Полковник против полковника, стр. 9
Лизка вскочила, снова присела на кровать и ткнула в Монин нос пакет со льдом.
– Трусы, блин! – прошипел Моня.
Лизка схватила свои трусики и лихорадочно задергала рукой, не зная, куда их сунуть. Моня выхватил их и швырнул за кровать. В тот самый момент, когда Лизка сунула ногу в туфлю, а Моня передвинул пакет на правый глаз, в дверь просунулся Шварц.
– Я извиняюсь, Монь, но тут этот… – Быстро оглянувшись, Шварц нырнул в спальню, притворил за собой дверь и продолжил приглушенным голосом: – …хрен из энергонадзора говорит, что из-за нашего строительного оборудования на Хаджибеевской слободке в сети такие перепады, что у людей холодильники на хрен погорели и все такое!
– Ты ему деньги предлагал?! – рявкнул Моня.
– Ага! – кивнул Шварц.
– Ну?
– Ну а он говорит, что все равно народ слободской будет жаловаться и его начальство завтра опять пригонит! Типа не хочет брать, чтоб крайним не оказаться, мол, взял и ни фига не сделал!
– Твою мать! – приподнялся с подушки Моня, оттолкнув Лизкину руку с пакетом. – И что он предлагает?
– Да говорит, есть вариант, но его он может перетереть только с тобой! Как с хозяином… Ну, типа чтоб не было потом непоняток!
– Блин! Что за жизнь? – резко сел Моня, оперевшись спиной о подушку. – И умереть спокойно не дадут! Ладно, пусть войдет!
– Ага, Монь! – кивнул Шварц, подавшись задним ходом к двери.
Лизка быстро вскочила, но Моня придержал ее за руку.
– Далеко не забегай! На пуфик вон присядь! И пакет дай, а то с таким глазом только вопросы решать, блин!
34
– Седьмой, Толь! Направо или налево?
– Налево, то есть направо!
Кащеев направил обильно обрызгавшегося дешевым одеколоном прапорщика в дверной проем без двери. В длинном коридоре одиноко горела тусклая лампочка. Прапорщик поднял палец с грязным ногтем и указал на обитую дерматином дверь.
– Вот здесь Танька живет! Вот такая баба, Гриш!
– Понял, Толь! Тогда отваливаю, чтоб не мешать! – остановился Кащеев.
– Скажешь, Гриш, мешать! Ты ж мой друг! Может, все-таки зайдешь, а? – развернулся к Кащееву Непейпиво.
– Завтра, Толь! Завтра обязательно! Ну, давай!
– Давай, Гриш! Созвонимся в девять!
– В десять, Толь!
– А, ну да, в десять!
– Ну тогда все!
Непейпиво пожал Кащееву руку, потом еще и обнял. Напоследок прапорщик хлопнул Кащеева по плечу, и они наконец расстались. Непейпиво сделал несколько нетвердых шагов по направлению к обитой дерматином двери и, тщательно прицелившись, ткнул пальцем в кнопку звонка.
Кащеев за это время вынырнул из длинного коридора на лестничную площадку. Лифт, как это обычно бывает в подобных домах, давно не работал, и Кащеев начал спускаться пешком. Поскольку света на лестнице не было вообще, спуск был сопряжен с некоторыми трудностями.
В районе третьего этажа Кащеев, недоглядев, зацепился ногой за какого-то алкаша, уснувшего прямо на ступеньках. Наконец впереди показалась покосившаяся дверь подъезда. Вынырнув на улицу, Кащеев жадно вдохнул свежего воздуха. После настоянной на перегаре, сгнившем мусоре и клопах атмосфере подъезда это было настоящим счастьем.
Время было позднее, но из нескольких окон девятиэтажки неслась музыка самых разных стилей и направлений, а в темном дворе за столиком какая-то шумная компания распивала спиртное. Кащеев посмотрел на часы и решил поймать такси, поскольку маршрутки и общественный транспорт в Симферополе по вечерам ходили нерегулярно.
Из соображений конспирации ловить такси Кащеев решил, пройдя через дворы на параллельную улицу. Пару минут спустя он свернул за разнокалиберные гаражи инвалидов, натыканные вдоль железобетонного забора детского садика.
Из-за крайнего гаража неожиданно возник силуэт и шагнул наперерез Кащееву. Тот слегка притормозил. Уличного освещения здесь не было, но в рассеянном свете окон домов Кащеев рассмотрел крепкого паренька лет восемнадцати, в джинсовой куртке.
