Плененная Вселенная, стр. 10

Снаружи послышалось движение: кто-то спускался по лестнице, держась за стену в темноте. Шаги остановились у его двери, и Чимал услышал, как кто-то отодвигает запоры.

– Кто это? – выкрикнул Чимал, не в силах вынести это невидимое присутствие. – Вы наконец пришли убить меня? Так чего же вы медлите? – В ответ раздалось только тяжелое дыхание… и стук упавшей задвижки. Затем одно за другим тяжелые бревна были вынуты из пазов в стене. Чимал почувствовал, как кто-то вошел в камеру и остановился рядом с ним. – Кто это? – повторил Чимал и попытался сесть, упираясь в стену.

– Чимал, – произнес тихий голос его матери.

Сначала он не поверил своим ушам – ему пришлось произнести ее имя вслух, прежде чем он удостоверился в реальности происходящего. Квиау опустилась на колени рядом с сыном, и Чимал ощутил ее пальцы на своем лице.

– Что произошло? – спросил он. – Как ты сюда попала и где жрецы?

– Ситлаллатонак мертв. Он не вознес молитвы, и солнце теперь не взойдет. Люди обезумели, воют как собаки и мечутся.

«Могу себе представить», – подумал Чимал, и на мгновение паника коснулась и его; но мысль, что для обреченного на смерть один конец ничем не отличается от другого, принесла ему странное успокоение. Какая ему разница, что случится с надземным миром, раз он обречен блуждать в темноте преисподней?

– Тебе не надо было приходить, – сказал Чимал мягко, чувствуя нежность и теплоту, которых не испытывал к матери уже много лет. – Уходи, а то жрецы схватят тебя и тоже принесут в жертву. Хицилапочтли потребуется много сердец, чтобы он смог победить в битве с ночью и звездами – теперь, когда они так сильны.

– Я должна тебя освободить, – прошептала Квиау, нащупывая веревки, которыми был связан Чимал. – В том, что случилось, виновата я, а не ты, и ты не должен пострадать из-за меня.

– Да нет же, виноват я сам. Я был так глуп, что стал спорить со стариком. Он разволновался и неожиданно почувствовал себя плохо. Они правы, когда винят в этом меня.

– Нет, – ответила Квиау, склоняясь над веревкой, стягивающей запястья Чимала: ножа у нее не было. – Двадцать два года назад я согрешила и теперь должна быть наказана.

Она стала перегрызать жесткие волокна.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивленно спросил Чимал, ничего не понимая.

Квиау остановилась на секунду, выпрямилась и сложила руки на коленях. То, что она должна сказать, требует правильных слов.

– Я твоя мать, но твоим отцом был не тот человек, кого ты им всегда считал. Ты сын Чимала-Попоки из Заачилы. Он приходил ко мне, и я очень его любила и не отказывала ни в чем, хотя и знала, что это неправильно. Однажды ночью, когда он возвращался от меня и переходил через реку, его настигла Коатлики. Все эти годы я ждала, когда же она придет и за мной, но она не пришла. Ее месть более ужасна. Она хочет взять моего сына вместо меня.

– Я не могу в это поверить, – сказал Чимал, но не получил ответа: Квиау снова грызла веревку. Волокна распадались одно за другим, и наконец его руки были свободны. Квиау принялась за путы на ногах Чимала. – Подожди, – простонал Чимал, чувствуя ужасную боль в оживающих мышцах. – Разотри мне руки. Я не могу ими двигать, они так болят.

Квиау стала мягко массировать руки сына, хотя каждое прикосновение жгло его как огнем.

– Все в мире меняется, – сказал Чимал почти грустно. – Может быть, действительно нельзя нарушать правила. Мой отец погиб, ты много лет жила под страхом смерти. Я видел плоть, которой питаются стервятники, и свет в небе. А теперь наступила бесконечная ночь. Уходи, пока они не схватили тебя. Нет такого места, где я мог бы спрятаться.

– Но ты должен скрыться, – ответила Квиау, слыша только то, что отвечало ее мыслям, и принялась за веревки на ногах Чимала. Чтобы доставить ей удовольствие – и ради наслаждения ощутить себя свободным, – он не стал ее останавливать.

– Пойдем, – сказала Квиау, когда он наконец снова мог стоять.

