Заклинатель, стр. 46

По земле братьев Букер протекали две речушки, потому-то ранчо и получило свое название – «Двойняшки». Обе стекали с горных отрогов, и на первой миле сходство между ними действительно было исключительным. Разделяющая их горная гряда была невысокой, а в одном месте такой низкой, что они чуть не сливались в одну речку. Потом горы вдруг резко вздымались, навсегда отделив скалистыми утесами одну речушку от другой. Отторгнутые друг от друга, они постепенно становились совсем разными.

Северная речка, быстрая и мелкая, текла по широкой долине. Берега ее, крутые только в нескольких местах, позволяли скоту легко подходить к воде. В верхнем ее течении, где было много водоворотов и водопадов, водились гольцы, а ниже устроили гнездовье цапли. Южная речушка была вынуждена прокладывать себе путь в зарослях, обходя многие препятствия и деревья. Сначала она текла, извиваясь, в густом ивняке и среди кизиловых деревьев, а потом на какой-то отрезок пути терялась в болотах. Выходя из болот, она петляла по ровному месту; некоторые петли со временем заливало водой – так образовывались спокойные темные озера и небольшие, густо поросшие травой островки, береговые очертания которых постоянно менялись из-за непрерывной работы бобров.

Эллен Букер говорила, что сыновья похожи на эти реки: Фрэнк – на северную, а Том – на южную. Так она повторяла до тех пор, пока Фрэнк, которому тогда было семнадцать, не заметил за ужином, что он тоже не прочь попетлять да погулять. Отец приказал ему попридержать язык и отправляться побыстрее в постель. Том не был уверен, что мать расслышала дурацкую шутку брата, но с тех пор она ни разу не повторяла свою любимую присказку.

Дом, который звался в семье речным домиком, – тот, где в свое время жили Том и Рейчел, а потом – Фрэнк и Дайана, – стоял на крутом берегу, у излучины северной речушки. С этого места были хорошо видны заросшая тополем долина и в полумиле большой дом, окруженный чисто побеленными амбарами, стойлами и загонами. Дома соединяла грязная дорога, которая шла дальше – к низинам, где зимой находился скот. Сейчас, в апреле, снег здесь, на равнинной части поместья, уже стаял, оставшись лишь в затененных глубоких оврагах и в хвойном лесу, покрывавшем северный склон горного кряжа.

Сидя на месте пассажира в стареньком «Шевроле», Том смотрел из окна на речной домик и в который уже раз подумал, что было бы неплохо туда перебраться. Они с племянником Джо возвращались домой, накормив скот, и мальчик замечательно вел машину, умело преодолевая препятствия. Для своего возраста Джо был несколько маловат ростом, и, чтобы хорошо видеть через ветровое стекло, ему приходилось изо всех сил тянуться. В будни скот кормил всегда Фрэнк, но по выходным Джо любил заменять отца, а Том с удовольствием ему помогал. Они клали в кормушки перепревшую люцерну, с удовольствием глядя, как коровы и телята торопятся к еде.

– А можно взглянуть на жеребенка Бронти? – спросил Джо.

– Разумеется.

– Один парень из школы говорит, что надо начинать с ним работать.

– Угу.

– Говорит, если начать работать пораньше, то потом раз плюнуть – приучить его к узде.

– Да, некоторые так думают.

– По телеку показывали одного парня, который занимался воспитанием гусят. У него был планер, который гусята привыкли считать своей матерью. Он летал на планере, а гусята спешили за ним.

– Слышал об этом.

– Ну и что думаешь?

– Видишь ли, Джо, я не очень смыслю в гусях. Возможно, для них и неплохо – считать себя планерами. – Джо рассмеялся. – Но насчет коней я уверен – им надо сызмальства знать, что они – кони.

Подъехав к ранчо, они остановились у длинной конюшни, где Том держал нескольких своих лошадей. Навстречу им из дома выбежали близнецы Скотт и Крэг. Том заметил, что у Джо сразу вытянулось лицо. Братьям было по девять лет – эдакие белокурые симпатяги; веселым шумным галдежом они всегда привлекали к себе внимание, а Джо оставался в тени.

– Вы к жеребенку? – завопили они. – Можно и нам? – Том положил каждому на голову по огромной руке – словно ковши башенных кранов.

– Только если обещаете вести себя тихо.

Том вошел в конюшню, ребята следовали за ним. Они остановились у стойла Бронти, внутрь вошел только Джо. Бронти была крупной кобылой десяти лет, гнедой – в рыжину – масти. Она ткнулась мордой в руку Джо, другой мальчик гладил ее шею. Тому нравилось, как племянник обращается с лошадьми – непринужденно и уверенно. Жеребенок, мастью чуть потемнее матери, барахтался в углу, изо всех сил стараясь встать на ноги. Наконец, шатаясь на неестественно длинных ножках, он доковылял до матери и спрятался за нее, осторожно косясь оттуда на Джо. Близнецы покатились со смеху.

– Вот смешной, – сказал Скотт.

– У меня где-то есть снимок вас двоих в таком же возрасте, – заметил Том. – Знаете, на кого вы там похожи?

– Да на лягушат – вот на кого, – вставил Джо.

Близнецам скоро наскучило в конюшне, и они куда-то умчались. Том и Джо перевели остальных лошадей в загон позади конюшни: после завтрака Том собирался заняться одногодками. Когда дядя с племянником двинулись наконец к дому, навстречу им выскочили собаки и с лаем промчались мимо. Обернувшись, Том увидел, как серебристый «Форд-Лариат», вынырнув из-за холма, едет по дороге прямо к ним. В нем сидел один водитель, и, когда автомобиль подъехал ближе, Том разглядел, что за рулем – женщина.

– Мама не ждет гостей? – спросил Том. Джо пожал плечами. И только когда машина остановилась, все еще окруженная надрывно лающими собаками, Том узнал женщину. И – не поверил собственным глазам… Джо заметил, как изменилось лицо дяди.

– Ты ее знаешь?

– Похоже, что да. Но не могу сообразить, что она здесь делает.

Том цыкнул на собак и направился к автомобилю. Энни тем временем выбралась наружу и нервно спешила навстречу. На ней были джинсы и спортивные ботинки, объемистый бежевый свитер доходил до бедер. Солнце било ей в спину, отчего волосы обрамляли лицо пылающим рыжим нимбом, и Том вдруг понял, что он не забывал эти зеленые глаза с того самого дня, когда побывал в нью-йоркской конюшне. Она кивнула ему без тени улыбки, немного робко.