Спящая красавица, стр. 9

— Кто?

Конечно же, он знал, о ком речь, но Джеймс желал услышать подтверждение.

Но Тедди не доставил ему такого удовольствия.

— Да та, которая была самой дорогой кокоткой Парижа еще семь лет назад. Черт, ты отлично знаешь, о ком я говорю. Я видел, как ты танцевал с нею.

Джеймс хмуро посмотрел на дно бокала:

— Я не уверен, что стоит придавать большое значение слухам. — Он сам не знал, почему встал на защиту миссис Уайлд. Не прошло и суток с того момента, как они познакомились, и сплетни, рассказанные Тедди, могли оказаться правдой. Но тем не менее Джеймс добавил: — Она очень мила, ты заметил?

Смех друга прозвучал так, словно тот услышал какую-то непристойность.

— Правильно, Джимми, — сказал он, хлопнув его по спине, — любой, у кого есть глаза, видит, что она тебе нравится.

Джеймс бросил на Тедди сердитый взгляд, затем вздохнул и уступил:

— Что ты знаешь об этом Левантале? — Он кивнул в сторону последнего. — Какой у него интерес к миссис Уайлд?

— Какой, ты думаешь, у него может быть интерес к ней? Тот же самый, что и у тебя, — рассмеялся Тедди, — тот же, что и у меня, собственно говоря.

Джеймс подавил негодование и постарался скрыть свое состояние.

— И насколько он удачлив, как ты думаешь?

Тедди фыркнул:

— Как я уже говорил, по слухам, никто больше не может рассчитывать на успех. Она делает только то, что хочет сама. — Он рассмеялся. — Так же, как она не пожелала остаться на приеме.

Джеймс прервал разговор на эту тему, ему становилось все труднее сохранять невозмутимое выражение лица и ничего не отвечать.

Оркестр вновь заиграл — вступление из прекрасного «Голубого Дуная», спокойную обманчивую мелодию. Это был тот самый вальс, который кинул в его объятия Николь Уайлд, под звуки которого они оба парили в бальном зале. Музыка напомнила Джеймсу о ее близости. Как легко, точно и удивительно верно она чувствовала ритм. Как красиво они двигались вместе.

«Романтический вздор», — сказал себе Стокер.

Он еще раз вспомнил ее отъезд. В памяти возникла картина, как изящно она впорхнула в экипаж. Вспомнились брызги дождя, веером разлетавшиеся из-под колес кеба, пока темнота не поглотила его.

Более того, Джеймс не мог отделаться от чувства пустоты, охватившего его, едва она уехала, — улица показалась ему совершенно пустынной. Холодно, сыро и темно.

Той ночью Джеймс грезил об Африке, вспоминая древние реки и влажные джунгли, погруженные во мрак. Даже названия у них загадочные — Замбези, Нил. Темнокожих женщин, раскрашенных природными красками, — женщин, которые не прикрывают грудь, выставляют ее напоказ. Колышущиеся груди. Смеющиеся женщины. Женщины, которые неутомимо ласкали его, руки и тела которых прижимались к его орудию, пока он — с величайшим трепетом — не отбрасывал прочь свои английские привычки и не следовал инстинктам, о существовании которых и не подозревал у себя.

Глава 5

У дантиста был ее адрес. Джеймсу пришлось только чуть-чуть приврать об утерянной перчатке, которую он якобы нашел, чтобы мистер Лимпет дал «такому джентльмену, как вы, сэр» название улицы и номер дома. Таким образом, на следующее утро Джеймс Стокер шагал вниз по тихой, засаженной деревьями Хеверс-Сквер-роуд, на которой жила Николь Виллар Уайлд.

Перед ним стоял шикарный высокий особняк, выходивший окнами на зеленый холмистый парк. Вдоль тротуара тянулась железная ограда, защищавшая частную собственность миссис Уайлд. Ее прутья обвивали дикие розы. Человек, двигавшийся по тротуару, должен был либо отодвигать заросли цветов, пробираясь сквозь них, либо идти по обочине. В отличие от этих капризных роз превосходный участок, которым владела миссис Уайлд, был очень ухоженным. В пятидесяти ярдах от железной ограды виднелся трехэтажный дом из белого кирпича, с высокими сводчатыми окнами. Картину фасада дополняла черная входная дверь, покрытая лаком, с натертой до блеска медной прорезью для почты. К дому прилегала подстриженная лужайка с подпорками для вьющегося плюща. Все выглядело очень респектабельно.

