Ищи врагов среди друзей, стр. 65

Подождав, пока шлюпка скроется из вида, капитан приказал застопорить машину и собрал экипаж на мостике.

– Доигрались? – негромко сказал он, глядя в напряженные, сероватые от страха лица. – Допрыгались, кретины… Слушай мою команду: все оружие за борт, рты на замок. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Если кто-то в чем-то замешан – молчать или валить все на старпома: дескать, угрожал пистолетом. Выполняйте!

Жалкие остатки экипажа бегом бросились в разные стороны: нужно было быть полным идиотом, чтобы не понять, что капитан прав на все сто процентов.

Некоторое время капитан пытался решить, что делать с теми, кто заперся в радиорубке: эти двое, судя по всему, знали даже больше, чем сам капитан Васин. Но проблема разрешилась сама собой: когда капитан подошел к двери радиорубки, та была распахнута настежь, а внутри обнаружился только трясущийся от пережитого ужаса радист. Он все еще не мог поверить, что остался жив, и потому в ответ на инструкции капитана лишь часто-часто закивал головой: да, он ничего не видел и не знает, его оглушили ударом по голове, и кто давал радиограмму пограничникам, он понятия не имеет.

Выйдя из радиорубки, капитан недовольно пожевал губами: все это, конечно, чушь собачья и пьяный бред, но предпринимать какие-то решительные шаги было поздно: сторожевой катер уже маячил за иллюминатором, подходя бортом, и на борту его шеренгой стояли хмурые люди в бронежилетах, направив на толпу любопытствующих пассажиров маслянисто поблескивающие стволы автоматов. Шлюпка, на которой пытался уйти Самарин, волочилась за катером на буксире. Это было плохо, но капитан решил твердо стоять на своем и валить все на старпома, тем более что на борту сторожевика были только Самарин и четверо ушедших с ним матросов, а усатого старпома, сколько ни вглядывался капитан, что-то не было видно.

Капитан вздохнул, тихо выругался, одернул форменную рубашку и пошел встречать гостей.

Обыск на борту судна ничего не дал, кроме нескольких трупов, которые по вполне понятным причинам не могли рассказать членам следственной группы о том, что произошло. Живые разводили руками и в один голос твердили, что со старпомом Нерижкозу в последнее время творилось что-то непонятное: он стал нервным, агрессивным и повсюду таскал за собой пистолет. Капитан Васин показал, что старпом ни с того ни с сего, угрожая этим самым пистолетом, отстранил его от командования кораблем, а потом и вовсе прыгнул в море. «Видимо, нервный срыв», – грустно сказал капитан и развел руками. Его допрашивали много раз и даже хотели упечь, но так ничего и не добились: против капитана не имелось ни одной улики, и даже его пистолет, обнаруженный в капитанском сейфе, был девственно чист – из него никто не стрелял по меньшей мере год.

О чем беседовал с начальником следственной группы подполковником Щепетиловым владелец судна московский предприниматель Самарин, осталось тайной. Известно лишь, что через сутки после возвращения «Москвички» в Одессу Самарина отпустили. У подъезда управления внутренних дел Самарина поджидал серо-стальной «лексус», в который московский предприниматель погрузился с большим достоинством и отбыл в неизвестном направлении – надо полагать, в Москву.

Подполковник Щепетилов через два месяца после описанных событий подарил зятю свои старенькие «Жигули» и приобрел новенький джип «ниссан» в автомобильном салоне на Большой Арнаутской. Совершив эту покупку, подполковник уволился из органов, а еще через месяц въехал в трехэтажный пригородный особняк – тоже новенький, с иголочки.

Капитан Васин был освобожден из-под стражи и буквально через неделю утонул во время купания.

Как это произошло, никто так и не узнал: капитана почему-то потянуло купаться ночью, причем в таком месте, где на многие километры вокруг не было ни одной живой души. Судя по состоянию его черепа, он нырнул с обрыва и ударился головой не то о камень, не то о какую-нибудь старую сваю.

Дело «Москвички» закрыто и сдано в архив: у местных представителей закона хватало других забот, и разбираться в психопатских выходках утонувшего старпома было некому и некогда.

