Звезды Эгера, стр. 106
Яма была наполнена разбросанными в беспорядке белыми гробами. Гробы стояли в известковом растворе; по краям их бахромой свисала высохшая известь. Сбоку, рядом с гробами, из известкового пруда криво торчал усатый мертвец с костлявым лицом. Он был в одной рубахе. Лившийся сверху свет освещал его лицо и затянутую на шее веревку.
Варшани уставился на мертвеца, потом оглянулся.
Эва в беспамятстве лежала позади него на земле.
Тем временем Миклош вел турецкие войска.
Сперва он весь похолодел от страха, а потом решил: только бы выбраться из этого прохода в крепость, и тогда он крикнет так громко, что…
Эта мысль придала ему бодрости, и теперь он, не колеблясь, нес факел то впереди аги, то рядом с ним. Вскоре проход повел кверху. Они шли, поднимаясь все выше и выше. Наконец наткнулись на оштукатуренную стену, сложенную, как и все стены Эгера, из песчаника. Многочисленные трещины свидетельствовали о том, что построили ее давненько.
— Рушьте! — приказал ага.
Под ударами пик и ятаганов штукатурка быстро осыпалась. Трудно было вытащить только первые два-три камня, остальные уже легко поддались силе стальных мышц.
Но все-таки на разборку стены ушло больше часа.
Когда щель раздалась настолько, что в нее мог пролезть человек, ага первым заставил пройти Миклоша.
Они оказались в просторном помещении, видимо служившем винным погребом. Повсюду расставлены были бочки и бочонки. Странно было только то, что само помещение больше походило на зал, чем на погреб. На стене висела оборванная большая картина, а под нею стоял круглый чан. На картине смутно виднелись два лица: одно — скорбное, окаймленное бородой, второе — печальное лицо юноши, припавшего к груди бородатого. Над головой обоих был ореол. Под обрывком картины белела стена.
Наверху раздавались шаги обитателей крепости.
Ага обернулся и сказал вполголоса:
— Оружие на изготовку! Собирайтесь осторожно! Тихо! Тихо! Когда сорвем дверь, не смейте кричать. Если не увидим никого, подождем наших солдат, идущих сзади. Знаменосцы, немедленно взбирайтесь на стену.
Два знаменосца выступили вперед.
Ага продолжал:
— Остальные к воротам, за мной. Пощады не давать! Прежде всего обезоружить стражу и быстро открыть ворота. Поняли?
— Поняли, — глухо прозвучало в ответ.
Ага сделал шаг вперед и замер около железных дверей: он увидел большой чан, наполненный порохом.
Стало быть, они в пороховом погребе и во всех этих бочках не вино, а порох.
Но и Миклош понял, куда они попали.
Стоя возле большого чана, он обернулся. Окинул быстрым взглядом толпившуюся вооруженную ораву. Лицо его стало бледным и вдохновенным. Он поднял горящий факел и швырнул его в порох.
9
Когда гроб опустили, Варшани крикнул наверх:
— Эй, люди!
В ответ на зов в люке могильной ямы появились головы ошеломленных людей. Один был без шапки, другой в ржавом шлеме, прикрепленном ремнями под подбородком.
Варшани снова крикнул:
— Это я, Варшани! Подтяните меня!
Он взял Эву на руки и, шагая по гробам, подошел к веревкам, связал две петли вместе и сел в них.
Его подняли наверх.
У могильной ямы не было никого, кроме двух священников и двух крестьян, спускавших веревки. Они с удивлением уставились на Эву, которая без чувств лежала на траве, куда ее положил Варшани.
— Принесите воды! — сказал Варшани крестьянам.
Но в тот же миг всех оглушил адский грохот и ослепило пламя: из Церковной башни вырвался огненный смерч, взвился столбом до небес, вихрем закружив в воздухе почерневшие доски, бревна, камни, куски дерева и клочья человеческих тел.
Взрыв потряс крепость с такой силой, что все зашатались и упали, словно их придавила невидимая исполинская рука. На землю дождем падали камни, капли крови, оружие, бочарные клепки и щепы.
После взрыва несколько минут стояла мертвая тишина.
Мертвая тишина царила и в крепости и за стенами крепости, в турецком стане.
