Про рыжую Таюшку, стр. 18

— А ты посмотри на него внимательно, может, узнаешь в нём нашего папу, — увещевала мама, показывая глазами на дядю Витю.

— Он лысый и старый, — заупрямилась Таюшка, — а мой папа с волосами и молодой.

— Это он голову побрил, Таюшка, а так это мой настоящий друг Виктор Лужин, — подключился дядя Коля. — Я бы никогда не стал тебя обманывать, Таюшка! Ты присмотрись хорошенько. Даю слово, что это твой папа.

— Не-е-ет! — упрямилась Таюшка. — Он с бородой, а у моего папы нет бороды.

— Витёк, немедленно сбрей бороду, иначе родная дочь тебя так и не признает, — хохотнул дядя Коля.

— Таюшенька, подвинься ко мне поближе. Видишь, сколько у меня шрамов, — сказал дядя Витя, — поэтому я сбрил волосы с головы и отрастил бороду. Одни шрамы надо ещё лечить, а другие уже можно закрывать, чтобы люди не пугались.

Таюшка боязливо приблизилась к человеку, преждевременно постаревшему в плену. А ведь этот человек столько лет всей душой стремился домой и весь свой плен мечтал ещё хоть разочек увидеть свою рыжую дочурку!

— Вот, дочка, посмотри, что в моей бороде прячется.

Дядя Витя раздвинул бороду, и Таюшка увидела шрамы, много-много шрамов, и не только в бороде. Шрамы были по всему лицу, на голове, на руках, на шее. Таюшке стало жалко этого старого и лысого, и она принялась гладить шрамы своими пальчиками. Она гладила лицо, голову, руки дяди Вити, а у того из глаз потекли крупные слезы. Таюшка вытирала их своими тёплыми лапочками и приговаривала:

— Не плачьте, дядя Витя, не плачьте… Уже хорошо то, что вернулись с войны. И мой папа тоже найдётся и вернётся.

— Ну вот, опять за свое! Таюшка, это же твой настоящий папа, — стал уверять её дядя Лёша. — Ну-ка всмотрись в его лицо. Ведь это же то самое лицо, что на фотокарточке, что стоит у тебя в комнате, на столе, в рамочке…

— Не знаю я, — недоверчиво и растерянно прошептала Таюшка, силясь вспомнить лицо на карточке.

— Ничего, она меня потом узнает, — сказал дядя Витя и взял Таюшку на руки.

Таюшка и вправду не помнила папиного лица на домашнем фотопортрете: это лицо как-то размылось в её памяти, стало нечётким, неясным. Она пригрелась на коленях у отца, которого по-прежнему считала чужим дядей Витей, и задремала после такого бурного для неё дня. Не слышала она, как уложили её в постель, как уходила домой из её палаты счастливая мама, обняв не менее счастливого папу, и как потом мама вернулась. Её разбудил мамин голос:

— Вставай, Таюшка, я уже успела сбегать домой и приготовить ужин, пока ты спала. Накормила Рыжика с Тайфуном и дядю Витю.

Она заставила Таюшку поужинать, поправила её постель. Медсестра сделала Таюшке укол, и Таюшка быстро провалилась в сон. И снилась ей белая крылатая лошадка. Лошадка убегала от неё в ночное небо, а Таюшка всё бежала за ней и кричала: «Лошадка, лошадка, постой, погоди!»

Здравствуй, папа!

Три последних больничных дня прошли не так уж уныло: ведь каждый день приходила мама. В пятницу её снова осмотрели врачи, и сделали контрольный рентген. Всё было уже нормально, и её выписали. После обеда мама с дядей Витей принесли объёмистую сумку, и мама стала помогать Таюшке одеваться: надела на неё тонкий шерстяной свитер, колготки, а сверху пушистый костюмчик с начёсом.

— Ну что, девушки, готовы? — спросил зашедший в палату дядя Витя.

— Готовы, только вот осталось косички заплести, — сказала мама. — Ну-ка, Витя, давай, ты одну косичку, я другую.

Мама расчесала Таюшкины волосы, и они с дядей Витей стали заплетать по косичке.

— Ну, просто семейный портрет в больничном интерьере, — засмеялся зашедший в палату дядя Коля.

Потом они сели в машину, и дядя Коля отвёз их домой. Дома первым делом Таюшка принялась рассматривать свои зимние обновы: бежевую кудрявую шубку и в тон ей вязаную шапочку.

— Мама, а это мои шубка и шапочка? — недоверчиво спросила Таюшка.

— Пока твои, а потом не знаю, чьи будут, — улыбаясь, сказала мама.

— Как, разве ты собираешься кому-то отдать их? — огорчилась Таюшка.

— Таюша, ты же скоро вырастишь из этих шубки и шапочки, и тогда, может быть, их будет носить твоя сестрёнка, — сказала мама.

— Какая ещё сестрёнка? У меня нет никакой сестрёнки.

— Это пока нет, а потом обязательно будет, — сказал дядя Витя. — Вот я поправлюсь, и мы с мамой проработаем этот вопрос. У тебя обязательно будут и сестрёнка, и братишка.

— Я лучше к своему папе уйду, когда он найдётся, — мрачно пообещала Таюшка.

Взрослые огорчённо замолчали. Таюшка зашла в прихожую, и к ним сразу из комнаты выпрыгнул большущий пёс. Таюшка невольно спряталась за маму.

— Не бойся Таюша, это Тайфун, он очень добрый, — сказала мама.

— Тайфун, это наша Таюшка, — сказал дядя Витя.

Он взял Таюшкину руку и дал понюхать Тайфуну. Тайфун лизнул Таюшкину лапочку и отвёл уши назад, что на собачьем языке означало: я понял, хозяин.

Таюшка прошла в свою комнату, которая когда-то была папиной. На кровати у неё сидели три мягких медведя, огромный плюшевый леопард и черепаха. Таюшка поиграла с ними, дала понюхать одного мишку Тайфуну, но тот отвернулся от игрушки и посмотрел на Таюшку умными глазами, давая понять, что плюшевые игрушки ему глубоко безразличны. Потом она потрогала лежащую на полу мягкую черепаху и попрыгала на красивом леопарде. Тут в комнату заскочил Рыжик и начал баловаться с черепахой.

— Рыжик, нельзя, ты её порвёшь! — И Таюшка отобрала у Рыжика черепаху.

Рыжик маханул на стол и тут же с грохотом что-то уронил. Таюшка подошла и увидела, что это упал папин портрет. Она его подняла и стала внимательно всматриваться в папино лицо. Тут в комнату вошёл дядя Витя и присел перед Таюшкой на корточки. Таюшка перевела взгляд на дядю Витю, потом опять на папин портрет, потом снова на дядю Витю, — и на её лице появилась удивление: папины глаза на портрете были в точности такими же, как у дяди Вити.

— Папа! — одними лишь губами прошептала она и крепко обняла своего папу.

Наконец-то!!!

— Вот видишь, дочка, ты меня и вспомнила, — сказал папа и посадил дочку на колени.

И они долго так сидели, прижавшись друг к другу.

А в город уже вошла зима на мягких снежных лапах и начинала кружить на городских улицах свои колючие метели…

Новокузнецк, 2003 г.