Комбат против волчьей стаи, стр. 41

— Когда нас отпустят? — наконец, не выдержала она.

Курт пожал плечами.

— Это не у меня спрашивать надо.

— У кого?

— Муж-то твой уехал.

— Уехал? — как эхо переспросила Софья.

— Понимаешь, даже не вспомнил о тебе. Я его отпустил, а он от радости…

— Врешь! — не выдержала женщина.

— Не вру, — Курт пожал плечами, — если бы вспомнил, я бы тебя тоже отпустил. А так… Придется ждать, пока сам Илья Данилович не вспомнит о существовании своей женушки. Может, с полдороги одумается.

— Не может быть.

— Может.

Для человека в нормальной ситуации такое допущение было бы невозможным, но, просидев несколько дней в сыром темном подвале, можно поверить во что угодно.

Курт присел рядом с Софьей, положил ей руку на плечо. Женщина неуверенно сбросила его ладонь.

— Вот еще.

Курт мягко повторил этот жест, на этот раз не встретив сопротивления.

— Жалко мне тебя, но разве можно ехать с мужчиной, который о тебе забывает через несколько дней.

Он, наверное, вообще, от тебя избавиться хочет, а? Денежки твоего отца давно получил, теперь случись что с тобой, квартиру, дачу, все к рукам приберет.

— Что же делать? — вырвалось помимо желания из груди у Софьи.

А Курту только это и надо было. На это он и рассчитывал — найти маленькую брешь в обороне пленницы, через нее добраться до ее души.

— Что-что? — пожал он плечами, сделавшись еще более мягким в общении, но только внешне, внутри он оставался в напряжении.

Его забавляло то, как идет игра с женщиной. Так кошка играет, поймав мышь, и не спешит ее съесть, придавит лапкой к полу, потом отпустит. Очумевшая мышь пытается убежать, но лишь отдалится на расстояние вытянутой лапы, как вновь ее резко припечатывают к полу, когти впиваются в шкурку.

Курт легонько пальцами сжал плечо женщины. Он врал Сивакову, когда говорил, что она не в его вкусе и был бы не прочь поразвлечься с ней, но не применяя насилия в классическом понимании, то есть, физического. Он хотел сломить ее морально и, вообще-то, добился этого.

Теперь Софья не знала, когда она сможет выбраться из плена, раньше ей было все понятно. Ее держат в подвале потому что тут сидит ее муж, выпустят его — выйдет на волю и она, или погибнут вместе.

— Я бы такого не простил, — прошептал ей на ухо Курт и легонько зубами сжал мочку уха, словно, пробовал на зуб золото крупной сережки с бриллиантом, — не простил бы, — повторил он, запуская палец под отворот платья.

— Что это? Зачем? — забеспокоилась Софья, уперевшись ладонью в грудь Курту.

А тот и не настаивал, ждал.

— Он тебя не любит, он даже не вспомнил о тебе, бросил, — медленно наваливаясь на Софью, Курт уложил ее на сбитый матрас.

Теперь он действовал более настойчиво и уверенно. Женщина почти не сопротивлялась, смотрела на него, не понимая, зачем это все ему. Ей и раньше приходилось изменять мужу, мстить ему таким образом за его измены, но никогда не доводилось иметь дело с людьми, подобными Курту.

Она всегда знала, из-за чего сходится с мужчиной, что именно ему надо: ее тело, деньги, насолить Илье Даниловичу или просто развеять скуку.

Курт и так мог позволить себе сделать с ней что угодно. Мог убить, мог выпустить на свободу… Безумная мысль появилась у Софьи.

«Уж не влюбился ли он в меня?»

Но, как трезвомыслящая женщина, она тут же отбросила ее.

«Нет, возраст не тот, он же моложе меня. Да и цену своим прелестям я знаю».

Скользкое шелковое платье легко снялось через голову. Курт, подцепив зубами край лифчика, стащил его с груди женщины и, приподнявшись на руках, рассматривал белое незагорелое тело.

— Зачем? — вновь спросила Софья.

— Ты не хочешь?

Женщина задержалась с ответом.

— Раз сомневаешься, значит, тебе хочется.

Курт принялся за дело, дверь подвального помещения оставалась открытой. Курт сопел, его больше не интересовала реакция Софьи и то, что происходит с ней. Он стремился сам получить удовлетворение.

