас весна, — настоящая. Ходим в платьях. (Чешский климат, под влиянием русских студентов, еще раз сошел с ума!) Еще несколько дней — и распустятся почки. Дивное синее небо, теплый веющий воздух, — сплошной обман! Но — радуешься. Где-то так жарко, что перепало и нам.
А С<ережа> с Мишей З. сейчас пошел за елкой, — к верхнему леснику, где мы когда-то жили. [16] Аля, несмотря на явную весну, настаивает на Рождестве.
________
До свидания, дорогой Андрей Владимирович. (Забыла спросить: как портфель? клад?) Буду рада получить от Вас весточку. Пишите и о Ч<ерно>вых: как Вам понравились старшие? [17] бываете ли? как им живется? Это прелестнейшая и сердечнейшая семья.
Не забудьте тотчас же по получении письма направить к ним Катю. Если она не у вас — известите ее там, где она.
С сердечным приветом
МЦветаева.
Вшеноры, 16-го апреля 1925 г., Страстной четверг.
Христос Воскресе, дорогой Андреюшка!
Ваше письмецо получила — хорошо живете и хорошо пишете. А на Пасху собака придет? И, придя, поймет — что Пасха? Непременно побывайте у Ч<ерно>вых и потом напишите, как было. Это как праздник — вечного возрождения.
Георгий растет, хорош, похож на меня. [18] Катаем его с Алей по трем вшенорским шоссе, предпочитала бы — по Версалю.
Так как Пасха, Андреюшка, давай похристосуемся. Если бы Вы были здесь, я бы сделала Вам отдельный <…> [19]
РОДЗЕВИЧУ К. Б
<22-го сентября 1923 г.>
…Арлекин! — Так я Вас окликаю. Первый Арлекин за жизнь, в которой не счесть — Пьеро! [20] Я в первый раз люблю счастливого, и может быть в первый раз ищу счастья, а не потери, хочу взять, а не дать, быть, а не пропасть! Я в Вас чувствую силу, этого со мной никогда не было. Силу любить не всю меня — хаос! — а лучшую меня, главную меня. Я никогда не давала человеку права выбора: или всё — или ничего, но в этом все — как в первозданном хаосе — столько, что немудрено, что человек, пропадал в нем, терял себя и в итоге меня…
Вы сделали надо мной чудо, я в первый раз ощутила единство неба и земли. О, землю я и до Вас любила: деревья! Всё любила, всё любить умела, кроме другого, живого. Другой мне всегда мешал, это была стена, об которую я билась, я не умела с живыми! Отсюда сознание: не — женщина — дух! Не жить — умереть. Вокзал.
_______
Милый друг. Вы вернули меня к жизни, в которой я столько раз пыталась и все-таки ни часу не сумела жить. Это была — чужая страна. О, я о Жизни говорю с заглавной буквы, — не о той, петитом, которая нас сейчас разлучает! Я не о быте говорю, не о маленьких низостях и лицемериях, раньше я их ненавидела, теперь просто — не вижу, не хочу видеть. О, если бы Вы остались со мной, Вы бы научили меня жить — даже в простом смысле слова: я уже две дороги знаю в Праге! (На вокзал и в костёл.) Друг, Вы поверили в меня. Вы сказали: «Вы всё можете», и я, наверное, всё могу. Вместо того, чтобы восхищаться моими земными недугами, Вы, отдавая полную дань иному во мне, сказали: