Пещера Лейхтвейса. Том второй, стр. 8

Вдруг собравшаяся толпа заколыхалась и все взоры обратились в сторону деревни, откуда приближалась печальная колесница. На ней сидела рыжая Адельгейда. Ей надели на голову соломенный венок, а в руки дали букет из крапивы и чертополоха. Колесницу, в качестве почетной стражи, сопровождали шесть молодых крестьян. На поляне даже выстроился «оркестр», инструментами служили разбитые горшки, воронки, глиняные кувшины и какая-то старая, дырявая труба, а старый, полупомешанный деревенский портной извлекал невозможные звуки из полуиспорченного контрабаса.

Лицо Адельгейды как бы застыло без всякого выражения; она совершенно не шевелилась, когда шла на невероятный, невыносимый позор, ее своеобразная красота еще резче бросалась в глаза. Когда телега доехала до места казни, старшина подал знак, и Адельгейду сняли с нее. Молодые парни хотели отнести ее к позорному столбу, но она без всякого смущения громко воскликнула:

— Оставьте меня! Я еще твердо стою на ногах и буду твердо стоять и тогда, когда сокрушится величие гордого владетеля замка.

Она подошла к позорному столбу. На нее моментально набросились несколько специально назначенных для этого женщин и в одно мгновение сорвали с нее одежду. На рыжей красавице осталась одна лишь длинная, белая сорочка, из-под этой сорочки вырисовывались дивные формы прелестного тела — пышная грудь, округлые бедра, — словом, вся красота, которой могла справедливо гордиться Адельгейда и которая делала ее похожей на Венеру. На белые плечи длинными кудрями спадали золотисто-рыжие волосы. Серебристые лучи луны озаряли эту красавицу.

Старшина решил как можно скорей покончить с наказанием Адельгейды. Он распорядился, чтобы каждый из вооруженных бичами молодых парней нанес Адельгейде по десять ударов. По знаку его руки Красную мамзель положили на деревянное возвышение, не привязав веревками, так как бежать ей было некуда. Крестьяне тесным кольцом окружили место позора. Палачи засучили рукава, чтобы свободнее действовать.

Адельгейда решила не просить пощады и не кричать. Она стиснула зубы и закрыла лицо волной своих золотистых волос, чтобы крестьяне не видели ее слез.

— Начинайте! — приказал старшина.

Оба бича сразу опустились на тело осужденной. При первом же ударе тонкая сорочка разорвалась. Второй удар провел на теле несчастной длинную красную полосу. Палачи снова замахнулись.

Вдруг среди толпы раздался пронзительный, дикий крик. Внезапно вырвался вперед какой-то человек, которого никто из крестьян никогда еще не видал. Это был не то человек, не то какое-то исчадие ада, отвратительный дьявол. Он точно вырос из мрачных недр земли, чтобы принять участие во всем этом зрелище.

Женщины начали кричать, мужчины — креститься, вся толпа дрогнула и расступилась перед ужасным пришельцем. Человек этот походил своим видом на медведя. На широкой бычьей шее сидела безобразная большая голова, покрытая беловато-рыжей щетиной; губы этого урода походили на толстые пиявки, насосавшиеся крови, причем он скалил свои огромные зубы подобно хищному зверю. Этот урод, облаченный в кожаную хламиду, размахивал в воздухе дубиной, пробивая себе дорогу к рыжей Адельгейде.

— Я иду! — ревел он хриплым голосом. — Они не должны трогать тебя. Рохус со всеми справится. Не бойся, повелительница, я здесь!

Адельгейда, вскрикнув от радости, вскочила на ноги. Избавитель явился вовремя, чтобы спасти ее от самого худшего. Она никак не ожидала его, так как думала, что Рохус остался дома, при ее муже. А тут неожиданно он является! Тот, кто до безумия любил ее, был ее безответным рабом, готовый дать разорвать себя на части ради нее. Рохус схватил полунагую Адельгейду, поднял ее своими грубыми руками и нежно прижал к своей груди. Та самая Адельгейда, которая раньше с отвращением отталкивала от себя этого человека-зверя, теперь крепко прижалась к Рохусу. А дикий Рохус вынес ее из толпы и избавил от окончательного позора.

Глава 51

АДЪЮТАНТ КОРОЛЯ

Король Фридрих проводил последний вечер в своей столице накануне отъезда к армии.

Началась война, которая, несмотря на военный гений великого короля, продлилась семь лет и охватила всю Европу, завершившись победой маленькой Пруссии над тремя союзными великими державами: Австрией, Францией и Россией.

