Время для мятежника, стр. 46

Трой энергично вкапывался рядом со скалой, выбрасывая землю, как роющий нору барсук. Он отер со лба пот, перевел тяжелое дыхание и ответил:

– Ладно, скажу, только сначала закончим работу. Мне нужно выкопать яму, вложить туда ящик и закопать ее раньше, чем кто-нибудь появится. Надо, чтобы ее никто не потревожил.

Шоу сменил его. Вкопаться в мягкую почву почти на два ярда не стоило особого труда и времени. Трой положил ящик на дно ямы и пристроил поаккуратнее. Ящик походил на маленький деревянный гроб. Для кого? Может быть, для независимого Юга из планов Мак-Каллоха? Трой бросил горсть земли. Конец Мак-Каллоху, и планам его конец. Задача выполнена, и доклад представлен.

Все. Он схватил лопату и обрушил в яму поток черной земли. Засыпали яму за пару минут, Трой утрамбовал холмик вровень с землей, а лишнюю землю сложил в захваченный для этой цели мешок. Когда же на свежей земле рассыпали опавшие листья, все следы работы были скрыты начисто. Трой показал на верхушку гранитной скалы:

– Вот сюда я прибыл. Этот скальный кряж не менялся столетиями. И в будущем он тоже не должен измениться. В один прекрасный день здесь построят лабораторию, а вокруг еще много домов. Я отправил туда доклад – в этой коробке, и моя работа окончена.

– Ты имеешь в виду, что в будущем эту коробку выкопают? – Трой кивнул. – И узнают, что случилось после твоей поездки во времени? Боже мой, Трой, ты весьма щепетильная личность. Когда твой доклад прочтут, ты уже много лет будешь покойником.

– Неважно. Я поступил, как обещал. Выполнил задачу и представил доклад.

– Я полагаю, у тебя не существует возможности явиться самому, держа доклад под мышкой?

– Никакой. Дорога была в один конец. Я это знал, когда шел, и не сожалею. Я сделал то, что считал нужным, и думаю, работа того стоила.

– Я полностью согласен, хотя сомневаюсь, что мог бы принять подобное решение. Но с этим ясно. Ты решил, что будешь делать дальше?

– Конечно, решил. Покину Юг и отправлюсь на Север, в Нью-Йорк. Это мой родной город, и мне очень любопытно взглянуть, на что он сейчас похож.

– Содом и Гоморра, – с отвращением произнес Шоу. – Целый мир, причем довольно противный. Самый продажный и порочный город в мире. Там каждый год если не чума, то бунт.

– Похоже на мой дом, – сказал Трой. – Хотелось бы посмотреть. Ты поедешь со мной?

– Разумеется. Ничего серьезного, пока не заживут раны, я все равно не планирую. Если мне все равно, где поправляться, почему бы не в море роскоши, которую предоставляет Маммона-на-Гудзоне. Но никаких лошадей. Поедем поездом.

Путешествие было медленным и грязным, в окна влетала жирная копоть и оседала повсюду. К Нью-Йорку они уже более чем созрели для того, чтобы схватить кеб, ехать в отель и принять горячую ванну. После трех дней обильной еды и спанья до полудня Шоу решил, что сможет сидеть в седле. Они взяли напрокат лошадей в конюшне на Двадцать третьей улице Манхэттена, доехали до Хьюстона и на пароме переправились через Ист-Ривер. Если не считать отсутствия мостов, город показался Трою на удивление знакомым. Конечно, не было небоскребов и вместо машин всюду лошади, но улицы и здания Ист-Сайда очень похожи на те, которые ему помнились. Бруклин просто крольчатник из маленьких домов, и, пока они не доехали до Квинса, заметных изменений он не обнаружил. Дома уступали место фермам и извилистым проселочным дорогам. Они ехали спокойно, позавтракали в гостинице «Корона» и продолжили путь.

Через час Трой остановился на вершине холма и посмотрел вниз на деревню Ямайка у перекрестка дорог. Ее окружали фермы, а за ними болота и камыши Ямайского залива. Трой покачал головой.

– Я там родился, – сказал он, показывая вниз. – И там вырос. Там были маленькие домики, а там магистраль Ван-Вайка, а вон там – надземка вдоль Ямайка-авеню.

– Как ты сказал?

– Надземка, ну, знаешь, железная дорога, поднятая на эстакаду.

– Нет, не знаю, но идея интересная.

