Звезды Эгера, стр. 51
— Коней там было вдоволь.
— Так ты, мошенник, украл лошадь?
— Зачем «украл»! Как только вы, ваша милость, уехали, я велел посадить себя на коня. Меня другие конюхи подсадили — самому бы мне ни за что не взобраться. Так разве я виноват, что меня посадили на чужого коня?
Все общество развеселилось, и Мати получил полное прощение. Гергею больше всего понравилось то, что конюх, даже пьяный, ухитрился удрать.
— Ты откуда родом, Мати? — спросил он, улыбаясь.
— Из Керестеша, — ответил парень.
— Где же этот Керестеш? — спросил Гергей. — Где-нибудь у черта на куличках?
И, конечно, не мог ведь конюх дать такой ответ: «Эх, бедный Гергей! Вы, ваша милость, в один злополучный день узнаете, где находится Керестеш. Когда вы будете, ваша милость, красивым бородатым мужчиной и знатным господином, турок заманит вас в Керестеш, как в ловушку, и закует вам руки и ноги в кандалы. И оковы эти снимет с вас только смерть…»
Через три дня они собрались в путь. Мати ехал в качестве возницы. Четверо остальных менялись ролями и по очереди изображали то дэли, то невольников. Повозка стала одновременно и спальней Эвы.
7
Что дымится там внизу, в скалистом ущелье? Лагерь там или деревня? Разбойничье гнездо или селение прокаженных? Похороны там или свадьба?
Нет, то не лагерь, не деревня, не разбойничье гнездо и не селение прокаженных, а большой цыганский табор.
Под сенью скал, среди кипарисов и маслин, разбиты драные, закопченные шатры. А на лужайке пищит скрипка, гремит барабан и пляшут девушки.
Но это не праздник и не свадьба. Просто цыганки привыкли и дома плясать. В девушках они пляшут, а замуж вышли — гадают.
Вокруг плясуний столпились цыгане. Тут же прыгали и голые ребятишки, подражая девушкам. Даже малыши двух-трех лет, похожие на чумазых ангелочков, кружились и падали на траву. Вместо бубен они били в кокосовые орехи, а вместо вуалей надевали на голову паутину.
Вдруг ребятишки вспорхнули, как вспугнутые воробушки, и помчались к лесной прогалине.
Из-за деревьев вышли утомленные люди, ведя под уздцы коней. Стая ребят окружила их с пронзительным визгом и щебетом. Все подставили ладошки за бакшишем.
— Где старейшина? — спросил Гергей по-турецки. — Все получите бакшиш, но я отдам его только старейшине.
Однако ребята и не подумали бежать за старейшиной, они по-прежнему толклись и визжали вокруг всадников.
Эва уже запустила руку в карман, чтобы кинуть им несколько медяков, но Гергей остановил ее движением головы.
— Айда! — крикнул он и выхватил саблю.
Цыганята от страха бросились врассыпную. Испугались и взрослые цыгане. Кто бросился в шатер, кто в кусты. Остались одни женщины. Они выжидательно смотрели на незнакомцев.
— Не бойтесь, — успокоил их Гергей по-турецки, — мы вас не тронем. Я только детей пугнул, чтобы не галдели. Где старейшина?
Старейшина уже брел им навстречу. На нем был турецкий кафтан, высокая персидская шапка, доломан с большими серебряными пуговицами, на шее висела золотая цепь, в руке он держал толстую палку. Сапоги же он либо забыл надеть, либо считал их ненужными. Так и стоял он босой, тревожно и выжидательно шевеля седыми бровями. Прилипшее к доломану с серебряными пуговицами зернышко фасоли и пятно какого-то желтого соуса доказывали, что старейшина любит плотно позавтракать.
— На каком языке ты говоришь? — спросил Гергей по-турецки.
Старейшина вздернул плечами.
— Да что ж, ваша милость, высокородный барич, на каком языке спрашивают, на том и отвечаю.
— Почему так испугался твой табор?
— Здесь промышляют греки-разбойники. Говорят, их человек пятьдесят. На прошлой неделе в лесу купца порешили. Хорошо, что были тому злодейству свидетели, а то бы на нас свалили.
