Миссия выполнима, стр. 45
Большая волна подняла лодку на десять или двенадцать футов, после чего судно сильно нырнуло носом. Киль вонзился в накативший вал, и Стурку опять накрыло черно-мраморной водой; когда через несколько секунд волна ушла, он снова был на месте, весь в ручьях стекавшей с него воды. Якорь замедлил ход, Стурка застопорил цепь и стал возвращаться обратно в рубку, хватаясь руками за перила. Не снимая руки с рукоятки управления, Марио остановил машину, чтобы проверить, закрепился ли якорь. Цепь звякнула, и он скорее догадался, чем почувствовал, как железо сначала скользнуло по дну, а потом крепко воткнулось в него лапами якоря; лодка остановилась на вытянутой цепи, развернувшись кормой к берегу и раскачиваясь на волнах, как поплавок.
Стурка в мокрой одежде, облепившей его костлявое тело, с акробатической ловкостью забрался обратно в рубку. Тем временем к ним из носовой каюты поднялся Элвин. Марио передал ему рулевое колесо и последовал за Стуркой на корму, чтобы надуть резиновый плотик.
Он вытащил свернутый рулоном плот из-под койки Пегги. Пегги бросила на него тусклый взгляд и отвернулась к стене; желая ее подбодрить, Марио сказал: «Это скоро кончится», – но она в ответ только простонала. Сезар, скорчившись, лежал на противоположной койке, от него сильно пахло рвотой. Марио был рад поскорее выбраться наверх вместе с плотом, который Стурка подталкивал снизу. Стурка вышел вслед за Марио на открытую палубу и помог ему держать плот, пока они накачивали его из баллона со сжатым воздухом. На качавшейся лодке, которую подбрасывало вверх на восемь футов и потом на столько же швыряло вниз, это занятие требовало немалой ловкости; не прошло и минуты, как Марио вымок до костей.
Стурка приблизил губы к уху Марио и прокричал сквозь рев шторма:
– А если тебя схватят?
– Меня не схватят.
– А если схватят?
– Я не скажу ни слова.
– Рано или поздно они тебя расколют. Тебе придется заговорить.
– Я буду держаться. – Их голоса почти терялись в шуме волн. – Столько, сколько смогу. А потом скажу им так, как мы с тобой договорились.
– Расскажи задание.
– Что? Сейчас?
– Задание, Марио.
– Ты ждешь меня в Танжере, чтобы сесть на самолет.
– Дальше. – Голос Стурки был почти не слышен.
– Господи, я клянусь тебе, что ничего не забуду.
Стурка привязал плот к перилам на корме с помощью палубного троса.
– Хорошо, Марио.
Они перекинули плот через борт, и Стурка держал его у транца, пока Марио перелезал через перила и забирался на поверхность плота. Тот уже слегка ушел под воду; возможно, вода дойдет ему до пояса, но плот все-таки выдержит вес его тела. Пластиковые весла были жестко закреплены в своих гнездах; он ухватился за ручки, крикнул Стурке, и тот отвязал трос. Увидев, что лодка угрожающе нависла сверху, он изо всех сил оттолкнулся от кормы; в следующий миг налетела волна, и на секунду он оказался под водой, почувствовав во рту вкус морской соли. Когда вода схлынула, лодки рядом уже не было; он сидел один на своем плоту, затерянном посреди гигантских волн; однако через мгновение его подхватила новая волна, и на этот раз у него хватило времени, чтобы бросить быстрый взгляд по сторонам и увидеть на горизонте огни Альмерии. Они служили ему ориентиром, и он начал изо всех сил грести в сторону темного пустого берега.
Книга третья
Преследование
08.00, континентальное европейское время.
Лайм ходил по гаражу с видом человека, которому от усталости все стало безразлично. В самолете ему удалось поспать, но это было двадцать четыре часа назад, а с тех пор время двигалось черепашьими шагами.
Место, в которое он приехал, кишело учеными и научным оборудованием; анализировали все: жирные пятна на полу, комок жвачки, приклеенный снизу к верстаку, радиопередатчик, вещавший на частоте пятьсот килогерц, подключенный к нему магнитофон.