Чимал опирался на мать, пока они поднимались по лестнице, но даже и с ее помощью каждый шаг был подобен ходьбе по раскаленным углям. За дверью были только тишина и мрак. Звезды сияли отчетливо и ярко, рассвет так и не наступил. Издалека доносились голоса жрецов, совершающих обряд посвящения нового верховного жреца.

– Прощай, сын мой. Мы больше никогда не увидимся.

Он кивнул в темноте. Боль переполняла его, и он не мог произнести ни слова. Она сказала правду: надежды не было. Пытаясь успокоить мать, Чимал обнял Квиау, как она обнимала его еще ребенком. Наконец Квиау мягко отстранилась.

– Уходи, а я вернусь в деревню.

Квиау подождала у двери храма, пока его спотыкающаяся фигура не скрылась в бесконечной ночи, а затем бесшумно спустилась по лестнице в его камеру. Она изнутри поставила запоры на место и села у дальней стены. Ее пальцы нащупали на полу веревки, от которых она освободила сына. Они были теперь слишком коротки, и завязать их было нельзя, но Квиау обернула обрывки вокруг лодыжек и запястий, прижимая концы пальцами. Сделав это, она спокойно откинулась к стене, почти улыбаясь в темноту.

Наконец-то кончилось ожидание, все эти бесконечные годы. Скоро она обретет покой. Когда придут жрецы и найдут ее здесь, они поймут, что она освободила узника. Ее убьют, но она была готова к этому.

Смерть милосердна.

Глава 8

В темноте кто-то наткнулся на Чимала и ухватился за него; на мгновение Чимала охватил ужас: он подумал, что его снова схватили. Но когда Чимал уже собрался ударить напавшего, этот кто-то – непонятно, мужчина или женщина – со стенаниями побежал дальше. Чимал понял, что в этой бесконечной ночи все кругом испытывают не меньший страх, чем он сам. Он поковылял дальше, прочь от храма, вытянув перед собой руки, чтобы не натыкаться на людей. Когда пирамида с мелькающими на ее вершине огнями превратилась всего лишь в туманный силуэт вдалеке, Чимал сел, опершись на большой камень, и стал думать.

Что же делать? Он едва не произнес эти слова вслух и только тут понял, что не должен паниковать, если хочет найти выход. Темнота была ему защитой, а не врагом, как для всех остальных. Ею необходимо воспользоваться. Что ему нужно в первую очередь? Может быть, вода? Нет, не сейчас. Вода есть только в деревне, а туда ему хода нет. Недоступна ему и река, вдоль которой бродит Коатлики. Придется просто забыть о жажде: ему случалось и раньше ее испытывать, но он умел терпеть.

Можно ли выбраться из долины? Много лет мысль об этом не покидала его: жрецы не могли наказать только за то, что ты думаешь, как бы преодолеть утесы. За эти годы Чимал осмотрел скальную стену на всем ее протяжении. В некоторых местах взобраться было можно, но только на незначительную высоту. Дальше или каменная поверхность становилась слишком гладкой, или дорогу преграждал скальный карниз. Чимал так и не нашел места, где можно было бы попытаться добраться до самой вершины.

Если бы только он умел летать! Вот птицы могли покинуть долину, но он же не птица. Еще из долины течет вода, но и водой он не был тоже. Хотя ведь он же умеет плавать: может быть, возможен такой путь?

Не то чтобы он действительно на это надеялся. На его решение могла повлиять мучительная жажда… и еще тот факт, что он находился на полпути от храма к болоту: туда легко будет добраться незамеченным. Во всяком случае, нужно было что-то делать, и такой путь казался самым вероятным. Его ноги нащупали тропу, и он медленно двинулся по ней сквозь тьму, пока не услышал звуки ночной болотной жизни совсем близко. Тогда он остановился и даже отошел немного назад: ведь Коатлики бродила и по болоту тоже. Чимал нашел песчаный участок рядом с тропой и прилег там. Бок его болел, голова тоже. Порезы и синяки покрывали все его тело. Небо над ним было усыпано звездами, и он подумал о том, как странно видеть летние и осенние созвездия в это время года – весной.

Со стороны болота доносились жалобные крики птиц, не дождавшихся рассвета, и под их голоса Чимал уснул. Когда он проснулся, на небе были знакомые весенние созвездия – похоже, прошел целый день, а солнце так и не взошло. Он уснул снова, а когда опять проснулся, увидел на востоке еле заметный отблеск. Чимал положил в рот камешек, чтобы обмануть жажду, сел и стал смотреть на горизонт.