Ускользающий мир, стр. 2

Люкка дернул так резко, жестко, что разорвавшаяся с тонким звуком веревка обожгла кожу и оставила след на шее. Ия вскрикнула и вывернулась, подстегиваемая ужасом, что сможет провалить задание. Убийца на мгновение замешкался, вероятно не ожидая от жертвы подобной ловкости. Ии оказалось достаточно и доли секунды. В ее кулаке уже пульсировала последняя призма с голубоватым свечением, и не размышляя она всадила заряд в живот преступника. Кажется, в лице Люкки проскользнуло удивление, он схватился за трухлявый дверной косяк, стараясь удержаться на ногах и не рухнуть в беспросветную темноту черной лестницы. Опешившая от своего поступка Ия стояла с открытым ртом.

– Держи его! – орал кто-то. За спиной раздавался топот бегущих ног. – Иначе он уйдет в параллель! Не найдем!

Будто очнувшись, она попыталась схватить Люкку за запястье, обмотанное шнурком ловца энергии, но влажные от страха ладони скользнули лишь по кончикам пальцев. Мужчина упал в черный проем, чтобы исчезнуть.

Евгения

Это утро было обязано стать самым обычным утром в конце лета, перед сентябрем. Днем казалось душно, а ночью через открытое окно в комнату пробиралась острая прохлада, так сильно пахнувшая осенью.

Солнце, выскользнув из-за горизонта, уже медленно плыло, окрашивая в охру крыши многоэтажек в спальном районе города. На еще пустые улицы поспешно выкатывались первые автомобили, торопившиеся выстроиться в длинные пробки.

Я проснулась от резкой головной боли и холода, сочившегося через открытую балконную дверь. С трудом разлепив горящие глаза, я трясущейся рукой подняла круглый будильник, стоявший на полу у низкой кровати. Стрелки бодро отсчитали начало шестого. Во рту пересохло настолько, что язык прилип к небу, любое движение отзывалось непрошеной головной болью. Глухо застонав, я рухнула на подушку с давно свалявшимся наполнителем и, повернувшись… уткнулась в твердое мужское плечо!

Наверное, так может произойти, когда после славного девичника просыпаешься в кровати с незнакомцем. При одном условии: ты не засыпала в гордом одиночестве!

Как ошпаренная я вскочила с громким визгом и с гулко бьющимся от страха сердцем и уставилась на НЕГО… Надо сказать, тут обнаружилась странность. Он лежал на другой половине моей кровати полностью одетый: в брюках, ботинках, в рубашке с бурыми пятнами и дорогущими рубиновыми запонками на манжетах. Его лицо было белее мела, а губы посинели. Я в ужасе поняла, что простыня и моя растянутая футболка с милыми зайчиками перепачканы засохшей кровью. Похоже, незнакомец, появившийся из воздуха, поспешно отдал богу душу. На моей постели!

Меня затрясло с удвоенной силой, а боль, будто стрела, пронзила похмельную голову от затылка до правого глаза. Я обошла кровать, осторожно опустилась на колени и протянула руку, чтобы потрогать тело в слабой надежде, что все это галлюцинация – последствие алкогольного отравления.

Именно в этот самый момент мое скуластое видение резко открыло глаза – злющие, с черной радужкой, сливающейся со зрачком. Я заорала так, что, наверное, разбудила всех собак в районе – а соседей уж точно, – и уселась на пол. Не дожидаясь нападения, подскочила как умалишенная, с удивительным проворством вылетела в коридор и привалилась к двери спальни всем телом. Отчего-то в затылке странно засвербело. Мне так и чудилось, что неизвестный сейчас с легкостью толкнет дверь и потом…

«Потом» воображение нарисовало очень красочно. Особенно ярким оказался образ кровавого следа на светленьких обоях в голубой цветочек. Меня бросило в жар, а через секунду в холод. С замирающим сердцем я прислушалась к шорохам, но из спальни не доносилось ни единого звука. Сильно нервничая, я второпях подставила к круглой ручке стул с высокой спинкой. Если этот, что на кровати, выберется из комнаты, то, по крайней мере, не сразу.

Входная дверь оказалась приоткрытой, и из щели тянул сквозняк. Выскочив в холодный, пахнущий кошками подъезд, я заголосила что было мочи:

– Помогите!!!

Первой на мой вопль из своей конуры выбралась бабка из дальней квартиры, мучившаяся от бессонницы, и окинула меня зорким орлиным взором.

– Екатерина Авдотьевна! – обхватив себя руками, истерично завопила я. – У меня в кровати мужчина!!!

У бабули вытянулось морщинистое нарумяненное лицо, словно старуха положила в беззубый рот половинку лимона.

