Молот и крест, стр. 70
– Десять длинных сотен? – сказал он наконец. – Половина англичане, половина норвежцы.
Шеф кивнул.
– Что ты о них думаешь?
Бранд покачал головой.
– Повозки тащат лошади, – сказал он. – Вдвое быстрее быков. Но я не думал, что англичане знают, как впрягать их правильно. Я видел раньше, они их запрягали, как быков, – в дышло. Так лошади сразу выдыхаются и не могут использовать свою силу. Как ты это понял?
– Я тебе уже говорил, – ответил Шеф. – Есть всегда кто-то знающий ответ. На этот раз один из ваших, из твоего собственного экипажа, – Гаути, который хромает. Когда я в первый раз попытался запрячь лошадей, он подошел и объяснил мне, какой я дурак. Потом показал, как вы это делаете в Галланде, где всегда пашут на лошадях. Не новое знание – старое знание. Старое знание, не всем известное. Но как установить катапульту, мы придумали сами.
– Ну, хорошо, – сказал Бранд. – Но ответь мне. Есть у вас катапульты или нет их, лошади везут их или нет, а все-таки: сколько твоих англичан смогут выстоять в боевой линии против обученных воинов? Воинов, которые гораздо тяжелее и сильнее их. Из кухонной прислуги нельзя сделать бойцов передней линии. Лучше нанять танов. Или их сыновей.
Шеф поманил, и два алебардиста подвели пленника. Норвежец, бородатый, с обветренным, но побледневшим лицом, на голову выше своих караульных. Левую руку поддерживает правой, как человек, у которого сломана ключица. Лицо знакомое: этого человека Бранд видел у какого-нибудь лагерного костра.
– Две недели назад три экипажа попытали счастья на наших землях у Йары. Грабили, – сказал Шеф. – Расскажи, чем кончилось.
Человек жалобно взглянул на Бранда.
– Трусы! Не дерутся честно, – рявкнул он. – Нас захватили, когда мы выходили из первой же деревни. Больше десяти моих людей упало, пробитые стрелами, прежде чем мы что-то увидели. Когда мы напали на их машины, они сдержали нас своими длинными топорами. А еще больше их напало на нас сзади. И после того как разделались с нами, меня взяли – у меня сломана рука, и я не мог держать щит, чтобы я увидел, что они сделают с кораблями. Один затопили своим «кидателем». Два ушли.
Он сморщился.
– Меня зовут Снекольф, из Раумарики. Я не знал, что вы, люди Пути, так хорошо обучили англичан, иначе я бы сюда не сунулся. Ты заступишься за меня?
Шеф покачал головой, прежде чем Бранд смог ответить.
– Его люди вели себя в деревне, как звери, – сказал он. – Мы этого больше не потерпим. Я хотел выслушать его рассказ. Повесьте его на подходящем дереве.
Викинга увели, сзади послышался топот копыт. Шеф без спешки или тревоги повернулся навстречу приближавшемуся всаднику. Тот подскакал к ним, спешился, коротко поклонился и заговорил. Солдаты: и англичане, и последователи Пути – все насторожили уши.
– Новости из твоего бурга, лорд ярл. Вчера из Вестминстера прискакал вестник. Король западных саксов Этельред мертв, умер от болезни легких. Ожидают, что его должен сменить брат, твой друг принц Альфред.
– Хорошая новость, – задумчиво сказал Бранд. – Друг у власти – это всегда хорошо.
– Ты сказал «ожидают», – заметил Шеф. – Но кто может помешать ему? Больше нет никого из этого королевского дома.
2
Молодой человек смотрел в пробитое в камне узкое окно. Сзади до него доносились слабые звуки мессы: это монахи Старого собора поют одну из многих месс, которые он заказал за упокой души своего последнего брата Этельреда. Перед ним картина буйной деятельности. Широкая улица, проходящая в востока на запад через весь Винчестер, уставлена лавочками, палатками, полна покупателей. Протискиваются повозки, груженные лесом. Три группы людей в разных местах строят дома: копают фундаменты, вбивают в почву балки, прибивают доски. Подняв глаза, он видел край города, там еще множество людей укрепляют вал, как приказал его брат, вбивают бревна, готовят платформы для лучников. Со всех сторон слышны звуки пил и молотов.
