Звезды Эгера, стр. 4

— Раз не играешь в шахматы, то хороший полководец из тебя и не получится, — сказал Цецеи.

— Если б мы бились по-восточному — рать на рать, не получился бы. Но ведь мы-то бьемся по-венгерски — человек на человека. А этому шахматная доска не научит.

— Так, выходит, ты все же умеешь играть?

— Нет, я только знаю, как играют.

— Вот если научишься, — и судить будешь по-иному. За час шахматной игры, братец, можно узнать все приемы настоящего боя.

— Может быть, вы с отцом Балинтом дома всегда в шахматы играете?

— Мы? Никогда! Мы и без шахмат ругаемся почем зря. А ведь и оперились вместе, и жили вместе, и сражались…

Старики дружелюбно переглянулись и чокнулись.

— Но ты, Балинт, согласись хоть с тем, что человек, выгнавший из логова лисицу Морэ, совершил доброе дело. А ведь это дело рук Фердинанда.

Цецеи провел рукой по усам.

— Положим, не только Фердинанда, — заметил Добо, — а обоих королей. Там были оба войска. Злодеяния Морэ уже всем не под силу стало терпеть. Под конец он даже могилы стал разрывать.

— А все-таки больше войска послал Фердинанд.

— Нет, скорее уж король Янош. Фердинанд только велел Балинту Тереку помочь Яношу и отрядил еще пятьдесят рудокопов.

— Чтоб стены рушить?

— Да… С нами и турки были…

— Конечно, под стягом Яноша?

— Да, черт бы побрал таких помощников! Больше грабят, чем помогают.

— Кто, свиньи акынджи?

— Ну да.

— И что же, легко вы справились с замком?

— Не сказал бы, отец. Стены крепкие, стенобитных орудий не взяли с собой ни мы, ни войско Яноша. А много ли сделаешь фальконетами!

— Я бывал там, — заговорил священник. — Это тебе не домик с оградой, а неприступная твердыня. Стало быть, замок они не сдали?

— Нет. Нам пришлось приставить к скале пятьдесят рудокопов. Ох, и работа же им досталась! Что говорить! Кирки высекали искры из камня, а железные балки едва-едва долбили его. Но в конце концов против стольких рук и камень не устоял.

— Взорвали?

— Сперва передали Морэ, что мина заложена. Он ответил, чтобы ждали до утра. Мы согласились. И что же натворила эта коварная лиса? Собрал весь народ и велел им крепко держаться. А он, мол, тем временем украдкой выберется из замка и приведет подмогу. «Ладно! — говорят ему. — Только какая порука, что ты вернешься?» — «Я оставлю здесь своих сыновей, — ответил негодяй, — все золото, серебро и скот. Какой вам еще залог надо?» Он спустился по веревке с крепостной стены — и был таков. Мы, конечно, ничего не заметили в кромешной тьме. Когда же солнце взошло — видим: белого флага на замке нет, парламентер не идет, ворота тоже никто не думает открывать… Мы и взорвали мины. Разве здесь не было слышно? Грохот стоял такой, что горы сотрясались. Стены рухнули, мы ворвались в замок. Солдаты наши до того рассвирепели, что поубивали всех людей Морэ…

— Детей тоже?

— Нет. Детей Морэ мы обнаружили в каменном подземелье. Двух славных черноволосых мальчуганов. Они теперь у короля Яноша.

— А сейчас вы ищете Морэ?

— Я завернул сюда с четырьмя молодцами — думал, нападем на его след. По дороге мы встретили полевого сторожа, у которого он ночевал в погребе. Сторож сказал, что Морэ направился сюда, к Печу.

Госпожа Цецеи обернулась.

— Магда, где Вицушка? — спросила она девушку, которая что-то скребла во дворе.

— Не знаю, — ответила служанка. — После обеда она играла в саду.

— Беги поищи ее!

— Это моя доченька, — улыбнулся Цецеи. — Господь на старости лет послал мне утешение. Вот посмотришь — настоящая маленькая фея Илона! [10]

— А сына у вас нет?

Цецеи, помрачнев, покачал головой.

— Был бы сын, так у меня даже рука выросла бы снова, словно у рака клешня.

Девочки нигде не оказалось. За жарким спором и чтением письма все позабыли о маленькой Вице. Служанкам было тоже не до нее — они нашли себе занятие во дворе. Там витязи подкручивали усы, девушки ходили, колыша юбками, и веселились так, будто витязи съехались к Цецеи на смотрины.

