Антон и антоновка, стр. 16

Неподалёку работал пленный француз, по имени Анри. Василий потихоньку позвал его:

— Анри! Анри!

Анри подошёл, пригляделся к статуе и вдруг обернулся к Василию и как-то по-своему, на особый лад, с ударением на последнем слоге, ласково произнёс:

— Ле-нйн!..

Он махнул брезентовой рукавицей другому пленному, англичанину Джону, который работал у лебёдки. Тот, взобрался на груду обломков, встал рядом с Василием, присмотрелся к статуе и так же ласково, но уже на свой, на английский, лад выговорил:

— Ле-нин!

…И чех узнал Ленина, и поляк, и негр… Все пленные, кто ни подходил к вагону, — все узнавали Ленина и шёпотом с любовью повторяли:

— Ленин! Ленин!..

Но долго смотреть на статую Ленина не пришлось. Вдоль состава уже шагал часовой с автоматом, покрикивая:

— Шнеллер! Шнеллер! Быстрей! Василий и другие пленные взялись за работу.

Они стали выбрасывать за борт вагона всякие обломки. Скоро стала видна вся бронзовая статуя.

Василий понял: это памятник Ленину, который раньше стоял в советском городе. Фашисты, как воры, украли его, сняли с постамента и вот привезли в Германию, для того чтобы отправить в печь, в переплавку.

«Нет, не бывать этому!» — решил Василий. Он стал знаками показывать товарищам:

— Нельзя в переплавку! Нельзя! Ленин!

И все — и англичанин, и чех, и француз, и поляк… — все сразу поняли Василия и повторяли вслед за ним:

— Нельзя! Ленин! Ленин!

Как только часовой прошёл к хвосту поезда, пленные с помощью лебёдки осторожно приподняли статую и бережно опустили на тележку.

Василий спрыгнул с подножки вагона и взялся за рукоятки тележки.

Правда, его дело было разгрузка, а не перевозка, но сейчас он не думал об этом — он думал только об одном: как спасти статую?

Пленные откатили тележку в сторонку и стали советоваться, как быть. Объяснялись не столько словами, сколько руками… Но тут сзади снова послышался окрик часового:

— Что стали? Работать! Шнеллер! Пришлось дальше толкать тележку со статуей по узеньким рельсам, которые были вделаны в цементный пол завода. Рельсы вели в горячий цех.

И вот раздвинулись широкие двери на колесиках. За ними клокотали большие плавильные печи. У одной из них стоял старый немец в синих очках и потёртой кепке. Это был старший горновой. Он оглянулся и крикнул:

— Что вы там замешкались? Давайте, черти, а то печь стоит! Шнеллер!

Пленные не отвечали. Василий крепче стиснул рукоятку тележки. Пусть только горновой попробует взять статую, ему тогда несдобровать! А часовых здесь бояться нечего — они в этот цех не заходят, потому что здесь работают не пленные, а немцы.

— Вы что, оглохли, что ли? — повторил горновой.

Снимая на ходу синие очки, он подошёл к тележке.

Пленные тесной толпой окружили его.

— Вы что же это… — начал было горновой, но тут он посмотрел на голову статуи и осекся: — Постойте! Кто это? — Он пригнулся к тележке. — Кто это?.. Ленин?! — охнул старый рабочий.

Он оглянулся на широкие двери, посмотрел на Василия, поднял руку и медленно снял с головы старую, прожжённую во многих местах кепку.

Вдруг он заторопился:

— Что же вы стоите? Везите! Везите скорей туда, на задний двор… Скорей, пока обер-майстер не видит. Пока ночь, пока темно. Скорей, не мешкайте!

— Спасибо, друг! — сказал Василий по-русски и стал вместе с другими толкать тележку к выходу на задний двор.

Там, в укромном углу, куда никто не заглядывает, пленные нашли подходящее место, выровняли его, углубили, положили статую и тщательно прикрыли её брезентом, мотками ржавой проволоки, листами железа, досками, обломками…

А па рассвете заводская охрана схватила Василия и стала допрашивать:

— Где бронзовая фигура?

— Какая бронзовая фигура?

— Ты работал на разгрузке. Ты должен знать.

— Не знаю… — отвечал Василий. — Не видел…

Долго фашисты терзали Василия, долго мучили, но ничего не добились. На все вопросы он отвечал: «Не знаю… Не видел».

Так фашисты ничего и не узнали. И статуя пролежала в укромном уголке до самого конца войны.

И вот настал долгожданный час. Окончилась война. Пришла победа.

В Эйслебен вошли американцы. Старый горновой вместе с другими рабочими отправился к американскому коменданту.

— Мы хотели бы, — сказал он, — поставить у себя в городе памятник.

— Кому? — спросил комендант.

— Ленину, — ответил старый рабочий.

— Что? — вскочил американец. — Ленину?.. Большевизм разводить? Не позволю!

Пришлось рабочим снова прятать статую Ленина, но теперь от американцев.

Но через два месяца, когда Василий уже был на родине, население города узнало, что Эйслебен переходит в советскую зону.

Жители обрадовались. Американцы уходят! Завтра придут русские!

Старый горновой никак не мог заснуть в этот вечер. Он долго ворочался с боку на бок, а потом встал и отправился на завод.

— Товарищи, — сказал он, — американцы уходят. Завтра утром придут русские. Давайте поставим на площади памятник. И когда утром войдут советские войска, они увидят в городе памятник Ленину!

Времени было в обрез: летняя ночь коротка. Но рабочие руки не боятся труда.

Все дружно взялись за дело, и к полуночи на главной площади уже вырос большой каменный постамент. Потом на грузовике с прицепом привезли на площадь статую и стали её водружать на место.

Сотни рук помогали рабочим. И когда над городом взошло солнце, оно осветило бронзового Ленина, который стоял на площади, протягивая руку навстречу наступающему дню и вступающим в город советским войскам.

Так появился в городе Эйслебене памятник Ленину. Он и сейчас там стоит. По праздникам у его подножия собираются жители города. Приходят и пионеры. И старый горновой читает им письмо:

Пионеры украшают памятник цветами и ветками. А над ними стоит бронзовый Ленин и с доброй, ленинской улыбкой смотрит на старинный немецкий город Эйслебен.