— Мы не разбойники, а заблудившиеся путники. Едем из Албании. Прослышали об этих разбойниках и потому свернули с дороги. Дай нам проводника, пусть он отведет нас в Стамбул и там пробудет с нами несколько дней. Мы заплатим.
— Хоть десяток проводников дадим, милостивые господа. Тут ведь недалеко.
— Нам нужен только один, но толковый — такой, чтобы знал все ходы и выходы в столице и мог, в случае надобности, подковать коня, починить оружие. Пусть он захватит с собой напильник и молоток. Мы за все заплатим.
Старейшина задумался, потом повернулся к одному закопченному шатру и крикнул:
— Шаркези!
Услышав венгерскую фамилию, всадники вздрогнули.
Из шатра вылез обросший грязью цыган лет сорока пяти. На нем были штаны из коровьей шкуры и синяя рубаха. Штаны на коленях были залатаны красным сукном. Он нес под мышкой доломан и накинул его только на ходу. Когда цыган подошел к старейшине, он уже успел застегнуть доломан, стряхнуть пыль со штанов и даже причесаться при помощи пятерни. Его рябая физиономия вопросительно и тревожно обратилась к старейшине.
— Ты проводишь господ витязей в город и будешь им служить. Положи в суму молоток, напильник и клещи.
Гергей вынул серебряный талер.
— Раздай деньги ребятишкам, старейшина. Спасибо за одолжение.
Старейшина сунул талер в карман.
— Я им сейчас такого дам!..
Детишки живо пустились наутек.
— Что же мне взять с собой? — подобострастно спросил Шаркези по-турецки.
— То, что сказал старейшина. А то вдруг конь раскуется или у мушкета кремневый замок ослабнет… Если у тебя найдется и какое-нибудь целебное снадобье для людей и лошадей, тоже захвати с собой.
— Захвачу, господин. — И цыган побежал к шатру.
— Не устали ли вы, милостивые господа? — спрашивал услужливый старейшина. — А то зайдите к нам, отдохните. Может быть, покушать желаете?
И он направился впереди незнакомцев к своему шатру, который стоял под самой высокой скалой, выделяясь среди остальных шатров в таборе красным цветом.
Жена старейшины расстелила на траве три пестрых коврика. Дочь принялась ей помогать, не сняв даже с головы вуали, в которой плясала.
— У нас есть творог, яйца, рис, масло, хлеб, — говорила женщина, кланяясь. — Коли вы, витязи-красавцы, подождете, я и курочку зажарю.
— Подождем, — ответил Гергей. — А то, по правде сказать, мы проголодались, да и не очень торопимся.
Теперь их окружали одни женщины. Каждая предлагала погадать. Старуха цыганка с обвислой грудью уже присела на корточки и начала встряхивать фасоль в решете.
Гергей зашарил в кармане.
— Прошу тебя, раздай им эти деньги, — сказал он старейшине. — У нас нет никакой охоты гадать.
Старейшина сунул талер в карман.
— Вот я их отважу, не будут приставать! — И, подняв палку, он крикнул женщинам: — Убирайтесь отсюда!
Путники мирно расположились на траве и принялись за разнообразные кушанья, которые поставила перед ними жена старейшины.
— Я вижу, вы весело живете, — ласково сказал Гергей старейшине, отхлебнув большой глоток воды из кувшина. — У вас нынче праздник или девушки всегда так танцуют?
— Завтра пятница, — ответил старейшина, — и они подработают немного у Сладких вод.
Гергей старался извлечь пользу из каждого его слова.
— Мы еще никогда не бывали в Константинополе, — сказал он. — Сейчас едем, чтобы вступить в войско султана. А что такое Сладкие воды?
— Это у турок место гулянья на берегу залива Золотой Рог. По пятницам все богатые турецкие семьи съезжаются туда на лодках. В такие дни и цыганам перепадает несколько пиастров. Девушки наши танцуют, старухи гадают. У нас хорошие гадалки…
— За девушек своих не боитесь?
— А чего бояться?
— Того самого, чего все боятся.
Старейшина пожал плечами.
— Что с ними случится?
— В рабство попадут.
— В рабство? Это и для них неплохо, и нам польза. — Он махнул рукой: — Но турку нужна белолицая женщина, а не цыганка. Наши девушки иногда заходят даже во двор гарема. Сейчас вот танцуют вместе, готовятся — может, завтра их пустят в сераль.