Радиостанции на испанском побережье и Шестой флот установили, откуда транслировалась запись обращения Фэрли, – источник сигнала находился в районе города Паламос. Но из-за большой погрешности в локализации они определили скорее общий район поисков, чем точное местонахождение; потребовалось еще девять часов дотошных обысков в каждом доме, прежде чем удалось обнаружить передатчик.
Гараж стоял в глухом месте на обочине проселочной дороги в пятистах метрах от Паламоса. Его владелец находился в отпуске – улетел в Кейптаун проведать сестру; он исчез девятого января, то есть за день до похищения Фэрли. Имя владельца было Злиас; власти ЮАР разыскивали его у себя в стране, чтобы задать ему несколько вопросов, но пока поиски были безрезультатны.
Впрочем, когда они его найдут, он не скажет им ничего интересного, Лайм знал, как делаются такие вещи. Некий анонимный посредник предложил Элиасу сто тысяч песет, чтобы тот на недельку убрался из города; Элиас потом опишет внешность посредника, и появится еще один подозреваемый в длинном списке людей, с которых следует снять показания. Все это займет гораздо больше времени, чем они могли себе позволить, и Лайм не собирался затруднять себя прослеживанием каждой такой ниточки. Подобные дела поручают младшему персоналу; если они что-нибудь раскопают, то сообщат ему, а если нет, он обойдется и без этого.
Вчера на рассвете Лайм прилетел в Барселону на военном самолете вместе с Чэдом Хиллом и командой агентов и техников, которая была собрана Саттертуэйтом. В аэропорту их встретила смешанная делегация из американцев и испанцев, после чего последовала долгая церемония приема, полная нудных формальностей, которых Лайм не выносил.
Испанский самолет доставил их на Пердидо, где Лайм поговорил с Макнили. Тот рассказал ему, что президент Брюстер объявил о сотрудничестве Вашингтона и Европы в крупномасштабной программе «защитных мер», направленной против предполагаемых революционеров во всем западном мире. Из Пердидо Лайм позвонил по телефону Саттертуэйту; он даже не пытался скрыть своего негодования.
– Это только глубже загонит их в норы. Как я смогу налаживать контакты, если они все уйдут на дно?
– Какие контакты? – В голосе Саттертуэйта слышалось недоумение.
Лайм коротко пояснил: возможно, крохи какой-то информации гуляют по маоистскому подполью; надо попытаться найти длинные языки, которые согласятся сообщить ему какие-нибудь сведения. Один революционер может привести к другому, если только не распугать их так, что они попрячутся по своим дырам.
– Очень сожалею, – ответил Саттертуэйт холодным тоном. – Это был вопрос политики: мы пытаемся предотвратить дальнейшие акты насилия со стороны левых. Теперь уже поздно поворачивать обратно. Постарайтесь сделать все, что сможете, в сложившихся условиях.
В конце этой трансатлантической беседы Лайм высказал просьбу:
– Узнайте для меня группу крови Фэрли.
– Вам это не понадобится.
– Наверно, нет. Но все-таки.
– Хорошо. Как мне с вами связаться?
– Я позвоню сам.
И он повесил трубку.
В гостинице у похитителей действовал свой человек, это было ясно; но потом он исчез – возможно, это случилось в ту минуту, когда поднялась суета в связи с приездом испанского министра, то есть за час или два до похищения. По крайней мере, никаких счетов за стоянку машин в это время обнаружено не было, значит, этот человек исчез еще до похищения. Осторожные переговоры с испанскими гуардианос наводили на мысль, что своим человеком был техник, нанятый за день до происшествия: это был испаноговорящий метис с венесуэльским паспортом, который заплатил главному управляющему пятьдесят тысяч песет, чтобы тот устроил его в гостиницу. Он сослался на то, что ему срочно нужна работа, иначе испанское правительство вышлет его за просроченную визу, выданную ему как иностранному рабочему. Очевидно, венесуэлец был очень убедителен и сумел внушить управляющему симпатию или же управляющего устроила эта сравнительно небольшая сумма. Теперь управляющий попал под подозрение; он был уволен, арестован, и его собирались допрашивать с пристрастием в течение следующих нескольких недель. Все эти операции могли занять на некоторое время небольшую армию бюрократов, но не обещали никаких практических результатов.