Штурмовики идут на цель, стр. 17

Потом я понял еще одну нашу оплошность — мы действовали по шаблону. Летели на одной и той же высоте, по тому же маршруту, что и накануне. Над аэродромом делали все тот же разворот, хотя именно там нас встречали зенитки.

Очень хотелось поделиться своими мыслями с командиром полка, но до меня ли ему сейчас. У него столько забот. Да и напористости у меня для такого разговора с ним не хватало. «Пойду лучше к командиру эскадрильи», — решил я.

Командир эскадрильи внимательно выслушал мою горячую сбивчивую речь, а когда я закончил, сказал:

— Шаблон надо изживать, ты прав. Но это не просто: ты летишь из одного полка, ведущий группы из другого, истребители прикрытия — из третьего. Этим, видимо, займется штаб дивизии.

— Но ведь что-то делать нужно!

— Конечно. Попробую поговорить с командиром полка. А то, что ты предлагаешь, это неплохо, Гареев. Воевать нужно с умом. Иди пока отдыхай.

Но хотя я очень устал, ночью снова долго не мог уснуть. Думал о том же; как отойти нам от постылого шаблона.

Глава третья

Бои, бои, бои

С 12 по 15 декабря шел густой снегопад, авиация не могла подняться в небо. Но вот наконец погода улучшилась, и мы получили возможность помочь нашим наземным войскам, которым в эти дни было очень тяжело. Штурмовая и бомбардировочная авиация работала с большим подъемом. Летчики по нескольку раз в день вылетали бомбить войска Манштейна.

…Под крыльями самолетов — бескрайняя белая степь. Ползут на восток танковые колонны врага. На белом снегу они видны довольно четко, хотя и выкрашены в белый цвет.

Вражеских истребителей не видно. Наше господство в воздухе становится все более очевидным, и мы, штурмовики, чувствуем себя более уверенно.

Я спокойно наблюдаю и вижу, как движутся вражеские колонны, различаю танки, автомашины, артиллерийские орудия. Сейчас бы в самый раз ударить по ним.

Самолет ведущего ныряет вниз. За ним устремляются и другие машины. Мы стреляем из пушек и пулеметов, реактивных установок, сбрасываем бомбы. Один заход, другой, третий! На белом снегу вспыхивают новые и новые костры.

Отбомбившись и отштурмовав, мы уходим на свой аэродром. Потерь нет. А навстречу нам идут все новые и новые группы краснозвездных самолетов. Они довершают то, что начали мы.

Так продолжалось несколько дней. Успехи были очевидными — мы меняли высоту, больше маневрировали, отходили от старых шаблонов.

Авиация активно участвовала в организации воздушной блокады окруженного под Сталинградом противника. Истребители уничтожали вражеские самолеты в небе, штурмовики — на аэродромах. И те и другие действовали как в районе окружения, так и за внешним фронтом, где располагались гитлеровские аэродромы, с которых поднимались транспортные самолеты.

В эти горячие дни мы научились не только штурмовать и бомбить наземные цели, но и сражаться с фашистскими самолетами. Наши Ил-2 успешно справлялись с транспортной авиацией противника. Подойдет, бывало, штурмовик вплотную, ударит из всех пушек и пулеметов сразу — и огромный самолет камнем падает на землю.

Особенно хорошо загорались транспортные машины от наших реактивных снарядов.

Обстановка в этом районе была сложной и переменчивой. Сверху было трудно различить, где противник, а где свои. Поэтому перед каждым вылетом командир полка повторял;

— Обстановка опять изменилась, будьте внимательны, не ударьте по своим…

Идем в заданный район. Видимость плохая. Приходится лететь совсем низко, почти бреющим полетом.

Внизу показалась дорога. На ней — грузовики, повозки, колонны людей. Все это движется куда-то на север, должно быть, на передовую.

При нашем появлении над колоннами взлетают солдатские шапки; это наши приветствуют свою авиацию. Летим дальше.

Внизу рвутся снаряды, то тут, то там вспышки орудийных выстрелов. Идет бой.

Находим фашистскую артиллерийскую батарею, еще раз визуально проверяем и убеждаемся, что это действительно не наша, и начинаем бомбить и штурмовать. От батареи остаются одни искореженные куски металла.

