Враг у порога, стр. 75

– Но если вы позволите им править нами, начнутся убийства на улицах…

– Мистер Литл, – негромко отозвался Рейнольдс, – больше нет никаких их. Теперь есть только демократия, при которой все люди равны. Один человек – один голос. Я-то думал, что, будучи выборным представителем, вы должны уважать этот факт. Ирландией больше не будут править сверху заморские монархи или самозваные аристократы. Вы свободный человек и должны быть благодарны за эту свободу.

– Свободу?! – крикнул тот. – Нами правят захватчики!

– Пока что, – невозмутимо молвил Ли. – Но когда у вас пройдут выборы, мы с огромной радостью удалимся. Тогда у вас будет собственная полиция для вашей защиты и собственная армия для защиты от грозящих вам иностранных вторжений. Мы предлагаем вам свободу от иностранного правления. С вашей стороны было бы глупо отказываться от нее.

Мэр источал открытую ненависть. Всем присутствующим было ясно, что его протестантское большинство в Северной Ирландии теперь станет меньшинством в католической Ирландии, хотя никто и не высказал этого вслух.

– С чего вы это взяли, что в новой Ирландии не найдется места для вас? – мягко продолжал военврач Рейнольдс. – Раз мы сражаемся за справедливость, мы сможем забыть прошлые раздоры. Неужели эта цель не стоит усилий? Вы видите, что на мне синий мундир, а на генерале Ли – серый. Вы знаете, что это означает? Мы прошли через ужасную Гражданскую войну, где брат убивал брата, а теперь оставили это в прошлом и живем в мире. Неужели вы не можете забыть свои племенные разногласия и жить в мире со своим братьями, делящими с вами этот остров? Это ли не достойная цель?

Ответом ему послужило лишь угрюмое молчание. Но, судя по выражению лиц посетителей, обоих ничуть не увлекала перспектива нового мира. Наконец Ли нарушил молчание.

– Вы можете идти, джентльмены. Пожалуйста, обращайтесь ко мне в любой момент по вопросам, касающимся общественного блага. Мы все на одной стороне, как столь красноречиво поведал нам мистер Рейнольдс.

На стороне мира.

* * *

Несмотря на отказ генерала Шермана подпустить его хоть на пушечный выстрел к флоту, отправлявшемуся на бой, Джон Стюарт Милл все-таки ухитрился прибыть в Ирландию, как только военные действия окончились. Он обратился непосредственно к президенту Линкольну, тот переговорил с министром военного флота, который доверил дело адмиралу Фаррагуту, в свою очередь обратившемуся за помощью к командору Голдсборо. Голдсборо внес чрезвычайно практичное предложение, чтобы Милл увидел войну с палубы его корабля «Мститель». Поскольку у британцев не было броненосцев, которые могли хотя бы сравняться с «Мстителем» по силе, его безопасности совершенно ничто не угрожало. Миллу пришлись весьма по душе эти боевые действия, особенно когда громадный корабль стрелял по невидимой цели в Дублине, пользуясь самыми современными способами связи, и таким образом заставил британские войска в Дублинском замке сдаться. Сойти на берег Миллу позволили, лишь когда режим чрезвычайного положения был смягчен. И даже несмотря на это, от порта до Фиксуильям-сквайр его сопровождал эскадрон кавалеристов, а в карете с ним сидел адъютант генерала Шермана полковник Робертс.

– Это великолепный город, – сказал Милл, глядя на осененную листвой деревьев площадь и дома эпохи Георгов, обступившие ее.

– Вон там, номер десятый, – указал капитан. – Он безраздельно ваш. Мы пока не знаем, кто владелец, зато знаем, что он уехал с одним-единственным чемоданом на первом же пакетботе из Кингстона, когда боевые действия закончились. Так что дом в вашем полном распоряжении.

Когда они входили, двое солдат, стоявших перед домом на часах, отсалютовали им.

– Чудесно, чудесно, – приговаривал Милл, когда они шагали через элегантные комнаты, любуясь замечательным садом на заднем дворе. – Вполне подходящая обстановка для основания нового государства. Здесь встретятся люди, в чью задачу это и будет входить. Благодарение небесам, что у них есть такой великолепный образец перед глазами, которому еще не исполнилось и века.

