За столбами Мелькарта, стр. 4

Покинув Большой базар, Ганнон направился к Кузнечным воротам. В городской стене двенадцать ворот, и у каждых ворот живут ремесленники: гончары, мукомолы, валяльщики. Отсюда ворота и получили свои названия.

У Кузнечных ворот шумно. В нишах, под сводами, пылают горны. Кузнецы и молотобойцы в кожаных передниках и рваных туниках стоят у наковален. Юркие ручники и огромные молоты бьют по раскалённым полосам металла. Голубые искры, как брызги, разлетаются во все стороны. По неровным камням мостовой громыхают повозки. Стражник, преградив дорогу ослику, нагруженному какими-то мешками, кричит землепашцу:

— Не пущу! Плати пошлину!

Четверо чернокожих с блестящими от пота спинами тащат носилки, в них восседает человек. Его щёки трясутся, как студень, а на голове прыгает красный колпак. Впереди носилок бегут сухопарые смуглые нумидийцы. Они неистово вопят:

— Прочь!

На площади молчаливая толпа горожан окружила какого-то измождённого человека в чёрном плаще и с железными цепями на шее. Волосы на его голове похожи на спутанную лошадиную гриву. Глаза сверкают. Он исступлённо кричит:

— Кайся! Оскудеет земля ваша. Придут враги и сделают её пустыней, и уморят жаждой. Иссякнут ручьи и реки, засохнут сады. Луга и нивы покроются песками. Кайся! Они разрушат дома, где гнездится обман и торжествует бесстыдство. Огонь истребит этот город, сожрёт сокровища и богатства. Кайся! Будут сокрушены алтари и поруганы храмы. В них поселятся шакалы и змеи. Море поглотит ваши корабли, и даже имя ваше будет стёрто без остатка. Кайся!

— Кто это? — спрашивает Ганнон.

— Эшмуин, благочестивый пророк, — шепчет сосед Ганнона. — Днём и ночью он бродит по городу.

С протянутыми вперёд руками пророк двинулся по площади, и толпа хлынула за ним.

Ганнон один со своими мыслями. Как по пурпурному закату судят о ветреном дне, так появление пророков предвещает мятеж народный. Садовник весной срезает верхние ветви яблони, чтобы укрепить её ствол. Чтобы возвысить Карфаген, надо удалить излишние ростки, пересадить их в новое место, основать новые города. Мысль, случайно брошенная пиратом, пустила в душе Ганнона глубокие корни, и с каждым днём он находил всё новые доводы в её пользу.

По узкой, застроенной высокими домами улице Ганнон двинулся к храму Тиннит. Огороженный кирпичным забором двор не устлан гладкими каменными плитами, как дворы в этой части города, но засажен деревьями и цветами, как подобает святилищу богини плодородия. Каштаны, сходясь густозелеными кронами, образовывали свод. И сквозь него посыпанная жёлтым песком дорожка вела к невысокому зданию из серого камня. На колоннах и деревянных карнизах гнездились стаи белых голубей. Голуби стонали. Их плач наполнил сердце Ганнона печалью.

Вдруг кто-то его окликнул. Ганнон вздрогнул от неожиданности и резко повернулся. Немолодой человек в грубой, стянутой войлочным поясом тунике держал за руку мальчика лет двенадцати с кроткими и печальными глазами.

— Господин! Да сопутствует тебе счастье! Не купишь моего мальчика? Можешь его отдать в храм. Скоро праздник Тиннит.

Смысл этих слов не сразу стал понятен Ганнону, и незнакомцу пришлось повторить свой вопрос.

Ганнон вздрогнул. «Значит, есть люди ещё более несчастные, чем я, — подумал он. — У меня отняли Синту, а этот человек продаёт своего сына, продаст его каждому, кто хочет принести Тиннит кровавую жертву!»

— Зачем ты продаёшь своего ребёнка? — ужаснулся Ганнон.

Незнакомец уловил во взгляде Ганнона сочувствие.

— Я одолжил зерно у богатого соседа, но новая жатва даже не вернула мне семена. Если завтра не возвращу долга, у меня отберут участок. Я и пришёл в город. Хотел отдать сына своего Гискона в обучение кузнецу и получить плату вперёд. Кузнец обругал меня: «Ты думаешь, я кую деньги?» Горшечник Мисдесс, чья лавка у Горшечных ворот, сказал нам: «Зачем людям горшки, когда в них нечего класть?» Вот мы и пришли сюда.

