Дьюма-Ки, стр. 129

xiv

Мы медленно шли вдоль боковой стены дома. Джек — первым, с красной корзинкой для пикника. Рубашка на его спине потемнела от пота, но тошнота больше не беспокоила. А могла бы. И не только его. Наплывающая с бассейна вонь едва не валила с ног. Доходившая до бёдер трава шуршала, тёрлась о брючины, твёрдые, сухие стебли лиродревесника кололи лодыжки. Окна в доме были, но высоко. Джек мог бы до них достать, лишь встав на плечи Уайрмана.

— Который час? — Джек тяжело дышал.

— Для тебя самое время идти чуть быстрее, амиго, — ответил Уайрман. — Хочешь, чтобы я освободил тебя от корзинки?

— Конечно. — Впервые после нашей встречи в аэропорту я уловил раздражение в голосе Джека. — А потом у вас случится сердечный приступ, и мне с боссом придётся демонстрировать, по силам ли нам сделать искусственное дыхание.

— Ты намекаешь, что я не в форме?

— В форме, конечно, но, думаю, фунтов пятьдесят у вас лишних.

— Прекратите. — Я попытался их остановить. — Вы оба.

— Поставь её на землю, сынок, — не унимался Уайрман. — Поставь на землю эту cesto de puta madre, [181] и я буду нести её остаток пути.

— Нет. И хватит об этом.

Краем глаза я уловил, как шевельнулось что-то чёрное. Поначалу не стал поворачивать голову. Подумал, что опять появился парковый жокей, на этот раз на краю бассейна. А может, и на заполняющей его вонючей жиже. Слава Богу, что я всё-таки решил посмотреть.

Уайрман тем временем, сверкая глазами, сверлил взглядом Джека. Тот уязвил его мужское достоинство.

— Я хочу освободить тебя от корзинки.

Часть набухшей поверхности бассейна ожила. Отделилась от черноты и вылезла на потрескавшийся, в сорняках, бетонный бортик, расплёскивая вокруг себя кляксы жижи.

— Нет, Уайрман, её понесу я. Мерзость с глазами.

— Джек, говорю тебе в последний раз. Тут я увидел хвост и понял, на что смотрю.

— А я говорю вам…

— Уайрман. — Я схватил его за плечо.

— Нет, Эдгар, я могу это сделать.

«Я могу это сделать». Слова эти лязгнули у меня в голове, и я заставил себя говорить медленно, громко, решительно.

— Уайрман, заткнись. Тут аллигатор. Только что вылез из бассейна.

Уайрман боялся змей, Джек боялся летучих мышей. Я понятия не имел, что боюсь аллигаторов, пока не увидел, как этот шмат доисторической черноты отделился от навозной жижи, которая теперь заполняла бассейн, и направился к нам — сначала по бетонной полосе (отбросив последний перевёрнутый садовый стул), потом сквозь сорняки и лианы, свисающие с кустов бразильского перца. На мгновение я увидел бугристую морду аллигатора, один чёрный закрытый глаз, словно зверюга подмигивала мне, а потом в зоне видимости осталась лишь чёрная спина, продвигающаяся по зелени подобно субмарине, три четверти которой находились под водой. Аллигатор направлялся к нам, и, обратив на него внимание Уайрмана, я больше не мог произнести ни слова. Мир расплылся и посерел. Я привалился спиной к старым, тёплым на ощупь, потрескавшимся доскам «Гнезда цапли». Привалился к ним и ждал, пока меня сожрёт двенадцатифутовый [3,65 м] ужас, обитавший в старом бассейне Джона Истлейка.

Уайрман не терял ни секунды — вырвал корзинку из рук Джека, уронил на землю, упал на колени рядом с ней, одновременно откидывая крышку. Сунул в корзину руку и достал самый большой пистолет, который мне только доводилось видеть не на экране, а в реальной жизни. Стоя на коленях в высокой траве перед открытой корзинкой, Уайрман держал пистолет двумя руками. Я видел его лицо, и подумал тогда (думаю и теперь), что выглядел он совершенно спокойным… особенно для человека, у которого змеи вызывают панический ужас. Он ждал.

— Стреляйте! — заорал Джек.

Уайрман ждал. А я увидел в небе цаплю. Она летала над длинной, заросшей лианами постройкой, что стояла за теннисным кортом. Летала ногами вверх.

— Уайрман! — позвал я. — Предохранитель.