Молодой человек, принц Альфред, испытывал глубокое удовлетворение. Это его город – Винчестер. Много лет это город его семьи, с тех пор как появились на этом острове англичане, и даже дольше, потому что он знал своих предков и со стороны бриттов и римлян. Это его собор. Двести лет назад его далекий предок король Генвал отдал землю, на которой построен собор, церкви; он же дал и много земли, чтобы церковь получала корм и доходы. Не только его брат Этельред похоронен здесь, но и отец Этельвульф, и остальные братья, и дяди, и деды в количестве, недоступном уму человека. Они жили, они умерли и вернулись назад в землю. Но земля та же самая. Последний в своем роду, молодой принц не чувствовал себя одиноким.
Выпрямившись, он повернулся лицом к человеку, чей тонкий высокий голос все время соперничал со звуками снаружи. Голос архиепископа Винчестера Даниэля.
– Что ты сказал? – спросил принц. – Если я стану королем? Но я и есть король, последний из рода Седрика, род которого восходит к Вудену. Witenagemot, собрание советников, назвало меня без разногласий. Воины подняли меня на щите. Я король!
Лицо епископа приняло упрямое выражение.
– Что за речи о Вудене, боге язычников? Это недостойно христианского короля. И то, что думают советники... и воины, не имеет никакой цены в глазах Господа. Ты не король, пока не помазан священным маслом, как Саул или Давид. Но только я или другой епископ королевства может сделать это. И говорю тебе: мы не станем это делать. Пока ты не докажешь, что ты истинный христианин. Чтобы доказать это, ты должен разорвать свой союз с осквернителями церкви. Перестань защищать того, кого они называют Шефом. Начни войну с язычниками. Язычниками Пути!
Альфред вздохнул. Медленно прошелся по комнате. Потер пальцами темное пятно на стене – тут обгорело.
– Отец, – терпеливо сказал он. – Ты был здесь два года назад. Язычники разрушили наш город. Сожгли все дома, ограбили собор, забрали все дары, которые приносили сюда мои предки, всех жителей города и монахов, кого могли схватить, отправили на рынки рабов.
– Это были истинные язычники. И это сделала даже не Великая Армия сыновей Рагнара, Сигурта Змееглазого и Айвара Бескостного. Просто шайка разбойников и мародеров.
– Вот как мы слабы. Вернее были слабы. И я намерен добиться, – голос его окреп и прозвучал вызывающе, – чтобы никогда больше такая участь не постигала Винчестер, чтобы мои предки могли спокойно спать в своих могилах. Но чтобы сделать это, я должен быть силен. И иметь поддержку. Люди Пути не угрожают нам, они живут в дружбе с нами, язычники они или нет. Они не враги нам. Истинный христианский король заботится о своих людях. Вот это я и делаю. Почему ты не хочешь посвятить меня на царство?
– Истинный христианский король, – медленно и обдуманно заговорил епископ, – истинный христианский король прежде всего и превыше всего заботится о церкви. Язычники могли сжечь крышу этого собора. Но они не забрали навсегда земли и доходы. Ни язычники, ни сам Бескостный и не подумали забирать для себя землю церкви и раздавать ее рабам и наемникам.
Вот в чем суть, подумал Альфред. Банды разбойников, сама Великая Армия могут напасть на собор или монастырь, отобрать добро, сокровища, реликвии. Епископ Даниэль будет негодовать, предаст пыткам всех захваченных викингов. Но для него это не вопрос выживания. Церковь может покрыть собор новой крышей, вырастить новых прихожан и даже взять взаймы священные книги и мощи. Такой грабеж можно перенести.
Но когда отбирают землю – эту основу богатства церкви, то, что дано ей многими поколениями дарителей, – вот это гораздо опасней. И именно это делает новый олдермен, нет, ярл людей Пути. Вот это вызывает у епископа Даниэля страх. Даниэль боится за судьбу церкви. А он сам, подумал Альфред, боится за Винчестер. Он ни за что не допустит, чтобы его снова разграбили и сожгли. Церковь не так важна, как город.
– Мне не нужно твое священное масло, – пренебрежительно сказал он. – Я могу править и без тебя. Олдермены и управляющие, таны и советники, воины. Они пойдут за королем, буду я помазан или нет.