И тут жена Сивакова вспомнила странную присказку своего мужа, которой он иногда ошарашивал ее, лишь принималась она жаловаться на жизненные неудачи.

«Если тебя насилуют, и ты понимаешь, что ничего не можешь сделать, то лучше всего расслабься, чтобы получить удовольствие».

Возразить против этого Софья не могла. Расслабиться она расслабилась, но получить удовольствия не успела. Курт неровно выдохнул, и даже, не прилегши на секунду, слез с Софьи, больно придавив ей коленом бедро.

Она лежала возбужденная, но возбуждение быстро перерождалось в страх.

Курт заправил джинсовую рубаху в брюки, затянул ремень.

— Видишь, — проговорил он, — после тебя на одну дырку больше затягиваю пояс.

— А теперь что? — в растерянности сказала Софья, прикрываясь скомканным платьем.

— Ждать! — И Курт громко захохотал. — Жди, когда о тебе муж вспомнит. А я может, завтра приду, если настроение появится. Только поактивнее будь.

Он знал наперед, что Софья ничего не расскажет мужу, оказавшись на свободе. Пусть даже она станет уверять его, что Курт ее изнасиловал, это только охладит Сивакова к ней.

Дверь с грохотом закрылась, заскрежетал засов. Софья сидела на импровизированном ложе, с омерзением глядя на свое обнаженное тело. Ни душа тут, чтобы помыться, ни даже лосьона нет. Она чувствовала, что пахнет мужчиной, и это приводило ее в ужас.

Глава 18

У Курта имелся точный план на остаток сегодняшнего дня.

«Нельзя надолго оставлять нашего Сивакова наедине с самим собой, нельзя позволить ему забыть, кому он обязан жизнью».

Курт усмехнулся, стоя посреди двора. Теперь, когда самый главный пленник освобожден, можно было уменьшить охрану. Сторожить бабу, которой даже лень сопротивляться, когда ее насилуют, могут и два человека.

И тут Курт почувствовал страх, который по его представлению, был разлит в воздухе. Он вдыхал его, ощущал, и исходил этот страх от его людей.

— Стресс, в чем дело? — не глядя на бандита, спросил Курт.

Тот не рад был, что Курт выбрал именно его.

— Тормоза больше нет.

— Да? — вскинул брови Курт. — Где и как?

— Под поезд попал, только что ребята звонили.

— Я же его в Москву послал, какой там на хрен поезд!

— В метро под электричку.

— Его что, столкнули?

— Нет, сам побежал. За бомжем нашим гнался, а тот прыг в тоннель, навстречу поезд, Тормоз за ним.

Когда поезд остановили, у Тормоза полбашки было снесено, а Щукина так и не нашли.

— Ни хрена себе, — только и проговорил Курт.

Он-то считал, что Щукин уже давно мертв, ведь Тормоз свое дело знал круто, и никогда не подводил.

— Да уж…

— Послушай, Стресс, кажется, это ты тогда Щукина подыскал?

И хотя Стресс точно помнил, что Щукина подыскал сам Курт, согласно кивнул. Спорить с главарем в банде не было принято.

— Ну так вот, пойдешь и найдешь его, доделаешь дело за Тормоза. Только не стой слишком близко к краю платформы. И уже тем более, не бегай по путям. Небось, правила пользования метрополитеном читал.

Стресс не мог ответить ни да, ни нет. И то, и другое прозвучало бы глупо. Оставалось стоять и растерянно моргать на виду у своих приятелей.

— Если он не смог с бомжем справиться, то мне его не жаль, — усмехнулся Курт и, резко повернувшись, указал рукой на Стресса, — ты пойдешь и кончишь его, понял?

— Понял, — мрачно ответил Стресс.

— Ты и ты, — Курт ткнул пальцем в двух других бандитов, — останетесь здесь, бабу сторожить. И чтобы без глупостей. В комнату к ней без нужды не заходить, поставили жрать и назад. Разговоры не заводить, ясно? Тем более не лапать!

— Ясно.

— Остальные — по домам, и ожидать моего вызова. Чтобы пейджеры никто из вас, даже с бабой трахаясь, снимать не смели.

— Поехали, Стресс, — и Курт сел в джип, принадлежащий банде, но зарегистрированный на Стресса.

— Куда? — бандит оставался мрачным, возился с ключами.