Волшебный цветок, стр. 46

Помоги ему Господь! Бак вдруг со всей отчетливостью понял, что с ним произошло, и это открытие подействовало на него, точно удар грома. Он полюбил эту женщину! Дурак! Идиот несчастный! Если Кристин узнает об этом, ему не вынести ее презрения… так что придется хранить тайну в своем сердце…

Бак в который раз с болью осознал, кто он и кто она. Конечно, здесь, в глуши, Кристин благодарна ему за защиту, но, окажись они в городе, она бы стыдилась его мужланской наружности и таких же манер. Такая девушка заслуживает того, чтобы стати женой проповедника, купца, а то и банкира. Им с Кристин ни при каких обстоятельствах не быть в одной упряжке, и ему лучше зарубить это себе на носу и выкинуть из головы всякую дурь.

Самый лучший способ положить конец его мучениям – это отправиться в Биллингс и найти себе крепкую женщину детородного возраста. Он так и сделает, только нужно подождать, пока решится вопрос с Форсайтом, а Кристин обоснуется на своей земле в собственном доме. Уж у нее-то не будет недостатка в кавалерах. Кристин тихонько рассмеялась чему-то своему и еще крепче обняла Бака, прижимаясь к его сильному телу.

– Кажется, мне понравилось ездить верхом. Как знать, может быть, я стану второй Мартой Джейн Кэнери, которую прозвали Бедовой Джейн.

Бак прикрыл глаза. Он, конечно, слышал об этой знаменитой женщине, но сейчас она его нисколько не интересовала. Близость Кристин пьянила его, туманила сознание, и он мечтал только об одном – чтобы эта поездка никогда не кончалась.

Глава 16

Они подъехали к веранде, и Бак снял Кристин с лошади. Он постарался как можно бережнее опустить ее на землю, но у Кристин все равно возникло ощущение, что она не более чем мешок с картошкой, который следовало благополучно доставить до двери. Ни слова не говоря, Бак развернул копя и устремился навстречу индейцу, которого называл Кривоногим. Мужчины какое-то время о чем-то говорили. Потом оба скрылись из виду за хозяйственными постройками.

Неужели она ошиблась? Или сердце Бака действительно билось в унисон с ее собственным, когда он крепко прижимал ее к себе? Когда Кристин чувствовала, что лицо Бака уткнулось ей в волосы, а загрубевшая от работы рука чуть дрожала, – было это на самом деле или она всего лишь принимала желаемое за действительное? Кристин, стыдясь своих мыслей, невольно покраснела. Надо же было оказаться… такой счастливой дурой! Она вела себя как истосковавшаяся по любви старая дева!

Внезапная холодность Бака озадачила Кристин. Она слонялась по лому, не зная, чем заняться. Наконец вышла на веранду и посмотрела вдаль, за пастбище, в сторону дороги, по которой приехала когда-то с грузовым обозом. Она вдруг почувствовала себя такой одинокой, как никогда в жизни. Постояв несколько минут на веранде, Кристин вернулась в дом. В конце концов, усевшись за стол, принялась от нечего делать листать подшивку старых газет, но и там не нашла ничего интересного. Чувствуя непреодолимую потребность хоть чем-то занять руки, она взяла старое покрывало и принялась распускать его на пряжу.

Время тянулось ужасно медленно.

В сумерках Кристин зажгла лампу, выгребла из плиты золу, под. кинула в топку несколько поленьев и горсть щепок. Потом поставила на плиту чайник и нарезала на сковородку вареную картошку, оставшуюся от обеда. Когда к ужину все было готово, она уселась в кресло и стала дожидаться Бака.

Жизнь не так проста, как хотелось бы. Кристин, склонив голову, потерла пальцами виски. Она сама себя не понимала. Откуда у нее могут возникнуть какие-то чувства к Баку Леннингу? Ведь она его, в сущности, не знает. Может, он сбежал… бросив где-то жену и детей?

Едва эта мысль родилась у нее в голове, Кристин сразу же пеняла ее нелепость. Бак появился на ранчо, когда ему было шестнадцать лет – если, конечно, он сказал ей правду, – так что о жене и детях и речи быть не могло. Это, конечно, хорошо, но все же… Был ли он так добр к ней только потому, что ему нужна ее земля, чтобы получить доступ к своей собственной? Даже если и так – ведь то же самое можно сказать и о ней; Бак нужен ей, чтобы сохранить землю дяди Ярби.