Все растерянно озирались, ошеломленные, оглушенные.
Небо ли рухнуло на землю, земля ли разверзлась и превратилась в пекло, извергающее пламя, готовое затопить весь мир огненным ливнем, — никто этого не знал.
«Турки подстроили нам гибель!» — такова была первая и единственная мысль у всех обитателей крепости.
«Крепость погибла!» — одно-единственное чувство охватило все сердца, превратило их в камень.
У подножия Шандоровской башни Гергей связывал кружки, наполненные «адским зельем». Волна взрыва отбросила его к висевшим на стене щитам.
Он поднял голову. В небе алел огненный смерч, а в его воронке кружилось черное мельничное колесо. Над колесом головой вниз кружился человек, рядом с ним — оторванная нога.
У Гергея еле хватило присутствия духа прыгнуть под свод башни. И там он замер, оглушенный происшедшим.
Но мгновение спустя все зашевелились. Люди забегали, засуетились, побросав оружие, мчались солдаты, кричали женщины, носились сорвавшиеся с привязи кони.
В турецком стане уже раздавались ликующие вопли, поднимались осадные лестницы, и к крепости волнами хлынули тысячи вооруженных людей.
— Всему конец! — слышалось повсюду в крепости среди стенаний и криков.
Потерявшие голову женщины, схватив детей в объятия или волоча их за руки, бежали по почерневшим от дыма камням и обгорелым, тлеющим балкам. Все спасались, но никто не знал куда.
Казалось, само небо вмешалось в это столпотворение: пошел черный снег. Черный снег! Он падал, да такой густой пеленой, что за десять шагов ни зги не было видно.
Это был пепел. Он засыпал всю крепость, словно хотел облечь ее траурным покровом.
На камнях и бревнах валялись изуродованные трупы, окровавленные, оторванные руки и ноги.
Добо с непокрытой головой скакал на коне и, дергая жеребца за поводья, гнал его туда, где произошел взрыв. По дороге он подбадривал солдат, приказывая им занять свои места.
— Ничего не случилось! — кричал он налево и направо. — В ризнице было только двадцать четыре лагунки пороха.
Офицеры тоже вскочили на коней и, по примеру Добо, успокаивали народ:
— Все на свои места! Взорвались только двадцать четыре лагунки пороха…
Мекчеи в гневе колотил древком сломанной пики оглушенных и неповинующихся солдат.
— Берись за оружие, песий сын! На стену!
Соскочив с коня, он и сам схватил саженное копье и помчался на вершину стены.
— Ребята, за мной! Храбрецы, за мной!
Турок, взбиравшихся на стену, встретили дружными залпами.
С внутренней площади крепости, не ожидая ничьей команды, солдаты ринулись на стены, и тут уж все пошло в ход: копья, сабли, кирки.
Турки беспорядочной толпой то лезли вперед, к крепостным стенам, то откатывались назад. У подножия крепости царила такая же суматоха, как внутри нее.
Большинство осажденных бросились к месту взрыва.
Гергей видел со своей башни, как сквозь редеющие хлопья пепла двинулась к Церковной башне пестрая турецкая рать.
— Останься здесь! — крикнул он Золтаи, а сам, обнажив саблю, побежал к Церковной башне. — Корчолаш, — крикнул он младшему сержанту, шедшему куда-то в глубь крепости, — пойдем со мной!
Сержант был в пяти шагах от него, но даже не оглянулся.
— Матэ Корчолаш! Будь ты трижды неладен!
Корчолаш, глядя себе под ноги, спокойно плелся дальше.
Гергей подскочил к нему и схватил за плечо.
— Ты что, не слышишь?
Корчолаш взглянул на Борнемиссу, точно пробудившись от сна. И только тогда заметил Гергей, что у него из обоих ушей течет кровь. Оглох, бедняга!
Гергей оставил его и помчался дальше.
По дороге он заметил котлы, в которых варилась похлебка для сменившихся с караула солдат. В восьми огромных котлах, в которых варились мелко нарезанные кусочки мяса, клокотала дымящаяся горячая жижа.
Гергей остановился, взял шест для переноски котлов, продел его в ушки котла и крикнул крестьянину, раздатчику супа: