Закон популярности, стр. 25

– Так прямо и забыли? – побежал за уходящим в сторону Васильевым Павел.

– Жизнь идет вперед! – Андрюха крутанулся вокруг куста, уходя от одноклассника, бросился к березе, но попал на скользкий подъем и плашмя ухнулся на утоптанную тропинку. Споткнувшийся об него Быковский повалился сверху. Не успел Васильев отдышаться, как снова затрезвонил его сотовый.

– Васильев, не будь последней сволочью, приходи, – раздался ледяной голос Рязанкиной. – Алевтина говорит, что мы все будем тут торчать, пока ты не появишься.

– Где появлюсь? – От неожиданности Андрюха забыл, что у него ушиблено плечо, что от боли воздух с трудом проходит через горло.

– В школе, идиот! – зашипела Ксюха и дала отбой.

– Поцелуешь, приду, – пробормотал в погасшую трубку Васильев, почесал гудящий после падения затылок и столкнул с себя заходящегося в хохоте Быковского.

– У меня только рука прошла, сейчас вторую сломаю, – задыхаясь от смеха, шептал Павел.

Андрюха сидел на снегу, тупо глядя на свой телефон. Отошедшее было в сторону состояние тоски и безысходности навалилось вдруг на плечи с удвоенной силой. Словно какой-то могучий волшебник дал ему небольшую передышку, а потом, забыв о нем, ушел по своим делам, и все снова стало так же, как и раньше. Совсем плохо.

– Ты чего? – перестал смеяться Быковский.

– В школу надо сходить, – тихо произнес Васильев, нехотя возвращая своему телу вертикальное положение. – Там у нас сейчас весело.

– С нашим классом последнее время не соскучишься. – Быковский снова попытался улыбнуться, но улыбка не задержалась на его губах. – Чего произошло-то? Кто звонил?

– Меня сейчас будут распинать. – Андрюха раскинул руки, роняя подбородок на грудь. – Нынче очень модное занятие. Можешь поприсутствовать. Заодно напомнишь о себе Курбаленко, а то она от меня не отлипает.

– А Ксюха? – Быковский поднялся.

– Мы разошлись, как в море корабли. – Андрюха поднял рюкзак и зашагал вверх по дорожке. – Она теперь с Гребнем. Последнее время считается, что я приношу одни несчастья, а наш незабвенный Гребешков перспективный парень. Да, заодно вдолбишь этим придуркам в головы, что я к твоей драке не имею отношения. А то они на меня всех собак повесили. Раз с деньгами облажался, то и все остальное – я. Шевелись, примерзнешь с непривычки.

Глава девятая

Запрещенный прием

Уроки закончились, и школа теперь была похожа на большой корабль, отдыхающий после тяжелой бури.

Дверь скрипнула, нехотя впуская учеников.

– Куда? – встала им на пути уборщица. – Никаких занятий нет!.. – Но она вгляделась в Васильева и, словно что-то вспомнив, отступила назад. – Ходят и ходят, а мне следи, – проворчала она для проформы.

– Вы не знаете, где девятые классы собрались? – протиснулся в быстро закрывающуюся дверь Быковский. – В кабинете или в актовом зале?

– Так на этаже они и стоят, – ткнула пальцем куда-то в потолок нянечка.

– Это что-то новенькое, – прошептал Андрюха, стаскивая куртку. – На какой реке наши стояли против татаро-монгол?

– На Угре в 1480 году, что знаменовало окончание иноземного ига и положило начало объединению русских земель вокруг Московского княжества, – как по написанному тихо ответил Павел, оставляя свою куртку на прилавке в раздевалке.

– Тебе историком надо быть, а ты в музыканты подался, – покачал головой Васильев, не в силах оторвать взгляда от раздевалки.

Все вешалки здесь были пусты, и только ряд девятых классов чернел куртками и пальто. Выглядело это устрашающе, словно вещи вели свою, отдельную от хозяев, жизнь и даже когда никого не станет, они все так же будут висеть на своих вешалках в шкафах или гардеробах, как память о том, что было, но уже никогда не будет.

Тишину школы нарушил гул далеких голосов, грозный окрик, и снова все замолчало.

Андрюха повернул к лестнице. Не то чтобы он очень спешил. Торопиться ему было некуда. Но слишком уж странные слышались голоса. Словно весь класс вместо того, чтобы держать в кабинете, вывели в коридор.

Когда он поднялся на нужный этаж, то понял, что был недалек от истины.

Оба девятых класса стояли вдоль стенок по периметру холла. Широкими спинами они загораживали окна, поэтому на этаже был тяжелый полумрак, рождающий воспоминания о пыточных застенках и безрадостном Средневековье.

Перед учениками было несколько стульев. На одном из них, закинув ногу на ногу, сидела Алевтина Петровна, за ее спиной пристроился мрачный Червяков. Чуть ли не за колонну отодвинула свой стул Нинель Михайловна и, пока ее никто не видел, быстро проверяла тетрадки. Химичка Людмила Ивановна сидела на первой линии и время от времени морщилась, словно у нее что-то болело. Сергей Герасимович прохаживался вдоль закрытых дверей кабинетов, являя собой пример спартанского спокойствия. Русичка Галина Георгиевна недовольно постукивала мыском ботинка, мельком поглядывая на часы. Физрук Николай Петрович, прозванный Один-Ноль, был здесь как будто не к месту в своем спортивном костюме и с неизменным красным свистком на груди.

Васильев бесшумно вырулил из-за угла и пристроился в хвосте немого строя девятиклассников. Но если его появление еще могло остаться незамеченным, то Быковский вызвал шквал восторженных возгласов.

Не меняя положения головы, завуч отследила глазами перемещения на фланге 9-го «Б» и выпрямилась.

– Васильев, подойди к нам.

Андрюха презрительно хмыкнул и расхлябанной походкой направился к стульям учителей. И только встав напротив Алевтины Петровны, заметил бледную тень психологини около колонны и улыбнулся персонально ей. Ольга Владимировна дернула бровями, словно хотела что-то сказать, но промолчала.

– Ты не на нас смотри, – прервала игру взглядов Алевтина Петровна. – Ты на одноклассников смотри! Имей смелость отвечать за свои поступки.

Андрюха легко повернулся, поднял руку, обвел ею длинный ряд девятых классов, где были и ашки, и бэшки, и с грохотом рухнул на колени.

– Простите вы меня! – выкрикнул он, ладонями звонко ударяя о линолеум. – Простите, дурака!

Остальные его слова поглотил оглушительный хохот. Даже суровая Рязанкина, пытающаяся сохранить при Андрюхином появлении независимый вид, невольно улыбнулась.

– Встань! – Завуч вскочила и раздраженно топнула ногой. – Прекрати юродствовать!

– Так я ж Христа ради, – подполз к ней на коленях Васильев. – Мама в детстве уронила.

Он еще бил себя кулаком в грудь, пытаясь вложить в свои слова как можно больше проникновенности, но его снова не было слышно – девятые классы еле стояли на ногах от хохота.

– Шут гороховый! – ярилась Алевтина Петровна. – Встань!

Андрюха вскочил и стал мелкими движениями отряхивать колени. При этом он ухитрился повернуться задом к школьному руководству.

– Веселитесь, значит? – вышла вперед завуч. Звуки ее голоса потушили разговоры и смех. – Ну что же, сейчас я вас насмешу. Директор приняла решение всему 9-му «Б» классу, сбежавшему сегодня с урока алгебры, поставить двойку и снизить четвертную оценку на балл. А также снизить оценку за поведение.

Все возмущенно загудели.

– Вы хотите знать, кто виноват во всем этом? – легко перекрыла удивленные возгласы завуч.

– А чего тут знать?

– Ясное дело!

– Васильев, кто же еще!

– Васильич – гад!

Андрюха щедро кланялся на каждый выкрик.

– Всегда – пожалуйста, – улыбнулся он одноклассникам.

– Васильев, ты принес дневник? – обратилась к нему Алевтина, поняв, что обычными методами этот балаган не закончить.

– Я принес Быковского, – щурил от удовольствия глаза Андрюха. – А это лучше.

9-й «Б» приветливо зааплодировал. Павла в классе любили.

– Ну что же, – снова опустилась на стул завуч. – Раз вы такие разговорчивые, то объясните мне, что произошло на уроке алгебры и почему Юрий Леонидович отказывается с вами работать.