Бак считал себя ответственным за ее судьбу. Почему? Может, он чувствовал себя в долгу перед дядей Ярби за то, что тот спас ему жизнь и ухаживал за ним, когда он был беспомощен, и теперь Бак распространил это чувство на нее, Кристин?

В свои двадцать три года она уже перестала надеяться на встречу с мужчиной, которого полюбит и который подарит ей детей. Ей хотелось встретить не какого угодно, а особенного человека, чтобы он разделил ее мечты о крепкой любящей семье, какая была, например, у дяди Хэнсела. Она втайне мечтала о мужчине, к которому можно прижаться ночью в постели, о мужчине, в чьи объятия она бы с радостью бросалась всякий раз, едва он протянет к ней руки. Бак оказался первым мужчиной, о котором она могла думать как о спутнике жизни, но у нее не было ни малейшей зацепки, ни малейшего намека на то, что и он желает видеть в ней свою спутницу жизни.

Ужин прошел в молчании. Войдя в дом, Бак поздоровался с Кристин, потом умылся, провел раз-другой расческой по волосам и молча сел за стол. Лицо его оставалось непроницаемым. Бак ел с аппетитом здорового мужчины, привычного к тяжелой работе. После ужина он не задержался за столом, как часто бывало, а сразу ушел к себе и плотно закрыл за собой дверь.

После его ухода Кристин стало так одиноко, что захотелось плакать. С тех пор как Бак переселился спать во флигель, это будет первая ночь, когда ей не придется вставать и подходить к дяде Ярби. Закончив уборку на кухне, Кристин перенесла лампу в маленькую спальню и стала готовиться ко сну. Вскоре после приезда она повесила на окно занавески – это создавало ощущение уюта и уединения. Девушка разделась и умылась у кухонного умывальника. Она думала, доведется ли ей еще когда-нибудь насладиться такой почти забытой роскошью, как горячая ванна?

Наконец она улеглась. Все тело ныло и болело, каждая клеточка, казалось, налилась свинцом, и такая же свинцовая тяжесть сдавила сердце.

Форсайт встретил Марка Ли в коридоре. В кабинет они прошли вместе. Войдя, полковник сразу же плотно закрыл за собой дверь.

– Рут наверху, но вполне может спуститься и подслушивать под дверью, так что будем говорить потише. Чем меньше народу будет об этом знать, тем лучше.

– Меньше? Я молю Бога, чтобы об этом не знал никто, кроме нас с вами! – Марк Ли вытер лоб носовым платком.

– Что это тебя пот прошибает? Да если кто и пронюхает, он все равно ничего не сможет поделать. – Полковник обошел письменный стол и уселся на стул. – Я уже намекнул этому идиоту управляющему банком, что женщина отписала мне ранчо. Посмотрим, чего добился ты.

Марк достал из кожаной папки почти прозрачный листок бумаги и положил на стол.

– На этом листе я несколько раз попробовал обвести ее подпись.

– Интересно, как ты сумел вынести из отеля регистрационную книгу?

– Я сказал клерку, что мне нужно сравнить подпись на юридических документах, чтобы убедиться, что мой клиент – мужчина, заметьте, – именно тот, за кого себя выдает.

– Ну-ка, посмотрим, чему ты научился.

Адвокат положил чистый лист поверх листа с образцами подписей и вывел карандашом имя Кристин. Закончив, протянул бумагу Форсайту.

– Осталось только обвести это чернилами, и результат – не придерешься!

Полковник был доволен.

– Отлично! Подписывай доверенность, и мы отправляемся в столицу территории.

Спустя тридцать минут все бумаги были подписаны и лежали в папке адвоката Ли. Выпив по этому случаю по рюмочке лучшего бренди из запасов полковника Форсайта, они устроились в креслах и закурили сигары. Однако полковник никогда не забывал о делах.

– Удалось что-нибудь выяснить насчет этого Старка, который утверждает, что приехал купить землю для какого-то банкира из Канзас-Сити?

– Пока нет. Я послал телеграмму в Денвер, своему приятелю. Он знает обо всех стадах, которые перегоняют от самого Техаса до Монтаны.