Уже все обшарили вокруг дома.

— Вицушка!.. Вицушка!..

Облазили все кусты, обыскали все уголки в деревне, где обычно играли ребята. Куда же запропастилась тетка Като? Ведь ей было поручено смотреть за девочкой. Заснула, должно быть, старуха. Да видел ли кто-нибудь Вицушку? Никто не видел. После обеда она разговаривала у садовой калитки с каким-то мальчонкой. Кто ж там проходил? Не иначе как Герге. Он вел пасти дедушкиного коня. А где же Герге? И его нет нигде. Наверно, пошел с конем в лес. Вот она, детская беспечность! Сколько раз говорили мальчишке, чтобы не заходил с конем дальше тутовника!

Обыскали весь лес вокруг деревни.

— Вицушка!.. Вицушка!..

Занялись поисками и Добо со своими солдатами. Заглянули за каждое деревце, каждый куст, осмотрели все заросли бурьяна вокруг деревни, все канавки, овражек — не задремала ли где-нибудь девочка.

— Вицушка!.. Вица!..

Плача и причитая, искала своего сына и матушка Герге. Старуху Като нашли в лесу. Она уже давно искала, звала — даже горло надорвала, охрипла совсем.

Наконец перед вечером послышался радостный крик служанки:

— Нашлись!

— Ну, слава богу!

Но, увы, это была только одежда — беленькая сорочка, красные башмачки, желтая юбочка из тафты, рубашка Герге, его штанишки и шляпа. Ребята, должно быть, купались — на мягком песке у самой речки отпечатались следы их ног. Один след — побольше, с растопыренными пальцами, — след ноги Герге. И совсем маленький — след ножки; Вицушки.

Видно, в речке утонули ребята.

3

— Меня зовут Маргит. Вот так и зовите: тетя Маргит, — сказала девушка, сидевшая в телеге. — Я вам сказку расскажу. Сказок я знаю пропасть. А вы сами-то откуда, родненькие мои?

— Из деревни, — печально ответил Герге.

— Из деревни, — пролепетала и девочка.

— А из какой деревни?

— Вон из той.

— Как же называется ваша деревня?

— Называется?

— Да, как она называется?

— Называется? Не знаю, как называется.

У круглолицей Маргит были пухлые губы, всегда точно протянутые для поцелуя, а вокруг носа были рассыпаны веснушки. На шее она носила голубые стеклянные бусы. Турки увезли ее из одного хуторка Шомодьского комитата.

Слушая ответы детей, она только покачивала головой. Потом тайком нарвала лоскутков из наваленного кучей разного белья, навернула их на деревянную ложку и смастерила куклу.

— Это Вицушкина куколка. Платочек у нее желтый, юбочка красная. Мы будем ее одевать, укладывать спать, баюкать и танцевать с нею.

Медленно плелась невольничья повозка.

Рядом брели широкоплечий деревенский парень и молодой рябой цыган. Оба босые. Цыган был в залатанных синих штанах и синем доломане. Из внутреннего кармана доломана торчала грязная воронка деревянной дудки. По другую сторону повозки шли священник в черной сутане и лохматый большеголовый крестьянин. Крестьянину, должно быть, лет сорок. Священник помоложе. Это высокий человек с тонкими чертами лица, без усов, без бороды и даже без бровей. Лицо у него красное, как свекла, одни только глаза чернеют. Несколько дней назад турки поливали его кипятком, требуя, чтобы он отдал им сокровища своей церкви.

Но какие там были сокровища в его церквушке!

А теперь бедняги попали в рабство. На ногах у них цепи, руки скованы у кого спереди, у кого сзади. Парень идет на одной цепи с цыганом, священник — с крестьянином. У парня щиколотки под кандалами обвернуты тряпками. Тряпки уже все в крови.

— Остановимся, — взывал он иногда с мольбой. — Я хоть кандалы поправлю.

Но янычары, болтавшие меж собой по-турецки, не обращали на него внимания и в лучшем случае отвечали сердитым взглядом.

Герге уставился на парня. Какие у него большие руки! А сколько пуговок на поддевке! Вот уж кто не боится! И не будь у него руки закручены за спину, все янычары, наверно, разбежались бы от него.