Жар-птица. Свирель славянина, стр. 27

Величество Солнца великие поприща в Небесах пробегает легко,

Но малым нам кажется, ибо в далекости от Земли отстоит высоко.  

Одежда у Солнца с короною — царские, много тысяч есть Ангелов с ним,

По вся дни хождаху с ним, егда же зайдет оно, есть и отдых одеждам златым.  

Те Ангелы Божий с него совлекают их, на Господен кладут их престол,

И на ночь три Ангела у Солнца останутся, чтоб в чертог его — враг не вошел.  

И только что к Западу сойдет оно, красное, это час есть для огненных птиц,

Нарицаемых финиксы и ксалавы горючие, упадают, летучие, ниц.  

Пред Солнцем летят они, и блестящие крылья в океянской макают воде,

И кропят ими Солнце, да жаром пылающим не спалит поднебесность нигде.  

И егда от огня обгорает их перие, в океан упадают они,

В океане купаются, и в воде обновляются, снова светлы на новые дни.  

И едва в полуночь от престола Господнего двигнет Ангел покров и венец,

Петел тут пробуждается, глас его возглашается, из конца поднебесной в конец. 

И до света свершается эта песнь предрассветная, от жилищ до безлюдных пустынь.

Бог-Творец величается, радость в мир возвещается, радость темным и светлым. Аминь.

Как женился Светлый Месяц на Вечерней на Звезде,

Светел праздник был на Небе, светел праздник на Воде.  

Страны облачны простерли серебристое руно,

Океан восколебался, перстень с Неба пал на дно.  

До Земли лучи тянулись, и качалася трава,

В горних высях собирались все святые божества.  

Молния дары делила: тучи взял себе Перун,

Лель-Любовь с Красою-Ладой взяли звоны светлых струн.  

Бог Стрибог себе взял ветры, им приказывал играть,

И под рокот Океана разыгралась эта рать.  

Световит, хоть и дневной он, посаженным был отцом,

Новобрачных он украсил золотым своим кольцом.  

Синеокая Услада получила тихий час,

Светлый час самозабвенья, с негой влажных синих глаз.  

Океанская бескрайность ткала зыбь в морских звездах,

Чудо Моря, Диво-Рыба колыхалась на волнах.  

И Русалки разметались в белых плясках по воде,

И в лесах шептались травы, лунный праздник был везде.  

В тот всемирный звездный праздник возвещала высота,

Что с Вечернею Звездою будет век дружить мечта.  

Тот всемирный лунно-звездный светлый праздник возвещал,

Что навеки в новолунье будет в Море пьяным вал.

У Перуна рост могучий,

Лик приятный, ус златой,

Он владеет влажной тучей,

Словно девой молодой.  

У Перуна мысли быстры,

Что захочет — так сейчас,

Сыплет искры, мечет искры

Из зрачков сверкнувших глаз.  

У Перуна знойны страсти,

Но, достигнув своего,

Что любил он — рвет на части,

Тучу сжег — и нет его.

При начале весны пробужденный Перун

Вылетает на пламени синем,

И под громы своих вулканических струн

Он несется по вышним пустыням.  

Он безумно летит в урагане огней,

И хохочет, ликуя без меры,

Вылетая из склепа оконченных дней

Семимесячной зимней пещеры.  

Перед ним Океан, и, его бороздя,

И громами овеяв стремленье,

Ослепительный бог, в ожерельях дождя,

Самоцветные сеет каменья.  

Разрываются стены сомкнувшихся гор,

Что зовутся меж смертными тучи,

И уносится он, возлюбивший простор,

Огневзорный, веселый, певучий.  

Вот уж он обогнул весь размах высоты,

И пропал, утонул, как мечтанье, —

Только там, где он был, засветились цветы,

Да разбитое молнией зданье.

Там, где гор сложились груды,

В крепость-дом Громовника,

Диво-гусли-самогуды

В замке спрятаны века.  

Много сильных восходило

До скалистой высоты,

Но всегда слабела сила

Ровно-ровно у черты.  

Много избранных хотело

Самогуды-гусли взять,

Ровно-ровно у предела

Стыла их живая рать.  

Превращаясь в изваянья,

Их застывшие тела

Увеличивали зданье,

Дом, где музыка была.  

Так узорно каменели

Ровно-ровно у черты.

И растут из камня ели,

В царстве гордой высоты.