Как только Джеймс закрыл за собой калитку, он подумал, что не проделал бы путь до дантиста и назад, через весь Лондон, в это утро, только чтобы убедиться, что Николь Уайлд достаточно респектабельная особа. Втайне он надеялся, что она таковой не являлась. Увы! Реальность разрушала тщетную надежду.

Дверь открыла горничная, но почти тут же послышался еще один голос.

— Chi и la? — спросила из темноты за спиной служанки невидимая миссис Уайлд. Она задала вопрос по-итальянски, что прозвучало и бесцеремонно, и естественно.

— Джеймс. Джеймс Стокер, — уточнил он, стараясь разглядеть женщину, вышедшую на его звонок.

Из темноты появилась миссис Уайлд, выглядевшая очень свежо и привлекательно. Утреннее солнце окружило ее голову сиянием.

— Мистер Стокер? — Нескрываемое удивление отразилось на ее лице. — Снова вы, и, конечно, без приглашения.

Джеймс улыбнулся:

— Да. Мы оба не обращаем внимания на советы. Я пришел убедиться, что вы благополучно вернулись домой.

— Как видите.

Он подождал, но так как женщина не предложила войти в дом, Стокер продолжил:

— Прекрасно. Можно мне войти?

Она рассмеялась и покачала головой. Это могло означать «нет», то есть отказ, но могло означать и удивление его настойчивостью. Наконец она сказала:

— Вы безнадежны.

— На самом деле я полон надежд, — усмехнулся Джеймс. — Можно войти?

— Не могу понять, почему я должна развлекать незваного гостя, который...

— Потому что я вам нравлюсь.

Их взгляды встретились, и по ее улыбке Джеймс понял, что она позволяет ему войти. Она что-то сказала горничной, которая подошла и взяла у него шляпу. Николь отступила, пропуская его:

— Что ж, проходите, мистер... ах нет, доктор Стокер.

Солнце на миг осветило ее всю. Его свет скользнул по молочной белизне атласа, плотно укрывавшего ее от шеи до запястий. Каждый вдох и выдох сопровождался восхитительным колыханием груди. Затем она повернулась, чтобы показать ему дорогу, и обнаружилось, что плотный атлас завязан на спине свободными узелками, в прорезях между которыми виднелась мягкая телесного цвета тесьма, скорее, ткань, уложенная в изящные складки и расположенная ярусами. Стокер последовал за этим блаженным зрелищем по темному коридору.

Он почувствовал приятное возбуждение, напоминавшее бьющую через край нервозность. Он обезумел от одного ее вида. Он заметил, что миссис Уайлд что-то несла в руке. Это был пышный бледно-розовый цветок, отличавшийся от тех, что росли у нее вдоль ограды. Длинный стебель розы цеплялся за ее юбку.

Прихожая одной стороной прилегала к очень милой гостиной. Она указала ему на стеганую софу, а сама задержалась у маленького столика под зеркальной вешалкой для шляп. Здесь она склонилась над букетом из точно таких же тепличных роз, как та, что она держала в руке. Их было по меньшей мере две дюжины, все неестественно большие. Их бледно-розовые лепестки были такие же плотные и блестящие, как и атлас ее платья.

Она поставила цветок в вазу и сказала:

— Надеюсь, что остаток вечера, после того как я уехала, прошел интересно.

— Я скучал без вас.

— Что ж, мой отъезд мог вызвать что угодно, но не скуку. — Она взглянула на него через плечо и слабо улыбнулась, и, как уже было в прошлый вечер, мурашки пробежали по его рукам.

Когда Николь достала другую розу, Джеймс увидел, что цветы грудой лежали за вазой в пакете из шелковой бумаги, к краю которой была приколота карточка с посланием. Джеймс уставился на это доказательство явного соперничества.