Из-за соседних трех дверей стали появляться заспанные недовольные персонажи в наспех надетых халатах и тренировочных штанах. Этажом ниже залаяла собака, не привыкшая к подобному переполоху.

– Мужиков водит, а теперь визжит!.. – объявила Екатерина Авдотьевна всем сонным соседям, ткнув в меня пальцем.

– Да нет же! – запричитала я, перебивая ее. – Это грабитель! Он забрался ко мне ночью, дверь вон взломал… – Новенький замок-предатель выглядел омерзительно целым. – Вор весь в крови! Господи, быстрее вызывайте милицию! «Скорую»! Он там сейчас сдохнет в моей постели! Меня же арестуют! – Я резко осеклась, осознав, что мои слова звучат бредом сумасшедшего.

Потенциальные спасители, позевывая, глядели на меня с немым укором, потом как-то очень быстро скрылись в квартирах. Рассерженно щелкнул замок железной двери Екатерины Авдотьевны. Последним уходил дядя Вася – горький пьяница, живущий через стенку, он тяжело вздохнул:

– Эх, Женька, Женька! Хорошо, родители тебя в таком виде… – Покачав головой, он тоже убрался восвояси.

Я, не найдя поддержки, рассеянно оглядывалась, босая, сиротливо топталась на ледяных кафельных плитках. Возмутительно, но мне никто не поверил!

Я кинулась в квартиру, схватила телефон, ключи и, закрыв за собой дверь на замок, сползла по шершавой стене подъезда, одновременно набирая номер милиции.

– Лейтенант Уточкин слушает, – донеслось до меня, словно из бочонка.

– Але, лейтенант, – едва не плача, пробормотала я. – В моей постели помирает грабитель!

– Кто, простите? – поперхнулся невидимый собеседник.

– Я проснулась, – стала сбивчиво объяснять я, – а он лежит рядом, весь в крови. Я не понимаю, как он появился в моей квартире, но, кажется, он сейчас коньки отбросит. Пожалуйста, приезжайте поскорее! – На последних словах мой голос сорвался, а по щекам потекли слезы.

– Девушка, – раздалось недовольное покашливание, – я ничего не понимаю, объясните, в чем дело. Спокойно! – осадил он, когда я жалобно завыла в трубку, и уточнил: – Что произошло?

– Приезжайте… – прошептала я. – Меня убили!

Голос стал еще скучнее:

– Едем. Адрес называйте…

Когда, наконец, прибыла милиция, соседи предпочли не оставаться в стороне от намечавшегося развлечения и снова высыпали на площадку, с любопытством поглядывая на людей в форме.

– Евгения Соколовская? – строго спросил участковый, помятый и невыспавшийся. Он явно ненавидел меня за раннее пробуждение и испорченную квартальную статистику по уголовным делам.

Я горячо закивала растрепанной головой и с готовностью ткнула пальцем в дверь:

– Он там! Я его закрыла, чтобы не сбежал!

– Так вор сейчас внутри? – изумился участковый и переглянулся со своим помощником.

– Ну да! – воскликнула я, пытаясь открыть вечно заедающий замок. – Я же говорю, я проснулась, а он рядом. В комнате.

Дверь наконец поддалась, и мы попали в недра моего давно не подвергавшегося уборке жилища.

Соседи дружной толпой сгрудились на входе, с любопытством впитывая происходящее. Как будто пришли в цирк. Стул по-прежнему сиротливо подпирал дверь. Участковый споткнулся о мои туфли, брошенные ночью посреди коридора, и тихо чертыхнулся.

– Где он?

– Там! – кивнула я.

– Балкон есть? – на всякий случай поинтересовался представитель власти, похоже просто набираясь духу для встречи с пойманным и смертельно раненным грабителем.

– Есть, но толку-то?! – изумилась я. – Я же на тринадцатом этаже! До земли далеко, до крыши еще двенадцать этажей… Он все равно уйти не сможет.

Смирившись с тем, что с преступником все-таки придется столкнуться лицом к лицу, с разнесчастным видом участковый убрал стул и с превеликой осторожностью приоткрыл дверь, опасливо заглянув в спальню, которая являлась для меня и гостиной, и рабочим кабинетом. Там царил художественный беспорядок. Вчера, завалившись с вечеринки, в пьяном угаре я стаскивала с себя одежду и раскидывала куда придется. На крышке открытого ноутбука, словно в насмешку, висел крохотный кружевной предмет женского туалета. Шелковое голубое платье яркой лужицей разлилось на ковре посреди комнаты… Рядом с ним вполне определенно и веско валялась белая мужская сорочка. Дальше прочертилась дорожка из двух разбросанных черных ботинок, кожаного ремня и носков. Заканчивали картину мятые мужские брюки, явно дорогие и, несомненно, испорченные от такого обращения.