О том, что на борту «Москвички» находились двое безбилетных пассажиров, так никто и не узнал.

Глава 19

Сергей опустил руку в карман и с некоторым удивлением вынул оттуда желтый латунный ключ, к которому была прикреплена массивная деревянная груша.

Это был самый обыкновенный ключ от гостиничного номера, но теперь он казался ему чем-то вроде осколка давно исчезнувшей цивилизации, пришедшего в наше время через невообразимую толщу веков.

– Неужели цел? – спросила Тамара, которой в голову, судя по всему, пришло то же самое.

– Представь себе, да, – сказал Дорогин. – С ума сойти можно, честное слово. Что будем делать?

– Не знаю, как ты, – ответила Тамара, – а я намерена пойти в номер, принять душ и завалиться спать. Часов через десять-двенадцать я, возможно, рискну привести себя в порядок и спуститься в ресторан. Если ты не согласен с такой программой, можешь пойти и совершить еще какой-нибудь подвиг.

Дорогин задумчиво почесал заросшую густой темной щетиной щеку.

– Сначала побреюсь, – сказал он.

Они вошли в номер. Тамара сразу отправилась в душ, а Сергей еще некоторое время ходил по номеру, бесцельно трогая вещи и пытаясь привыкнуть к тишине. Он вышел в лоджию и закурил сигарету, но через полминуты с отвращением бросил ее вниз и вернулся в номер. Опустился в кресло, посидел, но тут же вскочил и снова принялся мерить номер шагами.

Это было привычное состояние: перевозбужденная нервная система никак не могла перестроиться на обычный повседневный ритм. Сергею все еще казалось, что он что-то забыл, упустил и даром теряет драгоценные секунды, в то время как ему нужно куда-то мчаться, в кого-то стрелять и уклоняться от чьих-то пуль… В этом не было ничего удивительного.

С того момента, как они, смешавшись с толпой недоумевающих и раздраженных пассажиров, сошли на берег с борта «Москвички», прошло не больше часа.

Солнце, освещавшее горячую палубу, по которой он волочил неподъемные ящики со слитками, все еще посылало в окно косые красноватые лучи, зависнув над самым горизонтом. Это казалось фантастикой, словно кто-то остановил время. Сергею казалось, что прошло не меньше недели с тех пор, как он очнулся на железном полу, связанный по рукам и ногам, а на самом деле даже солнце не успело сесть…

Он заметил, что все еще торчит посреди номера, и заставил себя присесть на край кровати. Это оказалось неожиданно удобно, даже удобнее, чем в кресле, потому что можно было прилечь, откинуть ноющую голову на подушку и прикрыть воспаленные глаза.

Так он и поступил, и немедленно в глазах у него зарябило отражающееся от воды солнце, понеслась вдоль клепаного железного борта пенная зеленоватая вода, замелькали коридоры, трапы, потные оскаленные морды, блеснули коротким яростным блеском тяжелые золотые слитки с вытесненными на них двуглавыми орлами, и ладонь сама собой сжалась, обхватывая несуществующую рукоять выброшенного в море пистолета, в котором почти не осталось патронов…

Когда Тамара, посвежевшая после душа, вышла из ванной, Дорогин спал, отвернув от окна осунувшееся небритое лицо. Тамара присела рядом с ним на постель и осторожно провела ладонью по колючей щеке.

Дорогин вздрогнул, беспокойно зашевелился во сне, и Тамара поежилась: она увидела, как указательный палец его правой руки согнулся и несколько раз нажал на невидимый курок. Сергей что-то невнятно пробормотал и вдруг четко и раздельно произнес:

– От судьбы не уйдешь, она тебя все равно догонит.

Тамара почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она поняла, что Дорогин прав: от судьбы не уйдешь. И еще одну вещь поняла Тамара Солодкина, сидя на краешке кровати рядом с беспокойно метавшимся во сне Дорогиным: дороже этого человека у нее никого нет и, наверное, уже не будет.

Она тихонько вздохнула и, откинув покрывало, осторожно легла рядом с Сергеем, стараясь не потревожить его сон.