– Боюсь, я что-то не улавливаю, сэр.

– Чепуха, мой дорогой друг, вам все известно об этом Союзе, за который вы сражались. Вы должны гордиться им. У вас есть свой собственный конгресс и своя собственная конституция. Ваши отцы-основатели взяли в качестве эталона власть закона и конституционную ответственность, как указал лорд Кок. Я весьма и весьма надеюсь, что Ирландия в свою очередь будет ориентироваться на этот образец. Первым делом конгресс, а затем и конституция. Не забывайте, что на протяжении всего революционного периода американцы упирали на свои права и на то, что ущемление этих прав нарушает конституцию и потому незаконно. Однако эти требования покоились на весьма шатком законодательном фундаменте, пока права американцев не были закреплены в письменном виде. Подобная защита пришла с принятием письменных конституции и биллей о правах в Штатах, как только независимость разорвала их связь с империей. Американская армия вполне преуспела в том, что порвала узы, связывавшие Ирландию с Великобританией. Теперь вы наверняка гадаете, каким образом блюсти права, гарантированные этими действиями?

Полковник Робертс ни о чем таком и не думал. На самом деле он скорее предпочел бы оказаться в жаркой сече, чем выслушивать невразумительные восторженные сентенции Джона Стюарта Милла.

– Гарантированные права… – в конце концов пробормотал он. – Блюсти?

– Конечно, их следует защищать. И американский гений проявился в приспособлении системы сдерживания и уравновешивания. Конечно же, ответом на этот вопрос, в высшем его проявлении, служит судебное рассмотрение. Это функция Верховного суда. Ирландия весьма нуждается в этом правлении закона. Ибо британцы никогда не считали Ирландию целостной частью Соединенного Королевства наподобие Шотландии, считая ее отдаленной и определенно отдельной частью. Отсталым краем, отличающимся ретроградским стилем жизни и мышления. Все это переменится. Ставшую новой демократией, наконец-то отделившуюся страну ждет лишь блистательное будущее.

17 марта 1864 года

Вероятно, этот солнечный рассвет, осиявший море золотыми лучами, призвала одна лишь сила молитв, возносившихся из каждой церкви всего края. Ибо более двух недель непрерывно, безжалостно, жестоко лил дождь, пока все не начали дивиться, как это Ирландию просто не смыло в океан. И уж конечно, все без исключения молились, чтобы дождь окончился в этот важнейший из всех дней.

И все равно в среду от рассвета до заката лило ничуть не меньше, чем до того. Зато утром четверга, утром Дня святого Патрика – утром рождения страны – на небе не было ни облачка.

Лучи солнца рассеяли туман, стелившийся над травой в дублинском Феникс-парке. В недвижном воздухе далеко разносился стук молотков по дереву: плотники спешно доделывали трибуны. Солдаты в новеньких, с иголочки, темно-зеленых мундирах четко печатали шаг и отдавали честь, сменяя друг друга на посту, но – ах! – в их шагах звучал новый ритм.

– Это великий день, – сказал командир старого караула.

– Да, и великий день для старушки Ирландии, – отозвался командир нового.

Город пробуждался, струйки дыма тянулись в небо из мириад труб. Слышалось цоканье копыт по булыжнику – это пекари в своих повозках объезжали клиентов. Над Сэквилл-стрит, через улицу от почтамта, у открытого окна отеля «Грэшем» стоял человек, наслаждаясь свежим утренним воздухом. Он погладил длинными пальцами длинную седеющую бороду, и напряженные морщинки на лбу и у глаз слегка разгладились.

– Отойди от окна, пока не отправился на тот свет, – окликнула его Мэри, утопавшая в пышной перине.

– Да, матушка, – отозвался Авраам Линкольн, закрывая окно. – Но это славный день, как раз под стать столь славному событию.

– Ты же сказал, церемония в полдень. Наверное, у нас еще есть время…

Присев на кровать, он похлопал жену по руке.