Парень сделал пару шагов и сказал:
– Закурить не будет?
– Будет, – кивнул Кащеев, остановившись.
Пачку он достал нарочито медленно. За это время Кащеев вроде бы невзначай оглянулся и успел окинуть паренька цепким взглядом. Тот тоже огляделся и видно решил, что дело в шляпе.
Когда Кащеев протянул сигарету, гопник жестом факира извлек из рукава куртки обрезок арматуры. Глядя на Кащеева наглым взглядом, он хрипло сказал:
– Кошелек, мобилу! Быриком! А то башку раскрою!
35
Шварц распахнул дверь спальни и сказал:
– Просю!
Из проема спросили:
– М-м-можно?..
Моня, успевший выключить плазменную панель, возлежал на своей кровати. Правой рукой он прижимал к лицу пакет со льдом, левый глаз вперил в шикарный потолок своей спальни, разрисованный звездами.
Моня чуть приподнялся и, слегка отодвинув пакет, вперил взгляд своего здорового левого глаза в гостя. Тот боязливо просунулся в дверь, но войти без разрешения не решался. Одноглазый Моня в один миг «прорентгенил» инспектора.
На вид лет сорок – сорок пять, лицо маловыразительное, одет плохо, галстук словно из древнего клипа про бухгалтера с зарплатой шестьдесят рэ. Короче, совок совком, но вполне вписавшийся в квазирыночные отношения.
– Да! – кивнул Моня. – Проходите, пожалуйста!
Инспектор шагнул через порог и так поразился шикарности Мониной спальни, что, невольно затормозив, поскреб ногами о пол – вроде как вытер ноги. Следом в проеме возник могучий силуэт Шварца. Телохранитель вопросительно уставился на Моню. Моня сделал едва заметный знак. Шварц тут же испарился, неслышно прикрыв за собой дверь.
– Я очень извиняюсь, – слегка приподнялся на подушке Моня, – что веду дела в спальне. Попал в небольшую аварию, как раз принимаю процедуры с медсестрой…
Здесь Моня сделал паузу, инспектор быстро глянул на Лизку, целомудренно сидящую на пуфике в позе мадонны. В руках вместо младенца она держала подобранный с пола пакет с растаявшим льдом. Но даже в этом целомудренном образе Лизка производила сногсшибательное впечатление, такое, что отвернулся от нее инспектор еще быстрее, чем повернулся.
– Так что у нас за проблема? – спросил Моня. – И как ее нам разрулить побыстрее? Только говорите напрямую и покороче, а то мне перенапрягаться нельзя, врачи запретили…
Инспектор кивнул, взял двумя руками свою папку и начал ее открывать. При этом он вроде как невзначай сделал несколько быстрых шажков и приблизился к Лизке.
– Да п-п-проблема т-такая, что б-б-боюсь, ра-ра-разрулить ее бы-бы-быстро не-не-не п-по-получится… – проговорил инспектор и неожиданно метнул руку к Лизке.
Та с визгом подскочила на пуфике, выронив пакет, а инспектор вдруг совсем другим голосом сказал, сунув руку в папку:
– Замочить тебя хочет один человек, Монь!
36
Чтобы Кащеев прочувствовал момент, наглый гопник приподнял кусок арматуры в правой руке и перехватил его поудобнее. Кащеев левой рукой сунул пачку в карман, правую с протянутой сигаретой так и держал.
– Отвали! – сказал Кащеев и щелчком указательного пальца отправил сигарету в наглую рожу гопника.
Тот подобного не ожидал. Сигарета шлепнула его прямо по носу. И гопник мгновенно слетел с тормозов.
– Ах ты ж, падла! – вскрикнул он и тут же взмахнул арматуриной.
Кащеев сделал шаг навстречу и подставил под запястье ударной руки противника ребро ладони своей правой руки. Одновременно локтем левой руки Кащеев сделал короткое движение вверх, подбив локоть гопника.
Этот элементарный прием был на удивление эффективен. При помощи него даже средней комплекции женщина вполне могла выкрутить руку стокилограммовому амбалу. Кащееву только и оставалось, что захватить правой рукой запястье нападавшего и резко рвануть его вниз.
Просто согласно анатомическому строению рука гопника согнулась, и Кащеев, словно рычагом, вывернул ее левой рукой за спину невольно наклонившегося парня. В нижней точке наклона лицо нападавшего встретилось с правым коленом Кащеева. В удар Кащеев вложился, и нос гопника громко хрустнул.