Рассказ землепашца взволновал Ганнона. Он увидел что-то общее в судьбе этого мальчугана и Синты. Мальчик должен стать жертвой Магарбала. Нет, он этого не допустит.

Ганнон достал мешочек и отсчитал десять кожаных монет.

— Возьми! — сказал он, протягивая деньги. — Отдай долг.

Широко раскрыв глаза, бедняк смотрел на Ганнона. Десять кожаных монет! Их хватит не только на уплату долга с процентами, но и на покупку зерна для нового урожая.

— Так это мои деньги? — недоверчиво спросил землепашец.

— Ну да, твои! — Ганнон положил монеты в его руку.

Повернувшись, Ганнон хотел было идти, но землепашец поспешно тронул его за плечо.

— А мальчик? Почему ты не берёшь мальчика?

— Мне ничего не нужно от Тиннит, — ответил Ганнон. — Я уже принёс на её алтарь дар, самую дорогую жертву.

— Может быть, тебе нужен слуга?

— Мне не надобны слуги, — молвил нетерпеливо Ганнон. — К тому же я не кузнец и не горшечник, — добавил он, прочитав недоумение на лице землепашца. — Какому ремеслу я могу обучить твоего сына? Я ведь моряк.

Услышав слово «моряк», мальчик, всё время безучастно слушавший разговор отца с незнакомцем, встрепенулся.

— О господин, — взмолился он, — научи меня морскому делу! Возьми меня к себе!

Ганнон взглянул на святилище. В глазах его блеснул огонёк. «Не сами ли боги посылают мне этого мальчика?» — подумал он и положил руку на худенькое детское плечико:

— Ну что ж, Гискон, идём! Я сделаю из тебя моряка!

Таинственная табличка

Ганнон стоял в углу, спиной к двери, и перебирал щиты. Под Гимерой Ганнон потерял всё своё оружие, и вот теперь он отправился в оружейную лавку, чтобы купить меч и щит.

Ганнону понравился меч лидийской работы со слегка изогнутой рукояткой. А вот щит по своему вкусу он никак не может найти. Все щиты были деревянные.

— А нет ли у тебя какого-нибудь металлического щита? — обратился он к оружейнику, услужливо державшему перед, ним светильник.

— Есть один, — как-то нерешительно отозвался оружейник и, чуть помедлив, удалился в заднюю комнату, служившую ему жилищем.

Он вынес оттуда продолговатый щит, завёрнутый в кусок холста. В бронзу, позеленевшую от времени, были искусно вставлены кусочки серебра, золота и слоновой кости. Мозаика из металла! Ганнон подошёл к двери, поставил щит на ребро, так, что на его поверхность упали солнечные лучи, и его взору открылось море, покрытое мелкими чешуйками волн. Из воды поднимались две скалы. Между ними, в самой середине щита, проходил корабль. Его борт был выложен из маленьких кусочков серебра, а квадратный парус — из олова. На палубе можно было разглядеть крошечные фигурки моряков. На изогнутом, как лебединая шея, носу — женщина. Она вдвое больше человечков. Её длинные волосы развеваются на ветру. В обнажённых руках женщина держит двух змей. В верхней части щита, у самого обода, — золотой солнечный диск, наполовину затонувший в волнах.

— Откуда у тебя этот щит? — воскликнул в восхищении Ганнон.

— Мне оставил его в залог незнакомый эллинский моряк, — отвечал оружейник. — Это было года два назад. Он просил год не продавать щит. Обещал не только вернуть залог, но и дать столько серебра, сколько весит этот щит.

— Моряку нелегко держать своё слово, — заметил Ганнон. — На долю моряка выпадает столько опасностей! Против него и бури, и подводные камни, и морские чудовища.

— Да, — согласился оружейник. — Я тоже думаю, что этого эллина давно уже сожрали рыбы. Чего же лежать щиту? Купи его, если он тебе нравится.

Рассчитавшись с оружейником, Ганнон взял свои покупки и отправился домой. Повесив меч на стену над своей постелью, он позвал Гискона. Мальчик уже более недели жил в его доме.

— Вот тебе и занятие, — обратился к Гискону Ганнон, передавая щит. — Почистить его, чтобы блестел. Только смотри не поломай. Это древний щит и очень дорогой.

— Хорошо, господин! — радостно отозвался мальчик. Ему было приятно хоть чем-нибудь быть полезным Ганнону.