– Шумно очень. Зимой, когда открывают двери на станциях, чертовски холодно. И снег задувает. Робби, что мне тут делать? Я здесь чужак. – Вдруг в приступе расстройства Трой ударил лошадь каблуками. – Поехали в гостиницу, выпьем чего покрепче.

Шоу пустился в галоп, чтобы не отстать. Потом они замедлили ход и поехали рядом. Шоу поймал остановившийся взгляд Троя и понял, что тот видит не дорогу и не деревья вокруг, а навеки утраченный собственный мир, который уже никогда не увидеть наяву. Шоу положил свою руку поверх его на луку седла. Трой посмотрел на него, и глубина отчаяния в глазах друга показалась Шоу невероятной. Но на губах Троя мелькнула тень улыбки.

– Ты хороший человек, Робби Шоу, и я очень рад, что тебя встретил. Поехали в Манхэттен и развеемся. Закажем хороший обед и много-много бутылок вина. А потом в театр. Повеселимся и порадуемся, пока можно, потому что все это скоро кончится. Война на горизонте. Страшная война брата против брата, которая разорвет страну пополам. Так что повеселимся, тем более что и нам скоро расставаться. Надеюсь, мы встретимся снова, но не знаю, где и когда.

– Звучит окончательным приговором. А что ты собираешься делать?

– То, что умею лучше всего. Попробую записаться в армию. Надвигается война. И ничто ее не остановит. Ты и твои друзья аболиционисты вели мирную войну против рабства, но это время кончается. В скором будущем заговорят ружья.

И много времени пройдет, пока кончится война.

Глава 36

Первое июля 1863 года

Вода недавно закипела и, когда Трой вылил ее себе на руку, была еще горячей. Она обожгла открытую шрапнельную рану, и между обрывками мышц снова показалась кровь. Рана не глубокая, но болезненная. Трой стиснул зубы и стал ее чистить. Антибиотики, потраченные на раненых в этой многолетней войне, давно кончились, оставалась лишь кипяченая вода. Кусок бинта он тоже прокипятил и теперь обмотал им руку так, чтобы рана была закрыта. Это последнее усилие утомленного долгим боем организма совсем истощило его силы, и он оперся спиной о ствол дерева, прикрыл глаза и бросил руки на колени, застыв в полудреме. Перед глазами поплыли сбивчивые воспоминания.

Как быстро прошли годы – и как медленно. Так много случилось с тех пор, как он простился в Нью-Йорке с Робби Шоу. Быстро выяснилось, что записаться в армию не так просто, как ему представлялось. Черные не требовались – только как денщики или землекопы. Он не смирился. Понадобился год тяжелой работы и изрядная толика денег полковника, чтобы создать в Бостоне первый негритянский батальон – Первый Массачусетский полк цветных добровольцев. Денег на пробивание идеи и на взятки отцам города ушло не меньше, чем на снаряжение. Но работа была сделана, а это самое главное. К началу войны они были готовы. И они воевали – и как воевали! – и погибали. Однако в добровольцах нехватки не было никогда. За два года боев сменилась половина личного состава. Погибали лучшие. Многие лица трудно уже вспомнить, и имена забывались. Трой клевал носом, полубессознательные мысли неслись по кругу.

– Сержант, я жаркое притаранил. Все больше бобы, но, если пороетесь как следует, можете надыбать кусок крольчатины.

Голос разбудил Троя. Он проснулся и посмотрел на здоровенного парня с улыбкой до ушей – у того не хватало половины зубов. Трой улыбнулся в ответ, взял оловянную миску и полез в карман за ложкой.

– Спасибо, Лютер. Этого мне и не хватало. – Он настолько устал, что до этой минуты даже не осознавал, что и проголодался не меньше. Запустил ложку в миску и набрал полный рот бобов. Отлично! Когда это он последний раз ел? Сейчас и не вспомнить, в голове только воспоминания дневного боя. Похоже, что утром, лепешка и желудевый кофе. А с тех пор – ничего, кроме пуль и снарядов. Однако их много не съешь.

Вечер был теплым и темным. На холме горели костры армии Союза, сбегающие вниз по холму по обеим сторонам Семетри-Ридж, – сигнальные огни ночи. Возле них отдыхали усталые бойцы, уцелевшие в дневной битве, готовили еду и старались не думать о завтра. Повернувшись спиной к ночи, они не глядели вдаль, туда, где далекие линии огней обозначали позиции конфедератов. И много же их собралось в эту ночь у маленького городка Геттисберга в штате Пенсильвания!