— Сагау, [182] — пробормотал он и что-то сдвинул большим пальцем. Красная точка в верхней части рукоятки пистолета исчезла. Он не отрывал глаз от высокой травы, которая уже зашевелилась. Потом стебли раздвинулись, и появившийся аллигатор молниеносно ринулся на Уайрмана. Я видел этих тварей на канале «Дискавери» и в специальных выпусках «Нэшнл джеографик», но и представить себе не мог, что они способны так быстро передвигаться на лапах-обрубках. Трава стёрла практически всю грязь с морды аллигатора, и теперь я видел его широченную ухмылку.

— Пора! — заорал Джек.

Уайрман выстрелил. Раздался оглушительный грохот, и раскаты выстрела покатились, словно что-то каменное по железу. Результат оказался впечатляющим. Верхняя половина головы аллигатора взлетела облаком грязи, крови и плоти. Но зверюга не остановилась; наоборот, коротенькие ножки прибавили в скорости, пробегая последние тридцать футов [9 м]. Я уже слышал, как трётся трава о чешуйчатые бока аллигатора.

Ствол пистолета после выстрела подпрыгнул. Уайрман даже не пытался его удержать. Никогда я не видел моего друга таким спокойным, и до сих пор поражаюсь его самообладанию. Когда пистолет опустился под собственным весом, Уайрман снова взял аллигатора на мушку — расстояние между ними не превышало каких-то пятнадцати футов. Уайрман выстрелил, и вторая пуля подбросила переднюю часть твари к небу, выставив на обозрение зеленовато-белый живот. Зверюга словно танцевала на хвосте, как весёлые крокодильчики в мультфильмах Диснея.

— Получай, мерзкий урод! — прокричал Джек. — Мать твою так! Вместе с бабкой!

После второго выстрела пистолет вновь подскочил вверх. И опять Уайрман ему не мешал. Аллигатор, демонстрируя брюхо, упал на бок, лапы-обрубки трепыхались, хвост метался, вырывал траву, разбрасывал комья земли. Кода ствол пистолета опустился, Уайрман в третий раз нажал на спусковой крючок, и в середине живота твари образовалась круглая, с неровными краями дыра, из которой на примятую зелёную траву тут же выплеснулось красное.

Я огляделся в поисках цапли. Она исчезла.

Уайрман поднялся, и я увидел, что его трясёт. Он подошёл к аллигатору (следя за тем, чтобы не попасть под всё ещё хлещущий по земле хвост), выпустил в тварь две пули. Хвост в последний раз ударил по земле, тело дёрнулось и застыло.

Уайрман повернулся к Джеку, поднял дрожащую руку, сжимающую пистолет.

— Израильский «Дезерт игл» калибра ноль триста пятьдесят семь [9 мм], — пояснил он. — «Большой надёжный пистолет задиристых евреев». Джеймс Макмертри, [183] две тысячи шестой год. Корзина такая тяжёлая из-за патронов. Я взял все запасные обоймы. Больше десятка.

Джек подошёл к Уайрману, обнял, поцеловал в обе щёки.

— Если понадобится, я буду нести эту корзину до самого Кливленда и не скажу ни слова.

— По крайней мере тебе больше не придётся нести пистолет, — ответил Уайрман. — Отныне эта славная малютка будет у меня за поясом. — С этими словами он засунул пистолет под ремень, предварительно поставив на предохранитель, что удалось ему лишь со второй попытки — так тряслись руки.

Я подошёл к Уайрману и тоже поцеловал его в обе щёки.

— Господи, — выдохнул он. — Уайрман более не чувствует себя испанцем. Уайрман определённо начинает чувствовать себя французом.

— Как у тебя вообще оказался пистолет? — спросил я.

— Идея возникла у мисс Истлейк после последней стычки торговцев кокаином в Тампе и Сент-Пите. — Он повернулся к Джеку: — Ты помнишь, не так ли?

— Да. Четверо убитых.

— Вот мисс Истлейк и предложила приобрести пистолет для самозащиты. Я купил самый большой. Мы стреляли по мишеням. — Он улыбнулся. — У неё был зоркий глаз, грохот ей не мешал, а вот отдачу она терпеть не могла. — Он посмотрел на аллигатора. — Полагаю, пистолет я брал не зря. Что теперь, мучачо?

— Обходим дом сзади… кто-нибудь из вас видел цаплю? Джек покачал головой. Уайрман тоже, на его лице отразилось недоумение.