В этих боях я прошел хорошую школу: бомбил аэродромы врага, штурмовал колонны танков, уничтожал артиллерийские и минометные батареи противника. Теперь я не новичок в небе. Чувствую, что смогу выполнить любое боевое задание.

Во второй половине января 1943 года советские войска заканчивали ликвидацию блокированной под Сталинградом группировки врага, но мне не посчастливилось быть участником этих исторических событий.

Как-то утром меня и других товарищей вызвал к себе командир полка. Расспросив о настроении и боевых успехах, он повел такой разговор:

— Однажды я слышал, как вы, Гареев, рассказывали товарищам о заводе, где строятся наши самолеты. Очень интересно видеть, как собирают штурмовики?

— Интересно, товарищ командир. Прямо на глазах самолет растет! — не удержался я.

— Хочешь еще раз на этом заводе побывать? Тут я понял, о чем пойдет речь. Оставлять фронт мне никак не хотелось.

— Второй раз смотреть неинтересно. В первый — другое дело.

Командир полка улыбнулся и взял со стола какую-то бумагу.

— Понимаю вас, Гареев. Однако лететь все-таки придется. Нужно перегнать новые самолеты…

И вот я снова на авиационном заводе. Меня еще тут помнят, встречают как родного.

Беспримерная победа наших войск под Сталинградом окрылила советских людей. Они выше подняли головы и словно помолодели. Всюду только и говорили о битве на Волге и уверенно смотрели вперед;

— Ну, теперь пойдет. Теперь погоним. Раз палка надломилась, до конца сломается…

На стенах цехов, на воротах, прямо на станках рабочие писали; «Слава героям Сталинграда!», «Здесь трудятся по-сталинградски», «Все — для фронта, все — для победы!»

Узнав, что я прибыл из-под Сталинграда, меня поздравляли, жали руки, хвалили. Подростки-рабочие смотрели на меня с нескрываемой завистью.

Теперь я уже не боялся их вопросов. Слава многих наших летчиков-сталинградцев перешагнула уже далеко за пределы фронта. О них-то я и рассказывал рабочим в обеденные перерывы.

Свидетелем многих подвигов наших авиаторов я был сам, о многих слышал от товарищей, читал в газетах. Так что рассказывать было о чем. Например, вот об этом.

…В середине декабря 1942 года танковые колонны гитлеровцев были еще в силе. Неожиданные их удары пробили брешь в обороне наших войск.

В один из таких дней в небо поднялся штурмовик сержанта Нуркена Абдирова. Вместе с другими товарищами он получил задание нанести бомбовый удар по танкам противника.

И вот внизу фашистские танки!

Штурмовики сделали один заход, второй, и вдруг машина Абдирова озарилась пламенем. Первая мысль летчика — выброситься с парашютом. Но внизу территория, занятая врагом.

Пламя обжигало лицо, руки, грудь, но летчик не покидал машины. Дотянув до скопления вражеских танков, он решительно направил свой самолет вниз…

Совершившему подвиг Нуркену Абдирову Родина посмертно присвоила звание Героя Советского Союза.

Как-то, проходя по одному из цехов завода, я услышал знакомый голос:

— Родненький, вернулся!.. Живой!..

Обернувшись, я увидел пожилую женщину с тяжелыми натруженными руками. Ту самую, которая в прошлый мой приезд просила бить фашистских супостатов, не жалея своих жизней.

Я поздоровался.

— Ну, спасибо, родные, обрадовали, — продолжала она. — Побили, отменно побили. Бейте и дальше так же. А мы еще лучше работать будем.

В свой полк я возвращался с хорошим настроением.

Ликвидировав окруженную под Сталинградом группировку врага, наши наземные войска ушли далеко на запад, и мы оказались в глубоком тылу. Но и здесь были видны результаты боевой работы, великой победы Красной Армии. Мимо нашего аэродрома несколько дней тянулись длинные колонны пленных гитлеровских солдат и офицеров, а во время полетов под крыльями наших самолетов проплывали широкие равнины с полузанесенными снегом трупами и разбитой вражеской техникой.