Великий король в трудные минуты своей жизни выказывал спокойствие и беззаботность, которым поражались не только его приближенные, но и все его подданные, они черпали из этого спокойствия своего вождя силы и надежду на будущее. На этот раз король распорядился, чтобы его прощание с дорогими и искренне преданными ему берлинцами было большим маскарадным балом в залах оперного театра. Он распорядился, чтобы в этот вечер всякий, кто был в состоянии внести установленную весьма высокую входную плату, был допущен к участию в бале. Доход от маскарада был предназначен на устройство лазаретов для раненых.

Понятно, что вся знать Пруссии собралась в этот вечер в залах оперного театра, чтобы провести последние часы вместе с королем в беззаботном веселье. Но явилась не только знать, но и представители всех прочих слоев населения, имевших в обыкновенное время редко доступ к увеселениям короля, который, как известно, относился дружелюбно лишь к дворянам.

Около десяти часов вечера все залы оперного театра были битком набиты пестрой толпой маскированных гостей. Все они старались подтвердить роскошью своих костюмов и нарядов богатство и благосостояние страны и доказать, что Пруссии не страшны ужасы войны, что даже в дни накануне грядущего боя у нее имеются в изобилии средства на увеселения.

Залы были залиты ярким светом. Всюду раздавались мелодичные звуки оркестров. Красота женщин, шелковые наряды, драгоценные украшения, искреннее веселье — все это составляло пеструю, диковинную картину. Весь двор уже собрался, но короля еще никто не видел. По всей вероятности, он еще работал во дворце со своими министрами и генералами и отдавал последние распоряжения, завершая свой план похода. Хотя никто еще не видел короля, все-таки среди гостей ходили упорные слухи, что он уже явился на празднество и что он, как и все другие, пришел в маске, чтобы его до поры до времени нельзя было узнать.

Однако достоверных сведений ни у кого не было, даже у приближенных короля. Не узнала ничего определенного и знаменитая танцовщица и певица Аделина Барберини, которая явилась на бал уже около часа тому назад. Своей красотой и изяществом Аделина превосходила всех присутствующих женщин, не говоря уже о роскоши наряда. Она, так сказать, представляла собою солнце, вокруг которого собрались все звезды. На ней был наряд, особенно подчеркивающий ее красоту: она была одета венецианкой, именно той Екатериной Карнаро, перед которой некогда преклонялась вся Венеция благодаря исключительной ее красоте. Тяжелое платье из белого шелка облегало стройное тело Аделины; платье это было украшено золотой вышивкой, а с плеч красавицы ниспадал длинный пурпурный плащ, унизанный драгоценными камнями. На черные как смоль волосы Аделина надела драгоценную диадему. Четверо пажей, тоже в венецианских костюмах, не отходили ни на минуту от своей госпожи.

Как только Аделина Барберини вошла в большой зал, все взоры обратились на нее. Надо, однако, признаться, что далеко не все присутствующие смотрели на нее благожелательно. Уже в то время в Берлине ходили неопределенные слухи, будто Аделина Барберини сумела запутать короля в свои сети, что она заставляет его тратить на нее огромные деньги и что она злоупотребляет его чисто королевской щедростью. Роскошный замок, выстроенный в Потсдаме по приказу короля для красавицы танцовщицы, возбудил зависть менее богатых придворных. Многие знали о том, что из королевской казны беспрерывно переходят крупные суммы в руки Аделины, и мало-помалу в народе утвердилось мнение, что танцовщица, подобно вампиру, высасывает все силы из короля и грабит его казну. Народ прозвал ее Черной плясуньей.

За время своей близости к королю Аделина Барберини нажила себе много врагов: немало было людей, которые с недоверием наблюдали за нею и были готовы предостеречь короля. Но Фридрих Великий считал себя гораздо большим знатоком людей, чем он был на самом деле. Он смеялся над предостережениями и даже решительно протестовал против них; по-прежнему он бесконечно доверял танцовщице и благоволил к ней. Ввиду того, что король благоволил к Аделине Барберини, у нее при дворе было много сторонников, и если многие придворные, быть может, втайне и завидовали ей, даже ненавидели ее, то во всяком случае не решались показывать это открыто, а напротив, льстили ей и превозносили ее, так как при содействии Барберини можно было сделать карьеру и выслужиться. Всем было хорошо известно, что через ее посредство ходатайства всегда быстро доходили до короля.